Представьте себе высокий, чуть не до неба, храм, по которому гуляет ветер, проникая сквозь дыры в крыше и пустые оконные глазницы. Он такой огромный внутри, что просто теряешься. Но вот слышится пение священника – за себя и за хор, ты идёшь на звук и оказываешься в круглом алтаре одного из пустующих приделов – по размеру он не меньше, чем школьный спортзал. Прямо в нём, в старом дореволюционном алтаре, и устроили церковь, развесив по стенам иконы. Таким мне увиделся Преображенский храм в Малодорах – оживший кусочек дореволюционного наследия. Постоянно в нём молится всего несколько человек. В этот пустовавший храм привёл их Господь разными путями. О двух судьбах – иеромонаха и простой прихожанки – хочется рассказать.

Ещё в начале лета, когда я был в посёлке Октябрьский Устьянского района Архангельской области и встречался с иеромонахом Валентином (Егоровым), батюшка предложил мне съездить к нему на приход в село Малодоры. «Там огромный Спасо-Преображенский собор мы восстанавливаем, – сообщил он. – Таких больших храмов я не видел не только в Архангельской области, но и в других епархиях. Ему в этом году 180 лет исполняется».

И вот ранним утром, вместе с иеромонахом и его мамой Лидией Степановной, мы отправились в путь на легковой машине. Своей машины у батюшки нет, на службу попасть – приходится договариваться с частниками или ездить автобусом. От райцентра до Малодор километров тридцать, так что было время расспросить священника.

– До революции здесь, в Устьянском районе, было 16 храмов, – рассказывает батюшка. – К 1940 году все закрыли. Сейчас они стёрты с лица земли или лежат в развалинах. Более-менее сохранилась только Преображенская церковь, она оказалась не по зубам богоборцам. Но колокольню, с которой звон раздавался на 20 километров, всё же сумели сломать. Внутри храма разместили ремонтно-тракторные мастерские, всё закоптили, загадили, а потом бросили здание с разбитыми окнами и дырявой крышей. Ох, много теперь работы...

– Батюшка, а как вы на этот приход попали? И как в монашество пришли? Дорога долгая, может, расскажете? – попросил я отца Валентина.

И он стал вспоминать:

– Когда в 95-м году я взялся организовать приход в Шангалах (об этом мы писали в очерке Несгоревшая память, №592 «Веры»), то увидел себя во сне в монашеском клобуке и подряснике. Тогда я ещё не знал, что это за головной убор. Потом я был церковным старостой, одновременно пел в церковном хоре. И настоятель наш, отец Михаил Савочкин, начал уговаривать меня стать дьяконом. «Давай, – говорит, – я буду хлопотать перед епископом Тихоном, храму дьякон нужен. Знаешь, какая служба будет красивая!» А чтобы мне стать дьяконом, нужно, по церковным канонам, жениться. Невесты у меня не было, этот вопрос так быстро не решить, а батюшка торопит – и меня рукоположили в дьяконы целибатом.

С отцом Михаилом служил я недолго. Он сам родом из Шарлыкского района Оренбургской области – со своей матушкой приезжал на Север миссионерствовать. Но через два года по состоянию здоровья и семейным причинам они вынуждены были вернуться. Оттуда, с Оренбуржья, стал он мне звонить: «Переводись к нам, Бог даст, рукоположат тебя в иереи». Священник им нужен был для соседнего села Секретарка – местный староста сбился с ног в поисках настоятеля. Потом и сам староста этого храма, Николай Дмитриевич Зяблов, стал мне звонить. В конце концов они меня уговорили. Подал я прошение на имя владыки и в январе 2003 года уехал к отцу Михаилу.

Какое-то время служил с отцом Михаилом в селе Северное, а староста Николай Дмитриевич всё не отступал от меня: «Давай поедем в Оренбург к владыке Валентину. Я буду хлопотать, чтобы тебя рукоположили во священники и направили к нам на приход». Наконец в начале Великого поста мы с Николаем Дмитриевичем и с его духовником, известным на всю Россию старцем схиархимандритом Серафимом (Томиным), поехали в Оренбург. И вот ведь какие удивительные бывают совпадения! К владыке мы приехали 2 марта, а 1 марта из Москвы в Оренбург пришла весть: указом Святейшего Патриарха Алексия II архиепископ Валентин возведён в сан митрополита. А схиархимандрит Серафим является не только духовником всей Оренбургской епархии, но и самого владыки Валентина. Так что попали мы очень кстати...

– Получается, за вас просил сам старец Серафим? – прерываю рассказ священника.

– Да, так повезло, – подтверждает иеромонах. – У отца Серафима удивительная судьба. Родился он в 1923 году. Едва научившись ходить, стал прислуживать при храме. В 1937 году принял монашеский постриг, – кажется, никого по монашескому постригу старше его в России нет. В своё время он много претерпел за веру, потерял один глаз, потом спасался в Свято-Пантелеимоновом монастыре на Афоне. Затем, вернувшись в Россию, в качестве благочинного восстанавливал Свято-Даниловский монастырь в Москве, потом – Киево-Печерскую лавру.

Не раз я убеждался, что старец Серафим обладает прозорливостью. Он многое мне предсказал наперёд, хотя об этом пока нельзя говорить. К нему со всей России едут люди за молитвенной помощью. Я слышал, как при мне звонил ему и Патриарх Алексий, советовался по каким-то важным церковным вопросам. Ещё батюшка Серафим очень строг, далеко не всех благословляет на постриг. В Оренбургской епархии он по афонскому уставу основал Свято-Андреевскую обитель и брал туда только девственников. Разведённые, отсидевшие в тюрьмах в обитель не принимались. Поэтому у него и братии немного. В то время, когда я там был, всего 17 человек подвизалось.

– А почему монастырь он устроил именно в Оренбуржье? – не понял я.

– Так ведь старец родом оттуда, из Шарлыкского района. И отец Михаил Савочкин – его земляк. Собственно, сам старец Серафим и благословил его строить храм в селе Секретарка и, конечно, был заинтересован, чтобы там появился священник. Вот так чудесным образом всё складывалось в мою пользу.

Когда мы пришли в дом митрополита, отец Серафим, несмотря на свои старческие немощи, сказал бодрым голосом: «Владыка, я вас поздравляю с возведением в сан митрополита, аксиос!» Все мы были преисполнены возвышенных чувств. «Владыка святый, – дальше продолжает батюшка, – ну что же это такое творится? Николай Дмитриевич построил такой замечательный храм в селе Секретарка, и там доселе нет священника. Люди ведь верующие, хотят исповедоваться, причащаться, а священника нет уже семь лет. Ну что же это такое творится?!» Митрополит внимательно выслушал его, а потом и говорит: «К своему стыду, я ни разу в Секретарке не был. Ну да ладно, будем думать, как туда священника поставить». И тут они сразу меня представляют. Митрополит стал задавать мне вопросы, побеседовал. «Хорошо, – говорит он, – я вас благословляю в Свято-Никольский кафедральный собор на послушание. Пока там послужите, а потом посмотрим».

Где-то недели через три настоятель собора отец Василий Лишенюк спрашивает меня: «Отец Владимир (в сане дьякона я был Владимиром), слушай, ты вообще имеешь представление о монашестве, в каких-нибудь монастырях бывал?» «Да, мне доводилось служить в Антониево-Сийском монастыре, – отвечаю ему. – Я в хороших отношениях с архимандритом Трифоном. Монахи Сийского монастыря шутили: курица не птица, целибат не человек». «Вот и хорошо, – говорит отец Василий. – А то мне владыка сказал так: “Я его не рукоположу во священники, пока он не примет монашество”». И вот после этого разговора меня направили в Свято-Андреевский монастырь принимать монашеский постриг. Ещё рукополагаясь в дьяконы, будучи неженатым, я прекрасно понимал, что путь только один – монашество. И вот Господь управил всё своим чередом. Недели через полторы меня постригли в мантию в честь священномученика Валентина Дороскольского, небесного покровителя владыки Валентина. Тогда же, весной 2004-го, рукоположили в иеромонаха.

– А как вы на родину обратно вернулись? – спрашиваю отца Валентина.

– Вскоре умер у меня отчим. Мама осталась одна и после смерти близкого человека сильно заболела. У неё я только один остался, а её нужно было срочно спасать: везти в больницу в Архангельск, ухаживать. Митрополит вначале не хотел меня отпускать, и опять мне помог схиархимандрит Серафим, который вступился за меня: «Владыка, а что его держать?! Он будет у нас, а всеми мыслями там, на родине, с матерью. Так что отпустите его, не держите». И я вернулся в Устьянский район.

С мамой только в архангельскую больницу пришлось ездить четыре раза, болезнь оказалась серьёзной. В Октябрьском, в нашем райцентре, я был вторым священником. А потом, в 2006 году, владыка назначил меня в Малодоры настоятелем Спасо-Преображенского собора и прихода села Шанга.

– Получается, вам доверили восстанавливать самый большой в епархии храм. Не боязно было браться?

– Если так, со стороны посмотреть, то, конечно, руки опустятся. Но когда вникнешь в это дело...

Такой огромный собор здесь построили потому, что людей жило много. До революции в этой волости находилось 22 деревни, это более пяти тысяч человек. И все они были верующие, в церковь ходили. Сейчас от деревень осталась половина, а жителей – около тысячи человек, и далеко не все верующие. И большой храм здесь вроде теперь ни к чему. Но восстановить его вполне реально. Дело в том, что в советское время тут был передовой колхоз Костылевский, много скота держали, много зерна намолачивали. Лучшие работники колхоза, орденоносцы в последние годы пришли к Богу. А кто не стал верующим, всё равно в стороне не остаётся. Вот рядом с храмом живёт Борис Иванович Кузнецов, он всю жизнь был коммунистом, работал в Ленинграде, там стал кавалером орденов Ленина, Октябрьской революции, Трудового Красного Знамени. Выйдя на пенсию, вернулся в родное село. Он и поныне верен коммунистическим идеям. В церкви я его ни разу не видел, но если мы объявляем субботник по уборке церковной территории, то является одним из первых. То есть люди хотят вернуть былую красоту.

Нежданно появились и средства. Когда от колхоза оставались рожки да ножки, группа предприимчивых молодых ребят выкупила его акции и ещё нескольких ближайших совхозов. Создали они ТО «Малодоры», сейчас это агрофирма «Устьянская». На сегодняшний день это самое крупное и самое передовое сельхозпредприятие района. Суточный надой молока – 15-16 литров на корову. Масло и молоко теперь поставляются за пределы района, их можно купить в Вельске, Архангельске, Северодвинске и ещё в нескольких городах и районах Архангельской области. Сбыт налажен также на Вологодскую область и дальше на юг – в сторону Москвы. И храму нашему агрофирма очень помогает – она главный наш попечитель.

…Тем временем машина подъехала к селу. Слева от дороги на высокой горе открылась деревня Спасская с величественным Спасо-Преображенским собором. Чтобы туда подняться, нужно проехать вдоль горы до начала улицы, которая ведёт к храму. Я попросил водителя остановиться и решил оставшуюся часть пути пройти пешком. Чем выше в гору, тем красивей панорама. От собора прекрасный вид не только на село, что раскинулось под горой, но и на всю округу – с оврагами, дальними лесами и полями. Умели наши предки выбирать места для храмов! Обхожу собор со всех сторон. Раньше вокруг него располагалось большое кладбище, внутри церковной ограды. Но от него ничего не осталось, только какие-то огромные бетонные нагромождения, как от дотов, ямы да холмы. Что-то хотела построить новая власть, да бросила.

Вхожу в собор. Огромное внутреннее пространство пока что представляет собой большое поле голой земли под протекающей крышей. Раньше здесь было три придела – в честь Преображения Господня, Покрова Богородицы и святителя Николая Чудотворца. Сейчас для богослужений приспособлено помещение алтаря центрального придела. Иконостаса ещё нет, окна заделаны досками, внутри холодно и гуляет ветер. Как здесь батюшка служил зимой – непонятно. Отец Валентин простужен, постоянно болеет. После того как в храме начались службы, некоторые старинные иконы обновились. Иконы висят на стенах между окон и расставлены на подоконниках.

На богослужение пришло около десяти старушек. Лидия Степановна, мама батюшки, продаёт им свечи, помогает правильно подать записки. Батюшка служит один, ни хора, ни других помощников у него нет. Когда он поёт, то замечательная акустика, усиливая его голос, разносит по всему храму и поднимает высоко под купол.

Специально на службу из села Шангалы (это более сотни километров) приехала Нина Ивановна Бурцева, которая раньше жила в деревне Спасской. Нина Ивановна – известная рукодельница и мастерица, своими изделиями (подушечками, ковриками, вышитыми гобеленами) обеспечила уже всю округу. Последнее время она плетёт иконы из бисера, вот и сейчас в подарок церкви привезла две большие иконы.

После службы, когда мы вышли на улицу, я разговорился с мастерицей.

– Мой дом вон там, на горке, стоял, – показала она рукой. – Ниже собора ещё одна церковь была, деревянная, там клуб сделали, кино крутили. Так я всю свою молодость в этот клуб на танцы пробегала. Тогда мы не понимали, что это грех. А когда кино шло, то точно так же сильно по всему храму эхо раздавалось, как здесь. Как храмы закрывали, я не помню, потому что родилась позже. А вот мой дядя, он и сейчас живой, рассказывает, что когда колокола сбрасывали, то внизу специально камней навозили, чтобы, упав, колокол о них разбился. Вручную-то не смогли бы расколоть. Пытались и сам храм сломать. Когда здесь была МТС, то решили расширить ворота для въезда техники – зацепили тросом за кирпичное столбовое перекрытие и потянули трактором. Порвали несколько толстенных тросов, а столб так и остался стоять.

Нина Ивановна и её муж Валентин Иванович предложили подвезти нас до Октябрьского. «Интересно получилось, – подумал я, – по дороге в Малодоры расспрашивал я священника, а на обратном пути буду “пытать” прихожан». Узнав, что свои иконки из бисера Нина Ивановна раздарила уже многим храмам и просто знакомым людям, спросил у неё:

– Но это, наверное, дорогое удовольствие?

– Ничего, мне нисколько не жалко, – отвечает мастерица. – Очень нравится заниматься этим делом. Пока жива, всем своим детям и внукам образа сделаю, пусть помнят.

– А сколько денег ушло хотя бы вот на эти две иконы, что привезли в Преображенский собор?

– Около двух тысяч на икону, это только на бисер. Я его заказываю в Москве. Одну икону делаю месяц, иногда побольше. В пять утра встаю, помолюсь и принимаюсь за работу. И целый день так работаю, с молитвой, иногда отвлекаясь на дела домашние. Мне нравится рукодельничать, лучше иной раз пол не вымою, а подольше над иконой посижу.

– И где вы научились рукоделию?

– С детства мама научила – делать покрывала, ковры, накидки на диваны и кресла. Их у меня тоже много, по всей России разошлись, до Дальнего Востока. А плетению из бисера научилась по самоучителю. Раньше просто на полотне вышивала, а сейчас у меня специальный станок, на нём хорошо получается.

– А к Богу-то давно пришли?

– Да где уж давно – недавно, – отвечает за супругу Валентин Иванович, одновременно следя за дорогой. – Ничего мы не знали, никаких постов не соблюдали. Три года назад Великим постом поехали на своей машине в Вологду на юбилей родственника. Весь день там гуляли, а утром в Страстную пятницу отправились обратно домой. И вот я еду, а у меня как будто руки парализовало, будто оцепенение какое нашло: машиной управлять не могу. И мы на полной скорости улетели в кювет, несколько раз перевернулись, дверка вылетела, сиденья отлетели. Я рёбра поломал, жена тоже вся поломанная, в шрамах в больнице пролежала полмесяца. Потом долго не мог понять, что это такое со мной случилось, почему руки-то вдруг перестали слушаться? А потом понял: нас Бог наказал, потому что согрешили, пьянку на Страстной седмице устроили. Только за ремонт машины пришлось заплатить 20 тысяч, да ещё всякие непредвиденные расходы вылезли. Как только поправились, сразу же поехали в церковь креститься и венчаться. Теперь в Великий пост не гуляем и вообще в церковные праздники не работаем. Потому что и другие знаки были: как в праздник картошку посадишь, так она обязательно не вырастет. Дочка вот хотела постирать бельё на Пасху, так у неё стиральная машина сгорела. Лучше с Богом жить, не гневить Его.

Валентину Ивановичу около семидесяти. Он рассказывает про аварию, про Божье наказание и, как заправский автогонщик, лихо несётся по дороге на своих стареньких «Жигулях». Поглядел я на спидометр, а там стрелка убежала за сто километров. И это по сельским дорогам – с колдобинами, рытвинами, неожиданными поворотами... Эх, русский человек! Уж если разуверится, так дойдёт до самого дна. А если поверит – всю жизнь свою отдаст на волю Божию. Может, за это и прощает нас Господь?

* * *

Возвратившись домой, я долго с большой теплотой вспоминал поездку в Устьянский район, где встретил много замечательных людей и приобрёл новых молитвенников. Переживая за здоровье отца Валентина, недавно созвонился с ним, спросил, как идут дела.

– Да ничего, слава Богу, всё хорошо, – слышу в трубке знакомый голос. – Занимаемся ремонтом собора. За лето многое успели сделать: иконостас поставили, ту часть, где мы служим, оштукатурили внутри и снаружи. Главный купол перекрыли, кресты ждём из Ростовской области, скоро привезут. Сейчас окна вставляем, надеюсь, что эту зиму мёрзнуть не будем. Да, – вспоминает батюшка, – у меня появился певчий – инок Владимир Григорьев из Антониево-Сийского монастыря, архимандрит Трифон нам прислал. Служить стало намного легче.

– Слава Богу! – радуюсь вместе со священником добрым переменам. – Бог вам в помощь!