БЫЛОЕ

ВЕРА МОЯ СПАСЛА МЕНЯ

Пастыри Митейной Горы

Есть на Урале река Чусовая. Холодная река, северная. Течёт себе мимо береговых скал, отвесно обрывающихся в воду. Такие скалы называют бойцами. Течёт Чусовая среди горнотаёжных лесов. Суровый край, но богатый и природой, и добрыми людьми.

На берегах Чусовой совершал свои молитвенные подвиги преподобный Трифон Вятский. С отвесных чусовских скал несколько раз скидывали святого злые люди. Но Господь хранил его. Нам, современным людям, трудно представить подвиги святых. Серафим Саровский тысячу дней и ночей молился на камне, Симеон Столпник на столпе стоял. А наш уральский святой Трифон Вятский для умерщвления плоти по ночам выходил из кельи, раздевшись по пояс, и молился. Таёжный уральский гнус до крови мучил подвижника, но молитва его летела к небу как стрела.

Рядом с местом, где жил и подвизался Трифон Вятский на Урале, выросло селение Верхнечусовские Городки. А в пяти километрах от Городков, на правом берегу Чусовой, на Митейной Горе, красуется золотыми куполами белоснежный храм Казанской Трифоновой женской пустыни.

Одна из святынь обители – могилка прозорливого старца протоиерея Николая Рагозина. Когда я была в Оптиной, многие спрашивали меня, откуда я приехала. «Из Перми? Это где жил старец, отец Николай Рагозин?» – в один голос повторяли они. Вот как хорошо знают отца Николая! Это на самом деле был замечательный пастырь, стяжавший дары исцеления, изгнания злых духов, прозорливости. Протоиерей Николай Рагозин очень любил Святую Гору. Сейчас эту Гору называют ещё Митейной Горой, по имени блаженного Митейки, который по ночам молился здесь. Вот сколько покровителей у монастыря!

Отец Николай служил на Митейной Горе почти четверть века – с 1957 по 1981 год. Сколько здесь он молился и плакал! Под конец жизни прохудилась у него избушка, ведь он заботился больше о чадах, а сам был аскетом. Когда духовные чада стали предлагать батюшке начать стройку, он отвечал, что жизнь его заканчивается и при его жизни ничего уже не будет построено.

Действительно, только после его смерти здесь всё оживёт – возникнет монастырь. И отец Николай рассказывал своим чадам о будущем, показывал, где что будет построено. Он даже описал внешность своего преемника, отца Савватия. Ныне игумен Савватий поражается прозорливости отца Николая: «Я ещё в школе учился, а он меня уже духом видел».

Молитвенное присутствие протоиерея Николая Рагозина ощущают все, приехавшие в монастырь. Эту молитвенную помощь отца Николая почувствовал в трудный момент и молодой священник, будущий основатель монастыря игумен Савватий, который приехал сюда служить в 1987 году. Тогда ему только что исполнился 21 год. После рукоположения отправили молодого батюшку служить на Святую Гору, что в 70 километрах от его родной Перми. И вот – первая служба. Страх и трепет охватили неопытного священника. И тут он почувствовал помощь отца Николая, который как будто присутствовал рядом с ним во время службы и помогал, наставлял, подсказывал. Ощущение присутствия старца было настолько сильным, что оно помнится отцу Савватию и сейчас – 22 года спустя. Так что он рассказывает о благодатной помощи отца Николая сёстрам монастыря так, как будто это было вчера.

Отец Савватий, преемник отца Николая, к Богу пришёл с детства. В 70-е годы в храм ребёнку, а потом подростку попасть было не так-то легко. Нередко дорогу к храму преграждали атеисты-дежурники. В школе и даже дома он встречал непонимание, насмешки, издевательства. Для ребёнка это было тяжёлым испытанием, исповедничеством. Затем юноша был иподьяконом у архиерея. Рукоположение, постриг, служба. Вся биография может уместиться в одну строчку. Но сколько труда и молитвы за этой короткой строкой!

Вроде бы недалеко Святая Горка – от Верхнечусовских Городков в пяти километрах. Но чтобы попасть туда, нужно переправиться через широкую реку Чусовую. А паром ходит всего пару раз в день, не подгадаешь к службе. Зимой – снег и лёд, ветер на реке так и бьёт путника. Перейдёшь реку, нужно в гору подниматься. Глушь... А как было здесь 20 лет назад? Развалившаяся церковь. Отсутствие на службах людей. Несколько бабушек, доживающих свой век вокруг храма и нуждающихся в заботе. Поблизости нет магазина, людей, жилья. Вокруг на горе – кладбище...

Когда я думаю об этом, я не представляю, как мог это выдержать юноша, почти мальчик? А ведь он сильно болел с детства, у него порок сердца. Что давало ему силы служить в пустом храме далеко от родителей, от родной Перми? Колоть дрова бабушкам, замерзать в полуразвалившейся избушке? Незримая молитвенная помощь протоиерея Николая Рагозина и духовного отца архимандрита Иоанна (Крестьянкина)? Думаю, что так и было. Утешали красота и благодать Святой Горы, да лошадка Ягодка служила верной помощницей в трудах.

Отец Иоанн (Крестьянкин) благословил отца Савватия на создание женской обители во имя Казанской иконы Божией Матери. Вот так и протянулась связь времён из глубины веков – от основателя монастырей святого Трифона Вятского к монастырю Казанская Трифонова женская пустынь.

Из тьмы прошлого

Приехав в монастырь в очередной раз, на праздник Казанской иконы Божией Матери, я узнала, что здесь служил ещё один выдающийся пастырь-подвижник. Сёстры монастыря любовно, по крупицам, собирали сведения о нём, записывали воспоминания чад, родных и близких.

Монахиня Георгия бережно передаёт мне папки с материалами, пожелтевшие снимки, документы, послужной список. Материалов много. Сначала мне кажется, что я не могу за этим хаосом дат, имён, событий почувствовать живого человека, услышать его голос. Но я продолжаю читать. Вот его пастырская проповедь. Вот автобиография. Портрет. Воспоминания дочери и других родных.

И постепенно из тьмы прошлого выходит он сам – добрый и сильный. И я вижу его: светлые волосы, голубые проницательные глаза, стройный, среднего роста, очень обаятельный. И в нём чувствуется духовная сила, он – молитвенник. Вера давала ему силу жить, пройти через испытания и сказать о своей жизни словами Евангелия: «Вера моя спасла меня».

Звали этого пастыря протоиерей Афанасий Евстюнин.

Детство и монастырь

Родился он в 1898 году, в русской многодетной семье, в удмуртском селе Крымская Слудка.

Жаркое лето, холодная многоснежная зима. Места красивые. По этой местности течёт Вятка – самый крупный приток Камы. И десятки малых рек: Чепца, Кильмезь, Вала, Иж, Вотка, Сива… В то время в реках было много рыбы: в Вятке и притоках ловились лещ, линь, чехонь, сом, щука, судак. Может, из детства явилась у него любовь к рыбалке? Всю последующую жизнь на бережку с удочкой он отдыхал душой. И даже семью этим кормил.

Детство мальчика кончилось рано. Мама, Евдокия Васильевна, умерла, и осиротело пятеро детей Евстюниных. Отец, Василий Трифонович, испытал всю тяжесть положения вдовца. С детишками нянчилась бабушка, а маленького Афанасия решили отвезти в монастырь, где он мог получить хорошее образование и воспитание. И вот в 1905 году бабушка с внуком едут на Белую Гору.

Что увидел ребёнок? Гора, возвышающаяся среди лесов. Почему Белая? Здесь долго не тает первый снег. Здесь выходят на поверхность белые известняки. А может, потому, что белый цвет – цвет чистоты и святости? Митейная Гора, Белая Гора… Может, они чуть ближе к небу?

Наверное, маленький Афанасий, чьи глаза ещё не просохли от слёз по матери, был удивлён гостеприимством незнакомого места. С удивлением смотрел он на скамейки для паломников, расставленные вдоль дороги при подъёме на Белую Гору, на таблички с надписью: «Дорога на Белую Гору». В туман, в дождь или во время снегопада монахи звонили в колокол, чтобы гости обители не заблудились. Всем странникам давался приют, их бесплатно кормили в течение 3-4 дней. На Белой Горе в то время получали воспитание 25 сирот. Одним из этих мальчиков и стал Афанасий.

Устав монастыря, составленный будущим преподобномучеником, настоятелем Варлаамом, был одним из самых строгих среди монастырей конца XIX века, он был устроен по Афонскому уставу. Согласно нему, в храм на службу должна была приходить вся братия, включая мальчиков-послушников. Кто не являлся без причины, тому – 100 поклонов во время обеденной трапезы перед всей братией, а постриженные монахи в келье делали ещё 200, умоляя Бога о помиловании за леность.

Прошло немного времени, а смекалистый Афанасий уже знал все правила обители: нельзя было отлучаться во время службы, воспрещалось в кельях громко петь и разговаривать. На послушании нужно было молчать и про себя молиться. Запрещались ссоры, ко всем братиям должно было быть равное отношение, без объединения в компании, содружества. В кельях у братии – чистота, вещей предельно мало.

Как проходил день Афанасия в монастыре? Три часа ночи, самый крепкий сон в миру. А в монастыре – подъём, начиналось богослужение. После службы монастырская братия трудилась с 6 утра до обеденного колокола. После чего обед и короткий отдых и вновь работа до 18 часов вечера. Основной работой и послушанием Афанасия, как и других сирот, была учёба. Здесь, в монастыре, он получил незаконченное среднее образование – по тем временам это хороший уровень. День монашеской братии был насыщен до предела. С 18 часов проходили знаменитые белогорские всенощные бдения, продолжавшиеся вплоть до часу ночи.

Мальчик рос среди людей, которые были цветом православия, многие из них спустя несколько лет станут мучениками за веру. Всего расстреляли и замучили 41 монаха Белогорского монастыря. А братия Серафимо-Алексеевского скита была утоплена в яме с нечистотами. Когда тела иноков извлекли из ямы, на них не было следов разложения, очевидцами засвидетельствовано благоухание.

Имея таких учителей, будущий протоиерей Афанасий и сам впоследствии смог вынести пытки и издевательства, не сломался и не отрёкся от Христа: «Вера моя спасла меня».

Юность и подготовка к служению

Юноше не суждено было остаться на Белой Горе. В 14 лет воля Божия ведёт Афанасия в город Казань, где Казанский архиепископ Иаков принимает его регентом в храм и благословляет учиться на Миссионерских пастырских курсах. После окончания курсов, в 1916 году, юношу отправляют к Пермскому епископу Палладию, магистру богословия, известному духовному писателю. Он назначает Афанасия псаломщиком в церкви завода посёлка Чусового. В 1917 году он находит себе верную спутницу, которая будет сопровождать его, поддерживать и утешать до конца жизни. Девушку звали Евгения Васильевна Обухова, и была она красивая, добрая, родом из благочестивой семьи пермских мещан.

Юные жених и невеста были похожи: ровесники, оба из многодетных семей (в семье Обуховых было семеро детей), с детства приучены к труду. Всегда в семье Евгении подавали милостыню, помогали нищим. Юная Евгения не была в семье белоручкой – она прекрасно готовила, была превосходной швеёй. Для того чтобы научиться шить, четырнадцатилетняя девочка три года подряд пешком ходила к наставнице-швее, которая жила очень далеко: улица Хохрякова в Перми, где обитала Евгения, и Верхняя Курья находятся на разных концах города. Научилась шить всё: от нижнего белья до шуб и шапок, стегать одеяла. Как позднее пригодилось ей это умение, сколько раз оно спасало её с детишками от голодной смерти!

17 декабря 1917 года I Губернский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов провозгласил установление советской власти в Пермской губернии. А жизнь продолжалась, и любовь не зависела от политической власти. Холодным январским днём Афанасий и Евгения обвенчались в слудской церкви. Взволнованный Афанасий стоял рядом со своей избранницей – такой тоненькой и нежной – и думал: «Мы будем вместе всю жизнь!»

Не успели молодые начать семейную жизнь, как власти забрали Афанасия в армию. Шла тотальная мобилизация, и его отправили в сухопутный полк города Челябинска, а полк – на линию фронта, в Ригу. Между тем Господь хранит Своего избранника: Афанасий не участвует в военных действиях, никого не убивает. По болезни (тиф) в том же 1917 году его увольняют из армии, и он возвращается домой.

1918 год. После кровопролитных уличных боёв Пермь занимает армия Колчака. Мирные люди старались покинуть город. Афанасий с младшим братом Григорием и юной женой на плоту по Каме отправляются в село детства – Крымскую Слудку, пытаясь обрести там мирную, спокойную жизнь.

Жизнь Афанасия Васильевича по-прежнему неразрывно связана с церковью: он служит псаломщиком. В двадцатые годы гонения на верующих людей продолжаются и усиливаются. Поэтому следующий шаг 24-летнего Афанасия, мужа и отца, уже можно приравнять к исповедничеству. В 1922 году он сдаёт экзамен на дьякона, и в 1926 году архиепископ Елабужский Георгий рукополагает Афанасия во священники. Отец Афанасий, конечно, понимал, что политика атеистического государства направлена на уничтожение духовенства. А ведь в эти годы у него рождаются трое детей: Вера, Борис и Нина. Смени образ жизни, откажись от Церкви – и твоя семья не будет подвергаться опасности...

Матушка Евгения

В Крымской Слудке юная Евгения Васильевна, одетая по городской моде, в шляпке, на каблуках и с ридикюлем, поначалу была встречена с недоверием: это что ещё за барыня?! Наверное, и хлеб-то не умеет испечь! Но скоро недоверие сменилось признанием и уважением: городская «барынька» не отставала от деревенских в работе, да ещё и удивляла всех своими успехами в хозяйстве.

Евгения Васильевна вспоминала, что после рукоположения мужа им приходилось 16 раз переезжать с места на место. Чаще всего это были разрушенные храмы, приходы без священника, паства без пастыря. И отец Афанасий строил, восстанавливал, собирал паству. А когда всё восстанавливалось, его переводили на новый приход, куда он ехал безропотно, предав себя и свою семью воле Божией.

Матушка Евгения, стойкая, терпеливая, всегда находила способы устраиваться на новом месте: заводила корову, лошадь. Четыре раза у них описывали всё имущество за неуплату выдуманных, нереальных налогов. Но матушка не унывала. Городская девочка, быстро ставшая многодетной матерью, но не утратившая девической стройности и привлекательности, она была смелой и ловкой.

Один раз её решительность пригодилась при спасении их молодой лошадки Маньки. Случилось это зимней ночью. Отец Афанасий был в отъезде. Цыгане задумали украсть лошадь и вывели её из конюшни. Но Манька была умницей, чужих не подпускала, и цыганам никак не удавалось надеть на неё узду, чтобы увести со двора. И лошадка бегала по двору, звеня колокольчиком. Евгения Васильевна не растерялась. Она быстро выпрыгнула в окно и бросилась за помощью к соседям. Лошадка была спасена.

Первые скорби и испытания

После трёхлетнего священнического служения ревностный пастырь был уже на заметке у властей. В 1929 году его облагают непосильным налогом в 1700 рублей и 100 пудов льна. Сдать такой налог не представлялось никакой возможности, о чём богоборческие власти были прекрасно осведомлены.

Всё имущество семьи священника описали. Жестокость властей была сатанинской: при описании имущества милиционер выкинул из зыбки младенца Любочку, только что родившуюся, позарившись на пружину, с помощью которой зыбку качали. А вторую дочку, маленькую Верочку, спящую в кроватке, испугали, грубо выхватив из-под неё подушку, которую забрали с собой. Что испытали при этом родители детей, понять нетрудно.

Паства отца Афанасия очень переживала за полюбившегося им священника. Односельчане выкупали его описываемое имущество, чтобы потихоньку возвратить своему батюшке.

Самого отца Афанасия арестовали и приговорили к трёхлетней ссылке на север, в Архангельскую губернию. Семью тоже приготовились арестовать и выслать отдельно, но их предупредили верующие люди, и племянник отца Афанасия Григорий успел увезти матушку и маленьких детишек в Крымскую Слудку.

Остров смерти

Отец Афанасий отбывал ссылку на острове Вайгач. О местном лагере архивные документы свидетельствуют следующее:

«Остров Вайгач и прилегающая часть Югорского полуострова – Вайгачская экспедиция ОГПУ-НКВД 1929–1935 гг. (севернее Полярного круга на 350 км). На Вайгаче велась разведка и добыча полиметаллических руд. На базе Вайгачлага был организован Западно-Арктический комбинат с целью добычи и обогащения цинково-свинцовых руд Вайгача, которому по договору ГУЛАГ предоставлял для работы заключённых».

Каким увидел священник место ссылки? Пустынная, необитаемая тундра с многочисленными болотами и небольшими озёрами. Суровый арктический климат. Зимой сорокаградусные морозы и сильнейшие ветра, скорость которых достигает 40-50 метров в секунду. Недаром эти места называют «страной ветров». При таком ветре невозможно стоять, даже дышать. Это ветер смерти. Даже местные жители – ненцы – приходили на остров только летом для выпаса оленей, так как тогда на продуваемом всеми ветрами острове гнуса было меньше, чем на материке, где тот в полном смысле обескровливал оленей. То есть даже для местных жителей этот остров представлялся непригодным для жизни почти круглый год. Каково же было здесь ссыльным?

Отец Афанасий был ещё молод, 29 лет, и полон сил. Он вернулся живым из «лагеря смерти». Но здоровье потерял. Про то, как возвращался он домой, можно было бы, наверное, написать отдельный рассказ. Его возвращение воскрешает в памяти рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни», когда герой рассказа идёт по необитаемой снежной равнине и ведут его только воля и любовь к жизни, потому что это выше сил человека. Когда отца Афанасия освободили, последний пароход уже ушёл. Следующая навигация открывалась только через длительное время – он не мог ждать так долго. Он хотел вернуться к любимой жене и детям. Как они там без него? Может, умирают от голода? И пошёл пешком по тундре. Шёл с остановками два месяца (!), ведомый только верой и любовью. Потому что человеческих сил идти уже не было. «Вера моя спасла меня» – не там ли начал он повторять эти слова?

Воссоединение семьи

Каким счастливым было воссоединение семьи! Батюшка начал служить практически сразу. Как он тосковал по службе, по причастию в ссылке! В 1932 году его отправляют служить в село Верхняя Игра Удмуртии.

Церковь была закрыта, и сам отец Афанасий чистил и прибирал в храме, готовил всё к службе. Здесь он прослужил пять лет, до 1937 года. В семье появились ещё детишки, их стало уже пятеро. Воспитание было довольно строгим, родители читали утренние и вечерние молитвы вместе с детьми – батюшка с матушкой старались вырастить их в вере и благочестии. Строго требовали честности, ответственности, воспитывали трудолюбие.

Счастливыми моментами были совместные походы за ягодами и грибами. Сам батюшка отдыхал душой на рыбалке. Недалеко от дома была небольшая, но глубокая река Тойма. В ней водились большие, больше метра, щуки. И было настоящим приключением поехать на лошадке ночью с острогой к реке. Щуки ночью спали носом к берегу, нужно было подплыть на лодке, освещая фонарём, загарпунить щуку на острогу и затащить её в лодку. Дети любили смотреть, как огромных щук привозили домой на тарантасе, а матушка заготавливала рыбу на зиму. В те голодные времена это было хорошим подспорьем для многодетной семьи. А какие вкусные рыбные пироги пекла матушка Евгения! От них всегда исходил особый аромат, и дети помнили мамины пироги всю жизнь.

Отец Афанасий ревностно служил, опять восстановил храм и собрал вокруг себя паству, полюбившую молодого священника. Семья пользовалась всеобщим уважением. Сыновья Борис и Виталий с малых лет пономарили, помогали батюшке в алтаре. Отец Афанасий не только проповедью, но и всей своей жизнью привлекал сердца людей к Богу.

Искушение отречением

Два последних года из пяти лет служения в Верхней Игре были особенно тяжёлыми из-за преследования уполномоченного, который по приказу сверху постоянно вызывал батюшку на встречи, вытаскивая в летнее время в лес, и уговаривал отречься от Бога и от священного сана. Давил, угрожал, пугал расправой с семьёй. Это было тяжёлым испытанием для молодого священника, недавно пережившего ужасы арктического «лагеря смерти».

Палачи использовали изощрённый метод: человека подвергали заключению, истязаниям, и когда видели, что он полон решимости выстоять, то... отпускали. А когда узник расслаблялся на свободе и считал, что испытания и пытки в его жизни больше не повторятся, его снова арестовывали и следовали угрозы повторить истязания. И многие ломались: получив надежду на спасение, было просто ужасно снова оказаться в аду.

Отец Афанасий выдержал это страшное искушение: «Вера моя спасла меня!» Он не отрёкся, не отказался от сана священника, хотя понимал, что его, возможно, ждёт новый срок.

Уполномоченный смог найти только двоих людей, которые составили ложный донос на батюшку: просфорница храма подписала от страха и вскоре умерла (по мнению односельчан, от мук совести), а также подписал донос коммунист Владимир. Ему было дано задание: посадить трёх человек. Но он донёс только на отца Афанасия, то есть, получается, не справился с заданием, и вскоре сам был арестован, умер в тюрьме в 1942 году.

В 1937 году добрый пастырь был приговорён к десяти годам заключения. При обыске у него конфисковали все книги и фотографии. Когда батюшку арестовали, стали закрывать храм, и матушка Евгения тайно отправила сына Бориса, чтобы он забрал из алтаря антиминс – без него служба впоследствии была бы невозможна. По тем временам за этот поступок семья могла подвергнуться аресту. Но смелая матушка бережно хранила антиминс до возвращения мужа из заключения. Борису также удалось взять из храма книги и крест с иконы Божией Матери, который уполномоченный бросил на пол, оборвав цепочку. Этот крест хранился в семье как реликвия.

Новый срок

Этот срок отец Афанасий отбывал в Ленинградской области. Время было страшное. С началом войны заключённые умирали один за другим. Основными причинами смертности в годы войны были пеллагра (авитаминоз) и дистрофия. Умирали также от туберкулёза, воспаления лёгких и острых желудочно-кишечных заболеваний. В декабре 1941 года наибольшая смертность наблюдалась именно там, где отбывал срок отец Афанасий – в ИТК Ленинградской области (умерли 1517 человек).

Отец Афанасий остался жив благодаря указу 1941 года о направлении части заключённых в штрафные батальоны и об активации инвалидов. Тех, кто был совсем болен, не мог держать оружие в руках, активировали как инвалидов и отпускали. Отец Афанасий провёл в лагере пять лет, был болен авитаминозом, истощён и очень слаб. Его отпустили умирать. До Перми из Ленинграда добирался он, простуженный, целую неделю. Обувь на нём была из автомобильной резины, одежда худая.

Батюшке было всего 44 года, но окружающие видели перед собой седого, истощённого старика, который с трудом двигался. Он ехал в поезде, сидя на полу, голодный, и не мог поверить – живой! и возвращается домой! От слабости мысли в голове путались, и он не был уверен, что сможет добраться до своей семьи, не умрёт по дороге. Это возвращение можно было сравнить с его дорогой домой из арктического лагеря смерти, пешком по необитаемой тундре. Но тогда он был моложе и сильнее, и не так истощён. Сможет ли вернуться теперь? Не потеряет ли сознание? Он собирал последние силы, которых почти не оставалось. И снова вели его вера и любовь.

Попутчики с удивлением смотрели на старика, сидящего на полу, и спрашивали: «Дедушка, почему ты ничего не кушаешь?» А он, с трудом разжимая губы, шептал: «У меня ничего нет». Милосердные пассажиры подавали кое-какую пищу, и он смог добраться до дому.

«Я ваш папа»

Семья, оставшаяся без отца, терпела много бедствий и скорбей. Некоторое время семья странствовала, меняя место жительства, и, наконец, в 1941 году собрались все вместе в Перми, где сын Борис получил комнату. Комната была в коммунальной квартире на четырёх хозяев, маленькая – всего 9 метров площади – и холодная. Но зато семья – матушка и шестеро детей – была вместе.

Старшие дети выросли. Вера окончила университет и работала преподавателем, а в годы войны – медсестрой Красного Креста. В 1943 году ушла на фронт добровольцем. Нина работала на оборонном заводе токарем у станка по 12 часов в день. Бориса взяли в действующую армию, он всю войну прослужил в авиации, летал в тыл к немцам. Младшие дети – Люба, Виталий и Виктор – учились. Матушка Евгения работала санитаркой в военном госпитале.

Поезд, на котором ехал отец Афанасий, в Пермь прибыл ночью. Матушка и дочери Вера и Нина были в ночной смене. Дома находились младшие: Люба, Виталий и Витя. Из троих детей папу помнила только Любочка. Виталий родился в 1934 году, и, когда отца забирали, ему было всего три года. И если в памяти восьмилетнего мальчика и сохранился образ папы, то, конечно, этот образ не имел ничего общего с седым, измождённым странником, постучавшим в дверь ночью. А самый младший, Витя, родился в 1938 году уже после ареста отца.

Отец Афанасий смотрел на детей и плакал. А потом сказал, от слабости еле слышно: «Я ваш папа». И маленький четырёхлетний Витя, никогда не видевший отца, тоже заплакал и сказал: «Папа хочет кушать. Отломите папе от моего куска хлеба».

Вернувшаяся утром матушка Евгения смотрела на любимого мужа, и слёзы текли по её щекам: она помнила его сильным, широкоплечим молодым мужчиной, которому не было сорока лет. А теперь перед ней сидел совершенно седой, истощённый человек, который с трудом мог прошептать её имя. Она старалась казаться спокойной, но внутри была на грани истерики, ей хотелось закричать: «Это не мой муж! Верните моего мужа!» А он понял, что происходит с женой, и молча, терпеливо смотрел на неё. И глаза его были прежними – он смотрел на неё с той же любовью, как и много лет назад, когда они – такие юные и полные надежд на счастье – стояли в храме и давали друг другу обет верности. «Это я. Я вернулся», – с трудом произнёс пересохшими губами этот истощённый мужчина с такими родными глазами, и Евгения Васильевна прижала его голову к груди и улыбнулась сквозь слёзы.

Семья была счастлива! Но жизнь отца Афанасия была в опасности – при истощении и авитаминозе бывает такая грань, перейдя которую, организм уже не может восстановиться. К счастью, дочери Вере удалось положить отца в больницу – ему были необходимы капельницы, так как организм уже почти не принимал пищу. Сначала батюшка лежал в коридоре, а потом его перевели в палату и стали лечить. Через месяц врач сказал: «Ваша жизнь уже вне опасности, вам нужен теперь только хлеб».

Возвращение пастыря

Потихоньку отец Афанасий окреп и мог служить. В 1944 году архиепископ Пермский Александр назначил батюшку в церковь Похвалы Пресвятой Богородицы в посёлок Орёл.

Евгению Васильевну очень ценили в госпитале и не хотели отпускать, но теперь её место было рядом с мужем. Вместе они трудились над восстановлением внутреннего и внешнего убранства храма, который долгое время использовалась как тюрьма. С болью смотрел отец Афанасий на осквернение святого места...

Проповеди воскресший к жизни священник говорил так, что они западали прямиком в души людей. Это был уже зрелый пастырь, и слова его были взвешенными, растворёнными евангельской солью, исходящими из сердца, поэтому даже вроде понятные вещи из уст батюшки воспринимались прихожанами как откровение.

Митейная Гора

Затем была Митейная Гора. Здесь отец Афанасий прослужил больше четырёх лет. Святость и благодать этого места испытала вся его семья. Всехсвятский храм батюшке пришлось восстанавливать, так как в 20-х годах ХХ века церковь была закрыта, а здание использовалось спичечной фабрикой. Под руководством отца Афанасия был сделан ремонт храма, и службы возобновились. Уже в который раз открывал церковь отец Афанасий после запустения. Как тяжёл был этот труд! А ведь батюшка сильно болел, он уже с трудом передвигался, нуждался в костылях.

Жили очень скромно, занимали две комнатки в небольшом белом каменном доме, который и сейчас стоит рядом с храмом. Время было очень тяжёлое, голодное, рады были ведру картошки.

Несмотря на трудности с хлебом насущным, прихожане опять собрались вокруг пастыря, он был для них «духовным магнитом». Переживший столько страданий, он оставался энергичным, превозмогая боль, был деятельным, всегда тщательно готовился к проповедям.

И здесь его преследовала атеистическая власть. Представитель финотдела несколько раз приходил с требованиями налога. Приход был очень бедный, и налоги превышали возможности. Отец Афанасий, умевший найти подход к любому человеку, уговаривал фининспектора, и тот уходил, давая возможность продолжать службу. Но бесконечно это продолжаться не могло. Налоги повисли на приходе непосильным бременем.

Дело осложнялось тем, что, как уже говорилось, добраться до храма из Верхнечусовских Городков можно было только через широкую реку Чусовую. Переправа была ненадёжной, а иногда и вообще её не было.

И отца Афанасия опять перевели в Свято-Никольский храм города Кизела. Со слезами провожали прихожане своего пастыря.

Течение совершил...

В Кизеле прослужил батюшка семь лет: с 1950-го по 1957-й. В эти годы небольшой шахтёрский городок Пермского края переживал рост из-за увеличения добычи угля. Здесь расположились учреждения ГУЛАГа, так печально знакомые отцу Афанасию. Также здесь было около четырёх тысяч спецпоселенцев. А те, кто освобождался, нередко оставались в Кизеле. Эти люди, прошедшие ад ГУЛАГа, знали цену жизни и верили в Бога. Церковь была постоянно полна народу. И, как всегда, добрый пастырь собрал преданную паству. Здесь, в Кизеле, в 1954 году архиепископ Пермский Иоанн возводит отца Афанасия в протоиереи.

Последним местом служения стал город Камбарка. Лёгкие и сердце батюшки отказывались работать. Ему было всего 62 года, но про него можно было сказать: «Подвигом добрым подвизался, течение совершил, веру сохранил». Умер протоиерей Афанасий 29 апреля 1960 года, похоронен в церковной ограде храма города Камбарки...

«Пастырь добрый душу свою полагает за овец. И когда выведет овец своих, идёт перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его. А наёмник не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наёмник бежит, потому что наёмник, и нерадит об овцах. Аз есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня».

Ольга РОЖНЕВА

назад

вперед