ПЕРЕКРЁСТКИ

БОЛЕЗНЬ К ЖИЗНИ

Новые рассказы иеродиакона Варнавы (Трудова)

За что?

В онкологическом отделении люди с этим вопросом просыпаются и засыпают: за что?

А когда везло, когда был всем доволен, спрашивали ли себя: «Заслужил ли то, что имею?» Пятеро в перевернувшемся автобусе погибли, пятеро выжили. И что? Редко-редко кто задастся вопросом, почему, за какие заслуги Господь спас одну половину. Нет, слышишь: «За что погубил остальных?»

Из десяти исцелившихся или тех, у кого ребёнок выздоровел, в лучшем случае, один-другой поблагодарят Бога, свечку поставят. Ещё меньше таких, кто закажет благодарственный молебен, а способных переменить свою жизнь, полученную в дар, – почти нет.

Я спрашивал иных: «Ты вылечился, тебе Бог дал облегчение или даже исцеление, что дальше будешь делать?» Начинают отвечать, как будут дальше жить, о семье рассказывают, о доме. «Но это всё для себя, – говорю я, – а как ты Бога отблагодаришь?» В ответ молчание. Ну хоть что-то в благодарность сделай для Господа, хоть маленький подвиг соверши! Нет. Человек забирает личные вещи из тумбочки, оставляет больницу. Ещё вчера мы были близки, а теперь вновь стали чужими людьми.

Так случилось и с десятью прокажёнными, которые, пока болели, держались вместе. А когда Христос исцелил их, разошлись. И лишь один вернулся, чтобы поблагодарить Спасителя, да и тот был иноверцем – самарянином. «Не десять ли очистились? где же девять? – спросил тогда Христос. – Как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника?»

Роптать на Бога умеем, винить Его, когда становимся жертвами своих же страстей, привычек, небрежения о себе и ближних. Благодарить – нет.

«Сказал безумец в сердце своём...»

Священник часто приходит к нам в больницу, в том числе в отделение гематологии. Здесь лечат болезни крови, а в крови, согласно Священному Писанию, душа человека. Люди с больными душами лечатся здесь, и я среди них. Молю, чтобы малую мою веру Господь сделал большой. Если с малой верой Пётр ходил по водам, что же тогда – великая? Уговариваю людей, которые лежат вместе со мной в палате, откликнуться на зов священника и приобщиться таинств. Только через них очистится душа, и тогда ничего не страшно. Страх – корень всех болезней. Это только кажется, что люди больше всего боятся смерти. На самом деле – жизни, в которой нет Бога.

Лишь один человек в палате откликается на моё предложение – парень лет тридцати. Исповедался, причастился. Я был очень доволен, что подсказал ему, так всё хорошо вышло. Пожилые все отказались. Один из них с раздражением и усмешкой произнёс: «Это такое место, где Бога нет, где люди умирают». Он это сказал вроде как о больнице, но на самом деле весь мир для него – камера смертников. Вечером этот человек вдруг попросил кого-то невидимого накрыть ему столик на пятерых. Мы сначала не поняли, что происходит, кто-то пошутил: «А нас позовёшь?» Ответа не последовало, а вскоре мы поняли, что у нашего соседа по палате начались галлюцинации. Он искал какие-то вещи в палате, звонил жене, с просьбой вызвать такси к какому-то перекрёстку. Ему казалось, что он стоит там и замерзает. Уколы с успокоительным не действовали, человек всё бродил, не давая нам спать. На другой день жена вынуждена была его забрать.

Разные люди проходят через палату, иногда совсем молодые. Помню молодого парня, который сказал, что он здесь, в больнице, оказался по недоразумению, случайно. «Нет, друг, – говорю, – сюда случайно не попадают». Он не поверил. По «наворочанному» сотовому много общался с друзьями и своей девушкой, строил планы, назначал встречи. Парень из богатой семьи, видно, что ни в чём не привык себе отказывать. Я несколько раз просил его поставить другую мелодию на телефоне – она была такая рявкающая, пугающая, но парень ничего не стал менять. Боялся, может быть, думал – это сделает его одним из нас, лежащих в палате, то есть «лузеров», неудачников. Ему-то прежде удача никогда не изменяла, и поверить, что на этот раз всё по-другому, он не мог. С уверенной улыбкой объяснял мне, что дольше, чем на неделю, в больнице не задержится. К несчастью, так и вышло. Возможно, организм парня был ослаблен энергетиками, печень и почки не выдержали. Не знаю, что произошло, но лекарства вызвали интоксикацию, и дальше всё вышло страшно: инсульт, смерть. Я смотрел, как персонал делал опись оставшихся после парня вещей, пересчитывал его деньги, принимая под расписку тысячные рублёвые купюры, доллары, которые в больнице не обменять, да и покупать здесь нечего. Это были, скорее, обереги, призванные защитить от смерти или хотя бы превозмочь страх.

На молебны, которые проводит священник в больнице, собирается очень мало людей. Для него это необъяснимо. Казалось бы, близость смерти должна напоминать о жизни вечной. Но это происходит редко. Обида на Бога, страх перед смертью омертвляют людей.

Страх

Ещё вопрос, только услышать его можно не так часто: «Зачем Бог произвёл меня на этот свет?» Чтобы ты имел жизнь вечную, наслаждался ею, для этого Бог призвал тебя из небытия в бытие. Здесь, в этом мире, нужно пройти тяжёлый, тернистый путь, чтобы иметь радость в лучшем мире. Через Иова сказано нам было, что даны людям страдания для того, чтобы, как искры, они устремлялись вверх.

Не всегда болезнь посылается к смерти. В Питере, помню, один дагестанец лежал в больнице с лейкозом. В его случае обычно бывает нужен донор. А у него – девять братьев и сестёр. Клетки первого же брата оказались идентичны на девяносто процентов. Пересадка прошла успешно, и дагестанец ушёл из больницы здоровым человеком. Многодетная семья – это фамильный банк стволовых данных. Для такой семьи онкология в наше время не страшна.

Но даже если семьи у тебя нет, не нужно бояться. Для верующего это должно быть очевидно, но много ли верующих? Онкологическая больница, где меня обычно лечат, находится недалеко от Сыктывкара, в посёлке Краснозатонском. Когда автобусы проезжают мимо, можно видеть, как люди нервничают. Постучат, поплюют, чтобы пронесло. Что уж говорить о тех, кому поставлен неутешительный диагноз? Много раз приходилось видеть, как страх, душевная немощь убивают вернее, чем сама болезнь.

Иногда не сразу разберёшь, что паника может вытворять с человеком. Самое тяжёлое в больнице не мат даже, хотя матерятся много, а отчаяние, неверие. В юриспруденции есть такое понятие – «раковый больной», то есть человек, способный на всё, обречённый. Он заявляет: «Я раковый больной, терять мне нечего, с меня что возьмёшь, могу сделать всё, что угодно».

Рассудок теряется от страха, химии, дух немощи парализует человека. Некоторые ни о чём другом не могут думать, кроме болезни. Это такой вывих ума: человек приковывает себя к диагнозу, целиком посвящает себя немощи, которая вытесняет и Бога, и ближних, и все доступные радости, – болезнь становится кумиром.

Недоверие Богу – лишь одна сторона. Не верят с перепугу и врачам. Они – главные после Господа ответчики за то, что человек заболел и не может исцелиться. А ведь не ругать нужно врачей, а молиться за них, чтобы Господь дал им мудрость, научил умело пользоваться всеми средствами, что есть в их распоряжении. Даже самый опытный врач может ошибиться, потому что нет картины болезни, которая была бы похожа на другие. Без помощи Божией здесь не обойтись, и она оказывается – щедро, непрестанно. Просто мы замечаем только врачебные неудачи. А ведь вследствие таких неудач гибнет много меньше людей, чем из-за недоверия к медикам. Бегут к целительнице Клаве, бабе Насте какой-то, тёмным, невежественным, суеверным старухам. Им верят.

В том же ряду недоверие к лекарствам. Наступает улучшение, человека выписывают, и он перестаёт принимать таблетки. От бесшабашности? Нет, ему страшно вспоминать о болезни, он старается избавиться от всего, что с ней связано, и вскоре вновь оказывается на больничной койке. Восемьдесят процентов рецидивов – следствие того, что люди прекращают принимать препараты, которые, в основном, доступны и бесплатны. Очень много появилось в последние годы хороших препаратов. И ситуация поворачивается в лучшую сторону. Можно принимать таблетки и жить. Живут же сахарным диабетом, принимают лекарства и живут. «Надо бы только умно жить», как сказал Шукшин. Различать добро и зло – это ум, я так думаю.

А ведь сплошь и рядом недоверие к медицине встречается даже у верующих. Именно они предлагали мне и керосин, и мухоморы, и травы, которые не растут в наших краях. Сколько раз я просил доброхотов прислать мне адрес человека, который вылечился бы благодаря этому. До сих пор не получил ни одного ответа. Зато помню, как лежал со мной один в диспансере, так баптисты принесли ему целую канистру какого-то особого – авиационного – керосина, пообещав исцеление. Допить её человек так и не успел. Умер, хотя был не безнадёжен. Мне тоже предлагали, но я ведь не истребитель, чтобы заправляться. Так им и ответил.

Зачем?

К сожалению, когда я заболел одиннадцать лет назад, эффективных лекарств ещё не было. Поэтому произошли мутации, новые препараты на меня не действуют, лечиться приходится по старым технологиям. А ещё ослаблен иммунитет, так что всё новые, пусть и менее опасные болезни непрестанно одолевают меня. Давно должен был умереть, но всё живу. Господь держит на земле.

Зачем? Много думаю над этим... Сначала во мне очень нуждался Антошка – сын мой, страдавший неизлечимой болезнью. Но вот уже несколько лет его нет на этом свете, а я всё живу. Некоторое время назад помог выйти из баптистской общины большой семье. Бог привёл этих людей – Сашу, его жену и семерых их детей – в Церковь, а я поучаствовал, Бог употребил. Может, с этим как-то связано? С Сашей перезваниваемся, сейчас всё у него нормально. Как я рад за них!

А ведь баптизм мне на какое-то время даже приглянулся: семьи большие, люди Библию изучают, помогают друг другу. Но всё, что привлекает издали, рассеивается, когда подходишь ближе.

Да, Священное Писание читают, но знают ли? Ведь изучают его по Синодальному изданию, перевод которого сделан в помощь православным. Чтобы действительно знать Евангелие, нужно слышать на церковнославянском в храме его прекрасный перевод с греческого, заранее готовиться, зная, что сегодня будет читаться. Вместе с Церковью праздновать, переживать вновь и вновь Рождество и Крещение, Пасху и Сретение... У баптистов этого, конечно, нет. Кто во что горазд листает, толкует, всё по верхам. От корней они отлучены, буквы хватают, а духа не имеют.

Да, есть и достоинства. Не пьют, не курят. Но что удивляет – возле их молитвенных домов нет нищих. Их там никто, никогда не видел, потому что любой бродяга знает – здесь не подают. А ведь сказано: «Когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых». Спрашиваешь: почему не зовёте? Отвечают: нельзя давать, пропьют. Да какое твоё дело? Как можешь заранее человека осуждать, отказывать в помощи оттого, что осудил? Другой их ответ: «У нас нет возможности помогать». Так ведь ты попробуй, и обнаружится – есть возможности. Да, может, оно и к лучшему, что так себя ведут. Иностранные миссии иногда выделяют какие-то средства для помощи бедным, при этом какие-то отчёты пишутся, фотоаппараты щёлкают. Всё должно быть задокументировано, и ничего – в простоте.

Сравните, у нас сотни людей кормятся вокруг подворья Кылтовского монастыря, и никто ничего не фотографирует, да ещё окрестные жители морщатся – церковники, мол, совсем обнаглели, со всего города бомжей приманивают. Спроси сестёр кылтовских: «Зачем кормите?» Так ведь только-то и ответят тихо, будто извиняясь: «Христа ради...»

Нашли мои друзья – Саша с семьёй – истинный путь к Богу. Но для того ли Господь продлил мои дни? Не знаю. Не уверен.

Живой

Может, дело в том, что я сам не спешу умирать, вот и не торопит Бог меня, не неволит. Поживи, мол, пока, доделай всё, что хотел. После того как ваша газета обо мне написала, посыпались письма, многие были удивлены: оказывается, я живой. К Рождеству 70 конвертов отправил, поздравляя старых и новых знакомых.

Жить хочется, чего тут скрывать.

В 2007 году меня включили в число пациентов для испытания онкологических препаратов нового поколения. По вызову врачей из центра несколько раз пришлось приезжать в Санкт-Петербург. В питерской больнице многие удивлялись, как я туда попал, не имея ни денег, ни связей. Народ там важный лечился – писатель Стругацкий, директор «Пассажа», со мной в палате лежал прокурор Ленинградского военного округа в генеральском звании. Я в ответ отшучивался, мол, у нас в республике генералов мало, поэтому и нам, простым смертным, кое-что перепадает.

На самом деле на испытания препарата я попал не по блату. Нужны были добровольцы, а так как мне терять нечего – вызвался. О возможных рисках был предупреждён, подписал бумаги. За это не платят, если кто так думает. Всегда кто-то бывает первым, а это по Писанию: полагать душу за други своя.

Ещё больше удивляло моих соседей то, что я изучаю древнегреческий язык. Там все в таком состоянии из-за интенсивного лечения, что иногда перестают различать, где левая рука, где правая, не говоря о том, что люди подавлены страхом. А тут древнегреческий. Других забот, что ли, нет? Да и разговаривать на нём не с кем, времени нужна уйма – годы, чтобы научиться. Есть ли они у меня? «Да я никуда не тороплюсь, – отвечаю, – заберёт меня Господь, так тому и быть, а погодит забирать, язык пригодится». Может, смогу Священное Писание в оригинале прочесть. Есть у меня такое желание. Господь учит нас ни о чём особо не заботиться, полагаться на Него. Вот я и полагаюсь, не даю духу немощи овладеть душой.

Когда заболел, открыл медицинский справочник. Там было написано, что жизни отпущено мне от трёх до пяти лет. Это было одиннадцать лет назад. Нет, справочник не врал, многие умирают в отмерянный медициной срок. Но в справочнике не оговаривается, что будет, если за человека десятки, а то и сотни людей молятся. Так что иной и хочет умереть, а не может, его несут, как того расслабленного, который сам толком не понимал, что делается, зачем четверо друзей через прореху в крыше ко Христу его тащат. Хорошо быть христианином. Постепенно менялся характер писем, которые ко мне приходили. Всё меньше было советов, какой сорт керосина или букет трав гарантирует моё исцеление. Всё больше приходило хороших, укрепляющих писем, просьб молиться. Отвечал и молился.

Господь даёт. Нужно просто брать всё, что Он даёт. Мы ведь часто проходим мимо: мол, не нужно, зачем? Я никогда не отказывался. Тот препарат, в испытании которого я принимал участие, сейчас выписывают онкологическим больным, он даёт прекрасные результаты. Не нужно из кожи вон лезть, чтобы выжить, не нужно и пренебрегать лечением. Делай, что должно, и будь, что будет.

Это касается не только моей болезни. Стоит потерять упование, и страхи начнут накатывать по поводу и без повода. Не было в России такого времени, чтобы обошлось без напастей. Но Господь сказал: «Не бойтесь». Главное, чтобы кто не прельстил нас. Он с нами до скончания века. Един Бог и Един Посредник – Христос. «Посредник», это так говорится в синодальном переводе, на самом деле – «Ходатай». Так на древнегреческом.

Добрые руки с Неба

Весной прошлого года вновь оказался я Петербурге, в Первой городской больнице на Карповке. Процедур было много, больше обычного. Кроме того, пришлось ездить в другой центр, на Крестовский остров, сдавать анализы. Устал, да и не ел с утра ничего по требованию врачей. Лишь к трём часам пополудни дела лечебные закончились. Голодный и измученный, я сидел в коридоре больницы, но был доволен: наконец-то свободен! Искать столовую в огромном больничном комплексе сил не было, но, выйдя за проходную, увидел на другом берегу Карповки вывеску: «Кафе “Доходов”». Ясно было, дёшево там не пообедать, но и выбора не было. Прикинул свои возможности. Обратный билет есть, на метро и маршрутку есть, остаётся около тысячи рублей. Решил потратить на еду.

В кафе разделся и сел за крайний к выходу столик, возле радиатора отопления. Подошёл официант – молодой человек, предложил меню. Выбор был невелик, а цены, как сказал персонаж Ильфа и Петрова, – «Однако!» Но я знал, куда шёл, да и плоть требовала своего. Сделал заказ, решив, что потянет он рублей на семьсот-восемьсот. Помолившись, пообедал с удовольствием, всё было горячим и вкусным. Согревшийся и довольный, поблагодарил Бога, попросил расчёт. Официант подал счёт на сто двадцать рублей. Говорю: «Вы просчитались, пересчитайте». Тот вернулся к стойке, постучал по калькулятору, принёс другой счёт – на сто восемьдесят рублей. Дальше я настаивать не стал: дело было явно не в испорченном калькуляторе, и официант был трезв. Я не обманул никого, честно сказал об ошибке. Это Господь, видя мою нужду и состояние, явил милость Свою. Поблагодарив Его, сказав «спасибо» парню-официанту, я вышел на улицу.

Уже и весенняя, хмурая прежде погода не казалась таковой, было тепло и радостно, что вот так Господь ещё раз явил любовь к Своему чаду.

Переходя через Карповку по мосту, засмотрелся на плавающих по воде уток. Возле перил стояли люди и бросали хлеб, птицы подбирали. Кто кидал большими кусками, кто маленькими. Подлетали чайки и разная пернатая мелочь. Похоже, всем хватало. Пришли на память слова Спасителя: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» (Мф. 6, 26). Христос предлагает нам посмотреть, как живут птицы, и поверить Ему, что мы с вами гораздо лучше их в глазах Бога. Прежде на этих словах моё внимание не останавливалось: что смотреть на птиц, какое назидание можно получить? Сейчас я смотрел на это другими глазами: уткам было всё равно, кто им кидает, они даже головы не задирали, чтобы посмотреть на тех, кто это делает. Они принимали, что дают, и были сыты. Так же и мы, не видя воочию Отца нашего Небесного, имеем всё потребное, а нередко и с избытком, так что можем делиться с ближними.

С благодарным сердцем стоял я на мосту, смотрел на эту картину милости Божией и просил у Бога прощения за то, что мало я люблю Его, за мою короткую память на всё доброе и за то, что так редко сердце моё бывает благодарным.

Помоги нам Господь помнить всегда о том, что добрые руки с Неба всегда протянуты к нам, хотя мы и не видим их, но внимательный взгляд увидит дела Его.

Подготовил Владимир ГРИГОРЯН

назад

вперед