МОНАСТЫРСКАЯ ЖИЗНЬ
СУЗДАЛЬСКИЙ ПОКРОВ
На квадратных метрах
Есть в России такие исторические места, такие русские-прерусские, что как бы уже и неживые – музеифицировались. Например, Суздаль. Что может рассказать о нём средний россиянин? Он, конечно, вспомнит о Ростово-Суздальском княжестве и туристическом «Золотом кольце», о прекрасных музеях и памятниках старины. Особо эрудированные припомнят также, что в этом городке похоронен князь Дмитрий Пожарский и что до революции здесь было 38 каменных церквей, три женских и один мужской монастырь. А чем сейчас живёт Суздаль, как продолжает церковные традиции? Вряд ли кто ответит.
Пожалуй, единственное, что на слуху последние годы, – это многочисленные истории, связанные с самозваным «митрополитом» Валентином, который в начале 90-х годов создал «автономную церковь» с центром в Суздале. В СМИ, в интернете по сей день вбрасывается информация об имущественных спорах между «гонимым первоиерархом» и «послушными Московской Патриархии государственными чиновниками». Создаётся впечатление, что никакой церковной жизни, кроме как тяжбы о квадратных метрах, в Суздале и нет.
|
Нынче, в начале лета, отправились мы туда в паломничество.
Царская обитель
|
Когда въезжаешь в Суздаль – словно на столетия назад переносишься. Купола храмов, крепостные стены, низенькие сельские домики, утопающие в зелени. Вон впереди золотятся маковки Покровской обители. Возникла она, как часто бывало, по молитвенному обету, и создали её трое святых. Однажды, в 1364 году, незадолго до своей кончины, благоверный князь Андрей Константинович из рода Рюриковичей, княживший на Суздальской и Нижегородской землях, зашёл к суздальскому архиерею – святителю Иоанну. Ему он поведал, что когда плыл по Волге от Нижнего Новгорода, то попал в страшную бурю, так что ладья вот-вот должна была перевернуться. Князь взмолился Богородице, пообещал построить церковь в честь Покрова и основать молитвенную обитель – и только он это сказал, как буря прекратилась. Теперь вот обет надо исполнять. Выслушав князя, святитель послал за архимандритом Евфимием, чтобы испросить совета, где строить новую обитель. Преподобный Евфимий уже при жизни почитался как великий молитвенник. Он благословил строить обитель напротив своего монастыря – в тихом месте, отделённом от города излучиной реки Каменки.
Уединённость и благолепие Покровской обители привлекли взор царствующих особ. Примерно в 1500 году здесь приняла постриг дочь Великого князя Ивана Третьего, которая затем подвижничала 25 лет и была похоронена в усыпальнице Покровского собора. Слава о высокой духовной жизни покровских насельниц шла по Руси, так что когда Василий Третий решил устроить в Москве женскую монашескую обитель, то на игуменство пригласил покровскую схимонахиню Елену (Девочкину). Та привезла с собой 18 монахинь, и так возникла знаменитая Новодевичья обитель, получившая статус первого царского монастыря. Вторым же по значимости «царским» монастырём стал суздальский Покров. Много княгинь и цариц, принуждённых к постригу, заканчивали жизнь в этих стенах. Попав сюда по чужой воле, большинство из них смиренно принимали свою участь, посвятив жизнь молитве и различным ремёслам. Так, например, княгиня Евдокия, супруга двоюродного брата Ивана Грозного, прославилась здесь как искуснейшая на Руси мастерица-вышивальщица.
|
Самой же знаменитой высокородной монахиней Покрова стала первая жена Василия III – Соломония Сабурова, преподобная инокиня София, канонизированная нашей Церковью в 1995 году. Считается, что супруг, обвинив в бесплодности, сослал её в Суздаль насильно. Но, как свидетельствуют летописи, благоверная Великая княгиня ещё до пострига, живя в Кремле, проявляла склонность к строгому монашескому быту и долгой молитве. Отличалась она и милосердием – ежедневно на княжеском дворе кормила множество нищих. И когда появление наследника затянулось, а в окружении государя пошли разговоры, что из-за Сабуровой может прерваться род Рюриковичей, она сама упросила мужа отпустить её в монастырь. Приехав в Суздаль, преподобная София приняла на себя подвиг непрестанной молитвы и труда до изнурения. Известно, что она собственноручно ископала колодец для монастыря. С её прибытием в обители завели золотошвейную мастерскую. Видя подвиги преподобной, многие знатные женщины и девицы Суздаля последовали её примеру и приняли постриг в Покровской обители. В 1542 году, после 17 лет подвижничества, преподобная, «пожив благодарно и богоугодно, к Богу отиде».
Примечательно, что когда в 1992 году монастырь возродился, то первой монахиней его стала матушка София – такое имя для будущей игуменьи выбрал владыка Евлогий. Постриг её он совершил 11 июля в Благовещенской надвратной церкви, где, по преданию, находилась молельня преподобной Софии.
Об игуменье Софии (Комаровой) ещё до приезда в монастырь мы были наслышаны. Многие хвалили её мудрость и доброту, сочетающуюся со строгостью. Обрадовал тот факт, что игуменья – уроженка Севера, до монашества она училась в Пермском медицинском институте, потом работала врачом в Коми-Пермяцком округе. Как рассказывают, часто к больным она выезжала верхом на лошади, поскольку к некоторым деревушкам даже просёлочной дороги не имелось. И вот спустя годы Господь поставил её настоятельницей «царского» монастыря.
Монахини-мастерицы
Въехав на стоянку перед монастырскими вратами, припарковались мы рядом с единственной стоявшей здесь машиной – дорогим внедорожником. «Видно, какой-то высокий чин из Москвы приехал», – мелькнула мысль. Едва успел подумать, как в воротах показался пассажир этой машины – высокий человек в монашеском одеянии. Лицо вроде европейское, но совершенно чёрное. Страшноватого гостя провожала улыбающаяся сухонькая монахиня в мантии и с наперсным крестом. Мать София! Дождавшись отъезда «москвича», подходим под благословение, целуем игуменский крест.
– Матушка, а кто это с вами был? – не смог сдержать я любопытства.
– Наш он, православный, из Индии приехал. Вот паломничает по России.
– Наверное, у вас тут постоянно гости?
– Бывают, но в последнее время в Суздале даже туристов поубавилось. Обычно на новогодние праздники в гостиницах мест не сыщешь, а в нынешний год, говорят, свободно было. Поспокойнее здесь стало.
Игуменья провела нас в трапезную – напоить чаем с дороги. Как оказалось, газету «Вера» она знает.
– Цветники духовные у вас хорошие. И детская страничка – ребусы на ней с детьми отгадываем.
– С какими детьми? – удивляюсь.
– С нашими. У нас же год назад приют открылся. Вот они на фотографии, – матушка показывает на большой снимок, украшающий трапезную. На нём восемь девочек в ярких платьицах, с большими бантами. Лица по-детски открытые, светлые...
– Хоть на первую полосу давай, – говорю вслух и прошу настоятельницу подарить нам цифровой оригинал снимка.
– Это который в компьютере? – озадачивается монахиня. – Ой, не разбираюсь я в этом. Надо Ксению позвать, она всё знает.
|
Пока сёстры ищут Ксению где-то на хоздворе, выясняется, что та не только по компьютерам спец, но и замечательный художник: на стенах трапезной две её картины – натюрморт и морской пейзаж, выполненный в филигранной технике. Её талант оказался ко двору: в монастыре есть мастерские, где сёстры пишут и реставрируют иконы, вышивают золотой нитью. В обители 40 насельниц, и у каждой своё послушание. Это и духовное попечение городского дома престарелых, преподавание в воскресной школе, на богословских курсах, открытых в монастыре для взрослых, чтение лекций в светских учебных заведениях. И просто физический труд на монастырских сельхозподворьях в сёлах Волосово и Менчаково, где сёстрам также довелось потрудиться на восстановлении местных храмов. И это не считая выполнения строгих молитвенных правил. Не удивительно, что за 17 лет Покровская обитель успела взрастить настоятельниц трёх новооткрытых монастырей Владимиро-Суздальской епархии: Николо-Волосова, Свято-Боголюбского и Гороховецкого Сретенского.
…В дверях появилась запыхавшаяся инокиня Ксения: «Матушка, звали?» Мы едва сдержали улыбки: «спец по компьютерам» и художница держала в замасленной руке отвёртку. Оказывается, она ещё ремонтирует автомобили и водит их. От мужчин-водителей женской обители пришлось отказаться, сёстры сами сели за рули «Газели» и других монастырских машин.
«Как же вы терпели?»
Позже игуменья благословила нас побеседовать с ещё одной инокиней, которая занимается историческими исследованиями – есть и такое послушание в монастыре. Мать Анастасия явно была не рада общению с журналистами, поскольку мы её сорвали с урока и в классе остались дожидаться старшие воспитанницы.
– Вот здесь всё есть, что вас интересует, – монахиня положила на стол книги и красочный исторический альманах, изданные монастырём. Как потом оказалось, весьма профессионально, на хорошей научной базе.
– Нам не только старина интересна, – попытался я удержать мать Анастасию, – расскажите о недавнем прошлом. Вы ведь с самого начала здесь, с 1992 года?
– Да, почти.
– И как тут всё выглядело?
– Здесь гостиница была, – вздохнув, сдалась монахиня и начала рассказывать. – В 1923 году монастырь закрыли, потом он практически в руинах стоял, разорили всё, кельи разобрали, в оставшихся помещениях стали селиться жители. Примерно в 60-е годы храмы стали реставрировать – их признали памятником общесоюзного значения, а позже внесли и в список всемирного наследия ЮНЕСКО. В 70-е годы на месте уничтоженных монашеских келий построили деревянные домики в русском стиле – для размещения туристов. Монастырь стал филиалом Суздальского туркомплекса и назывался «Гостиница Покровская». А в 92-м году нам передали Покровский собор, надвратную Благовещенскую церковь и колокольню.
– И всё? А где... жить?
– В колокольне и жили. Там практически ничего не было. Ночевали в помещении наверху, обедали же в арочном переходе между колокольней и храмом.
– А как отапливали колокольню?
– Никак. Была весна, ещё холода стояли, но как-то терпели. А потом вот этот корпус, где до революции богадельня находилась, передали. Постепенно, по этажам – сверху вниз, вплоть до цокольного этажа, когда там бар для туристов закрыли.
– Всё же помещения-то в хорошем состоянии были?
– Многое пришлось ремонтировать, особенно в Покровском соборе: вставлять новые рамы и двери, перестилать полы, проводить свет и отопление, заново четырёхъярусный иконостас устраивать. Сёстры сами писали иконы для него, за три года управились.
– Епархия-то в ремонте помогала?
– Конечно! Архиепископ Евлогий вникал во все наши нужды, консультировал. Он разбирается в таких вещах, ведь именно он был восстановителем и первым настоятелем московского Свято-Данилова монастыря, а позднее – Оптиной пустыни.
– Игуменья у вас строгая? Как она соседство туристов-то терпела?
– Когда надо, то могла и пристрожить. Однажды видим: по территории монастыря лошадь гуляет, – оказалось, у нас кино снимают. Матушка пошла к режиссёру: «Чтобы через пять минут лошадей на территории не было». Сразу послушались. Но чаще она по-доброму договаривалась, стыдила. Больше всего проблем было связано с рестораном, который располагался в Зачатьевском храме.
– Мы его видели – это такой необычный собор с двухскатной крышей и башенкой в торце? Чем-то католическую базилику напоминает.
|
– Его построил Иван Грозный из мелкого кирпича, что было тогда характерно для польской архитектуры. Сама церковь небольшая, она примыкает к восточной стене, а главное пространство занимают большой одностолпный трапезный зал, хлебопекарня и кухни. Изначально это был трапезный храм, чем Турцентр и оправдывал размещение там ресторана. Но нам-то не легче – время полночь, а там гульба, доносятся песни, крики. Без Божьей помощи не выдержали бы. Помолишься – и нет никакой злости, только стыдно за наших русских людей. И жалко их. Ведь это всё-таки храм, и за безобразия в нём рано или поздно придётся платить, потому что Бог поругаем не бывает. А они не понимают... Вообще, самое трудное – общаться на духовные темы именно с туристами. Потому что сюда они приезжают с определённой установкой: я заплатил деньги, чтобы посмотреть диковины и отдохнуть. Мы, конечно, пытаемся как-то народ просветить, и не только туристов и местных. Со всей страны приходят письма, люди обращаются к матушке Софии за советами, просят молитв. Особенно много писем из женских колоний – от женщин, потерявших смысл жизни. Бывает, что только в тюрьме человек и приходит к познанию Бога, просит духовной поддержки. Спрашивают, как молиться, какие книги читать.
Слава Богу, теперь всё позади. В 2005 году нам отдали Зачатьевскую церковь, а в прошлом году – домики, где гостиница была. На нашей территории только музей остался в приказной избе. С музейщиками у нас хорошие отношения. Они нам много святынь вернули, в том числе икону преподобной Софии, написанную в XVII веке, которая находилась у её гробницы в усыпальнице.
– Икону? Но Софию Суздальскую вроде бы канонизировали в наше время...
– Да, мы участвовали в сборе материалов для общецерковной канонизации. При нас было и обретение её мощей. Но в старину она уже считалась местночтимой святой.
– Какие-то чудотворения от мощей известны?
– Они начались ещё до обретения. Был такой случай в январе 93-го. Наши сёстры, как обычно, делали ночной обход территории и заметили возле храма на земле лжицу. Кто её вынес из алтаря и почему уронил? Оказалось, что из храма похищены иконы, крест, святые сосуды. Все насельницы стали молиться Софии, чтобы вор вернул краденое. Через несколько дней его задержали. Следователи спросили, почему он не всё вынес, а часть разбросал на земле. И грабитель рассказал следующее: когда он забрался в усыпальницу, то услышал со стороны гробницы инокини Софии человеческие вздохи. Злоумышленник так испугался, что бросился бежать, теряя по пути награбленное.
Запомнился ещё один случай заступничества преподобной, это было также до канонизации, в 94-м. В тот год была очень снежная зима и весной наша река Каменка так разлилась, что грозила затопить нижние помещения монастыря. В ночь, когда потоп казался уже неминуем, все сёстры собрались в храм на службу, которую возглавил архиепископ Евлогий. Помолились заступнице Софии – и опасность миновала, разлив обошёл стороной, хотя по соседству наделал много бед горожанам. Такой же явный знак преподобная дала нам в день канонизации и обретения её мощей, 14 августа 1995 года. В числе паломников на торжества из Иваново приехала женщина с больной девочкой, у которой на теле были гнойники, не поддававшиеся лечению. Во время крестного хода девочка несколько раз пробегала под ракой с мощами, прикладывалась к ним в храме – и через три дня, когда сняли повязки, обнаружили, что язвы совершенно исчезли…
Матушка уже собралась вернуться в класс, когда я, листая переданные ею книги, спросил:
– А это кто на снимке? Какое простое русское лицо... И взгляд – спокойный, твёрдый.
– Это Мария (Либеровская), последняя дореволюционная игуменья Покровского монастыря, – пояснила мать Анастасия. – Её расстреляли 14 октября 1937 года – в день Покрова Пресвятой Богородицы, то есть на её престольный праздник. Она известна тем, что стояла у истоков монастырского просвещения. В конце позапрошлого века вышел указ императора, по которому на монастыри возлагалась большая миссия по воспитанию народа и предлагалось строить при обителях церковно-приходские школы. Первая такая школа во Владимирской епархии была открыта в Свято-Княгинином монастыре, и как раз туда поступила послушницей Мария. Её сразу поставили учительницей. Потом она учительствовала в монастырях Коврова и Мурома, пока не перевели в Суздальский Покровский монастырь. Здесь при её игуменстве действовала не только школа, но и приют для девочек.
– То есть тот приют, что у вас открыт, – это продолжение традиции?
– А вот об этом вам мать Иоанна расскажет, у неё послушание воспитательницы, – обрадовалась собеседница и поспешила обратно на урок.
В приюте
|
В монастырях я часто замечал, что постоянное послушание накладывает особый отпечаток на характер монаха. Или, может, наоборот, по характеру подбираются послушания? В отличие от сосредоточенной «научницы», с которой мы только что беседовали, мать Иоанна оказалась весьма живой и эмоциональной – ну, настоящая детская воспитательница. И в речи её постоянно проскальзывало профессиональное «мы», когда говорила о подопечных: «Мы научились... Мы теперь можем...» Как и многие сёстры, матушка пополняет своё образование в светском вузе – учится заочно в Шуйском пединституте как раз по своей «специализации». Насколько это важно для монастыря, говорит тот факт, что до перевода «на педагогическую работу» матушка была благочинной монастыря, то есть выполняла самое сложное послушание.
– Диплом педагога вам нужен, чтобы приютских воспитывать? – спрашиваю монахиню.
– Скорее, не их, а их родителей, – отвечает она. – Диплом у меня будет социального педагога.
– А родители здесь при чём? – удивляюсь. – У вас же в приюте сироты.
– Не совсем так. Когда год назад нам передали гостиничные домики, то обусловили это тем, что в них будут жить принятые на воспитание дети. Мы и прежде собирались приют открыть, но тут приходилось всё делать в спешке. И когда мы взяли из детдома первых девочек, то ещё не знали, что придётся иметь дело и с их родителями. Оказалось, некоторые наши воспитанницы родились в местах заключения. До трёх лет матери были с ними, потом детишек отправили в детдома, а мамы остались досиживать сроки. Сейчас мы с ними ведём переписку, иногда встречаемся.
– А сколько у вас всего воспитанниц?
– Всего в течение года у нас появилось девять девочек. Младшие прошлой осенью пошли в первый класс, а старшие – в пятый. Возим их на автобусе в обычную городскую школу. Но пришлось позаниматься: приглашали дефектолога, логопеда, музыкального работника.
– И как они, справляются?
– Слава Богу. Хотя взяли мы их совершенно запущенными, младшие ни цифр, ни азбуки не знали.
– Неужели в детдомах с ними не занимались?
– Как бы это сказать... Девочки не могли даже элементарно себя обслужить, еду с тарелки брали руками. Были как волчонки, глаза дикие-предикие, боялись всего. И у всех задержка речи: говорили отдельными словами-фразами, связать их в предложение не могли. Возможно, с ними и пытались заниматься в детдоме, но тут дело такое – как ни старайся, но без материнской ласки ничего не получится. Если у ребёнка в раннем возрасте нет мамы, то обязательно какие-то психические задержки появятся.
– Говорят, что воспитывать надо, пока ребёнок поперёк лавки лежит.
– Пять лет – ещё не поздно. За год мы речь им всё же поставили, постоянно с ними говорили, в том числе на прогулках. Сядем на поляне: «Скажи, что ты видишь? Какие цветы?»
– До каких лет вам дали их воспитывать?
– До совершеннолетия. Кроме первых четырёх девочек, которые у нас на религиозном патронате.
– А это что такое?
– Мы их просто воспитываем, а они по-прежнему приписаны к детдому.
– Нравится им здесь?
– На третий день девочки-восьмилетки меня спросили: «А вы нас никуда не отдадите?» В ответ спрашиваю: «А что, вы ещё куда-то хотите?» Одна девочка чуть не заплакала: «Нет! У меня никогда новой кофты не было, никогда не было таких колготок». Вот так. Когда спрашивают их, что именно им здесь нравится, говорят: здесь хорошо кормят и с нами занимаются. Им очень нравится заниматься...
|
Мать Иоанна улыбается, замолчав, – не будет же она прямо говорить, что детям нравится не просто забота, а настоящая любовь воспитательниц. Прошу её рассказать о детишках, что запечатлены на фотографии.
– Вот в верхнем ряду по краям стоят две родные сестрёнки, 8 и 7 лет, – показывает она на снимок. – В конце декабря, перед Рождеством, нам позвонили из приюта: у нас две девочки, не знаем, куда девать, хоть на улицу выгоняй. По закону они не могут их держать у себя больше года. Мы поехали, нашли маму. Она в деревне обретается – ни работы, ни собственного жилья. Привезли её в монастырь, показали, куда мы девочек определим. Мама тут же написала согласие. Когда привезли девочек, то они первое время никак не могли наесться, тихонечко так тянули со стола и прятали. Мы объясняли: «Девочки, ну ведь никто не унесёт. Смотрите: вот кладём сюда печенье, потом, когда захотите, придёте и возьмёте». Долго боролись мы с этим.
Сначала мы определили их учиться в православную гимназию. Буквально на третий день нам сказали: ваших девочек на будущий год надо отдать в первый класс, они даже азов не знают. Деваться некуда, стали мы с ними сами работать. Занимались без выходных, без праздников, каждый день. Написали от руки буквы, цифры и развесили везде в спальне девочек. И на прогулках постоянно вопросы: «Это что за буква?» Писали на снегу, на земле, складывали пальцы: «Это сколько будет?» И догнали всё ж таки. Те диктанты, которые писали дети в школе, написали и наши девочки. Без единой ошибки. И с математикой справились.
Сестрёнки даже в лицах изменились, особенно старшенькая. Когда её привезли и я увидела выражение её лица, то сразу подумала: только в коррекционную школу! И в гимназии мне предлагали её в спецшколу отдать. А вчера мне малыши сказали про неё: «Матушка, почему у нашей Анастасии так сильно лицо изменилось?» Я удивилась: «Как изменилось?» Они говорят: «А она была такая некрасивая, а сейчас стала такая красивая!» Смотрю, и правда! Я ведь уже забыла, какой она приехала.
– А вот на снимке малышка, между сёстрами стоит, про неё тоже расскажите, – прошу воспитательницу.
– Девочка очень пластична, на шпагат садится и поёт хорошо, голос такой чистый. Но в учёбе отставала, рука была совершенно не поставлена, писать не могла. Стали мы с ней собирать мозаики, бусы, вышивать. Впрочем, проблема с моторикой рук была у всех девочек. Решали мы её так – крупу смешаем, на стол высыплем: «Девочки, какую сегодня кашу хотите покушать?» Они: «Вот такую, рисовую». «Ну, давайте рисовую, отбирайте зёрна».
– Вы их на все церковные службы водите?
– Пока только на воскресные. Там они причащаются, раз в неделю. Даём им детские православные книжки, про каждый праздник объясняем, про святых. Однажды рассказали про мученицу Юлию, и наша воспитанница Юля несколько дней ходила: «Я – мученица!» Пять лет Юляше тогда было, пытались объяснить, что мученица не она сама, а её небесная покровительница. Вообще она очень умная и любознательная девочка. Вот она на снимке – в первом ряду слева, в тёмном платьице.
Мамы и матушки
– А по родным мамам ваши девочки не скучают? – задаю воспитательнице «трудный» вопрос.
– Они не знают своих родителей, – грустнеет матушка Иоанна. – Вот у Юляши мама освободилась в декабре и у нас не появлялась до мая. Тут ей пришло письмо, что её лишают родительских прав. Приехала. Я прошу её: «Знаете, не хотелось бы, чтобы у девочки возникла травма от встречи. Она же не знает про ваше существование. У неё свой мирок, который ежедневно видит: вот собачки бегают, вот сёстры за ней ухаживают. Входить в него постепенно надо...» Мама оказалась умной женщиной, всё поняла. Привожу её к дочери, представляю, она просит: «Юленька, давай я тебе волосы причешу, заплету». Девочка отвечает: «А мне надо спросить мать Иоанну, разрешит она или нет». Я говорю: «Да, конечно, пусть причешет». Юля: «Так у меня ж красивая причёска, она ж мне испортит!» «Не испортит. Может, лучше сделает». Ну, пошла она за расчёской, сели вместе. Я оставила их двоих. Потом мама ко мне вышла, слёзы в глазах, рассказывает:
– Я спросила у дочки: «Юля, у тебя есть мама?» Она ответила: «Есть». «А как её зовут?» – «Мать Иоанна». – «А ещё есть у тебя мама?» – «Есть!» – «А её как зовут?» – «Матушка София». – «А ты маму-то любишь?» Она: «Очень, она у меня самая лучшая». Вот так... Надо ли мне со своими чувствами вклиниваться?
И уехала, ничего дочери не сказав.
А был у нас и другой опыт. Есть ещё одна очень умная девочка, Арина её зовут – на фото во втором ряду справа. Её мама также в декабре освободилась. А мы как раз перед Новым годом поехали с детьми в детдом, куда нас пригласили на ёлку. Входим, и тут подбегает какая-то женщина к Арине: «Я мама твоя, твоя мама!» Девочка стоит, ничего не понимает. Я, конечно, женщину сразу отвела в сторонку: «Разве так можно ребёнка пугать? Постепенно надо...» Но ей не объяснишь – она ночью освободилась, днём уже здесь. В итоге этой нежданной встречи девочка стала заикаться. Мама стала приезжать в месяц по два раза и всякое обещать: вот мы кроватку тебе такую купим, мы тебе такую комнату сделаем, я тебе то куплю, это. Девочка ждала. А потом говорит: «Мама обещала, а ведь не забрала меня и ничего не купила!» Я ей стала объяснять, что сейчас она забрать не может. Два месяца мы её отхаживали, наконец девочка успокоилась. Не так давно мама приехала. Я была в другом здании, вижу в окно – Арина бежит, кричит: «Где мать Иоанна?!» А мама за ней следует: «Подойти, хоть с братиком поздоровайся». Она с маленьким сынишкой приехала. Девочка отмахивается: «Я у матери Иоанны спрошу!» Такие вот страсти. Я, конечно, говорю: «Арин, иди поцелуй маму». Но детскому сердцу разве прикажешь?
– Матери, глядя, как при монастыре их чада живут, о чём-то задумываются?
– Возможно. Пока что только Юлина мама мне сказала: «Я всегда мечтала именно о такой дочери». Ей в заключении три первых года давали дочку кормить, и в последний год она видела следующую картину: вбегала Юляша в детскую, малышей била, всё отбирала, говорила: «Отстань». А сейчас совершенно другой ребёнок, добрый.
– Если добрый, почему не забирает?
– Может, видит, что здесь хорошо девочке. У них ведь очень много проблем после освобождения, с адаптацией, с работой. Не знаю... Если посвятишь жизнь дочери, то своя теряется, – наверное, так рассуждают. Кроме того, если с ребёнком в первые годы мало общался, то потом родственные связи трудно складываются.
– Вы не боитесь, что, взрастившись в тепличных условиях, ваши воспитанницы потом не приживутся в миру?
– Что значит «приживутся»? Если сейчас их оторвать от монастыря, когда психика не сформировалась, то это и вправду будет травмой. Но к годам четырнадцати девочки станут цельными личностями, смогут выбирать свои пути-дороги. И почему мы считаем, что только злые люди хорошо устраиваются в этом мире? Напротив, добрые очень ценятся, у них и семейная жизнь будет крепкая. Ведь часто семьи распадаются из-за нетерпимости, отсутствия смирения. Нетерпимые всё время пробуют новое и ничего не находят. А смиренные находят своё счастье.
Вообще же мы не готовим своих воспитанниц к монашеству. Конечно, атмосфера у нас особая. Как-то поехали с нашими малышами в кукольный театр. Все дети в холле шумят, бегают. Наши были шокированы: «Чего они так кричат?» Терпели-терпели, а потом говорят: «Мы ещё долго тут будем?» Или вот к нам преподаватели приходят и удивляются: «К вам заходишь, вроде девять детишек сидит – а тишина, словно один». О чём это говорит? Лишь о том, что наши дети воспитаны. Они тоже побегать горазды, очень живые, но знают, что это можно только на улице, не дома. Я думаю, что в миру такое воспитание будет больше востребовано, чем расхлябанность, заметная в современных детях.
– А сейчас вашим воспитанницам что нравится?
– Гулять мы любим. На угощение ходить в ресторан, где нам раз в неделю стол накрывают с мороженым. А перед этим добрые дела зарабатываем. А доброе дело – это у нас что? Слушаемся, не балуемся. Вот такие, простые пока вещи.
– В монастыре 40 сестёр, они детишек не балуют?
– Нет, к воспитанию допущены только я и мать Афанасия. Если кто и балует, так только одна матушка игуменья.
Матушка София, подошедшая к нам в конце разговора, нарочито удивилась:
– Да я, наоборот, строжу их. Говорю: едь помедленнее, а то упадёшь с велосипеда. Второй раз сказала, третий, и – раз! – упала. Не слушают меня.
– Да потому и не слушают, что вы их балуете, конфеты даёте, – рассмеялась воспитательница.
– Ну да, угостишь их, а они сразу бегут к тебе или к Афанасии разрешения просить: можно скушать или нет.
На этой добродушной пикировке наше интервью и закончилось.
* * *
|
Перед отъездом мы успели обойти монастырь и поклониться святыням. Посмотрели и на «гостиничные» домики, в которых теперь живут и учатся дети. Срубленные в сказочном русском стиле, они словно для них изначально и были предназначены. Было уже 17 часов, музей, который ещё остался на монастырской территории, окончил работу. И молодые монахини со скрипом закрывали старинные кованые ворота – вход в обитель. Только сейчас я отметил, что не встретилось ни одной пожилой монахини – все молодые и очень деятельные. Было радостно сознавать, что здесь, в самом центре России – в древнем монастыре и детском приюте, под Покровом Божией Матери взрастает будущее нашего православия.
Михаил СИЗОВ
Фото И. Иванова и с изданий Суздальского Покровского монастыря
 | назад |
| вперед |  |
