В последние годы Анатолий Васильевич почти всё время проводит в своей мастерской. Ноги больные, поэтому никуда не ходит. Да и зачем у кого-то гостить, если многочисленные друзья сами днюют и ночуют у него? А когда их нет, одиночество скрашивают верный кот Котька и городские голуби. Под своим окном художник устроил для них кормушку, любит слушать птичье воркование, глядя в оконный проём на белоснежную свечу Стефановского собора.

– Как ваши ноги? – спрашиваю, поздоровавшись с Анатолием Васильевичем. – В храм-то ходите?

– Ползаю от дивана до мольберта, – махнул рукой художник. – Но вот однажды пришёл в Рождественский своими ногами кривыми – большой праздник был. И после службы епископ Питирим окропил меня святой водой – всего, целиком. И ушёл я оттуда с красивыми ногами. Только около дома понял: ёлки зелёные, нормально хожу!

– На выставке видел вашу историческую картину – встречу Патриарха в 1996 году. Почему вдруг решили это запечатлеть? – спрашиваю народного художника.

– Бог дал мне способности, дал дом, дал Россию – это моя жизнь, вот я её пишу, – просто ответил он. – Поехал в Усть-Вымь, чтобы встретить Патриарха на Коми земле со всем народом. Сел на берегу, стал писать то, что вижу.

– Сразу маслом или просто набросали в блокнот?

– С мольбертом поехал, с натуры писал. Правда, милиция чуть не помешала, подошли: «Ваши документы!» А у меня паспорта с собой не было, говорю: «Я Копотин». «Не знаем такого!» Ну, народного художника не знают, – смеётся Анатолий Васильевич.

– А вы, кажется, всех в городе знаете, – поддерживаю шутливый тон, – вот на другой вашей картине, «Весенним днём в Сыктывкаре», сколько лиц... Её как написали?

– Над этой картиной я много лет думал. Хотелось собрать на полотне всех близких и главных в моих жизни людей. А где их можно сразу собрать? Только на похоронах, на собственных поминках. Стал писать, и картина получилась радостная. Посмотрел я на них, таких хороших, и себя пририсовал – как я без них? Вон сбоку слева, в шляпе – это я.

– Так что не получились похороны? – смеюсь вместе с художником. – А кто здесь изображён?

– Наш епископ, кылтовская игуменья Стефанида… Я хоть до сих пор не отказался от партбилета, но с Церковью у меня многое связано. Ещё в советское время, когда в другие города приезжал, по-тихому в храмы захаживал перекреститься на иконы. Таких партийцев, не забывших о дедовской вере, много было, не я один. А вот в центре – Юрий Алексеевич Спиридонов. Когда он был Главой республики, то очень нам помог. Долгое время Национальная галерея вообще не принимала картин, а частных коллекционеров, которым художники могли продать свои работы, можно было по пальцам пересчитать. А он поддержал нас.

– А это кто справа в цветастом платке и с палочкой?

– Одна из милых моих старушек из деревни Аныб. Когда я впервые с ними встретился, многим было по 60 лет, как мне сейчас. А сейчас вот под 90, поэтому я с клюкой её изобразил и согбенной. Можно сказать, они мне дали чувство дома.

И Анатолий Копотин поведал такую историю:

– Родился я в вологодской деревне Демидово. Там учился в школе, там начал рисовать природу. А потом деревню и все поля и леса моего детства затопили при строительстве ГЭС, теперь на этом месте гладь Рыбинского водохранилища. В 12 лет переехал я с родителями Череповец, но родным этот город так и не стал... Если бы меня спросили, где мой дом, – я так бы сразу и не ответил. Где дом? На дне Рыбинского моря? В первый же год своего преподавательства повёз я студентов «на картошку» в глубинку дальнего Усть-Куломского района, в с. Аныб. И словно приехал в своё Демидово – так тронула меня эта деревенская жизнь. На постой меня приняла баба Агафья, у которой часто собирались местные старушки. И вот сижу по вечерам на русской печке, рисую, а внизу бабушки за столом по-коми беседуют, поют песни. И вдруг я понял: а я ведь дома! Здесь мой дом.