ПРАВОСЛАВНАЯ ЖИЗНЬ
РАССКАЗЫ ИНОКА ДОРОФЕЯ
В дороге
На обочине стояли трое: священник с большой сумкой и его жена с ребёнком. Священник поднимал руку, но машины быстро проезжали мимо, спеша по своим делам. На осенней улице стоять было холодно, и матушка в лёгкой куртке и туфлях уже начинала замерзать.
Неожиданно резвая «девятка» включила правый поворот. Священник подошёл к нему и открыл переднюю дверь:
– Здравствуйте, до областной больницы нам, через железнодорожный вокзал.
– Вы священник?
– Да.
– Я тоже в церковь хожу, молюсь, когда время есть. Я в другую сторону еду, не смогу вас подвести.
– Ну хоть до вокзала довезите.
– Да я бы довёз, но спешу.
– Ну хоть из жилмассива вывезите, а то никто здесь не останавливается, уже замёрзли и на поезд опаздываем.
– Ну, ладно, садитесь, до остановки довезу.
Священник махнул супруге рукой, и та поспешила к машине, ведя за руку ребёнка. Семья священника уселась на заднее сиденье, машина тронулась.
– Вы как здесь оказались?– спросил водитель.
– Да бабушку навещали свою, друг подвёз сюда,– ответил священник.
– А почему в туфельках? – водитель посмотрел в зеркало на матушку.
– В ремонт сапоги отдали, – ответила она.
– А я всегда людям помогаю, Бог же велит всем помогать, – продолжил разговор водитель.
Священник задумался: «Давать или нет?» Может, обидится, что деньги предложил за его помощь, а может, обидится, что не дали. На всякий случай достал бумажку в полсотни.
Водитель подбросил их до остановки:
– Вон такси стоит, довезёт вас.
Священник подал ему бумажку:
– Возьмите, пожалуйста.
Водитель, продолжая говорить, что он никому не отказывает в помощи, с лёгкостью взял её.
Сонный водитель такси внимательно оглядел подошедших и медленно опустил стекло. Услышав маршрут, твёрдо признёс:
– Пятьсот.
Священник торговаться не стал – надо успеть к поезду. Завтра праздник и ему служить на приходе.
На вокзале водитель притормозил. Священник попрощался с женой и сыном, подхватил сумку и побежал через площадь к вокзалу. Возле касс везде очереди, но он, красный от бега, задыхаясь, попросил взять билет без очереди. Сзади кто-то заворчал, но женщина возле кассы уступила место, и священник сунул паспорт в окошко:
– До Котельниково, на 539-й, плацкарт.
– Вы успеете? – спросила кассирша.
– Да, я хорошо бегаю.
– С вас триста шестьдесят два рубля.
Посмотрев номер вагона и положив билет во внутренний карман, он услышал объявление по вокзалу:
– До отправления пассажирского поезда номер 539 остаётся десять минут. Поезд находится на четвёртом пути. Выход к поезду…
«Успею», – подумал священник и быстрым шагом пошёл к переходу. «Проход закрыт» – гласила надпись. Он бросился вниз к тоннелю, обгоняя людей и ловко лавируя своей тяжёлой сутаной, стараясь никого не задеть.
В тоннеле инвалид, стоя на костылях возле стены, ругался с женщиной в железнодорожной форме. Она держала его за рукав, выгоняя на улицу. Вокруг инвалида было разбросано много окурков и лежала пустая бутылка.
– Не трогайте его, – сказал подошедший священник женщине.
– А вы посмотрите, что он здесь натворил!
– Уйди, дура! – закричал ей инвалид, увидев возле себя защитника и добавляя массу нецензурных слов.
Священник побежал от мата, морщась, – здесь он ничем не поможет. Раздражённая железнодорожница сильно толкнула пьяного инвалида, и тот, не устояв на одной ноге, полетел на пол, гремя костылями. Священник оглянулся: женщина в форме волочила инвалида за шиворот, как мешок, по скользкому грязному полу, тот страшно ругался и пытался ударить её костылём.
Взбежав по лестнице из тоннеля, священник заметил, что в его предпоследнем вагоне проводница, держа в руке свёрнутый флажок, уже начала закрывать дверь. Запыхавшись, он подал билет.
– Бельё брать будете?
– Нет.
Пройдя в вагон, полный народу, священник нашёл своё место. Поставил сумку наверх. Снял пальто, свернул и положил под голову, закрыв им окно, чтобы не дуло. Разулся и под пристальными взглядами пассажиров запрыгнул на верхнюю полку. Подвернув полы подрясника, согнул ноги в коленях – полностью он на полке не помещался.
Поезд тронулся и священник перекрестился по обычаю. Внизу пили пиво, громко разговаривали, играли в карты. Священник достал из карманов кусочки ваты и вставил их в уши. До Котельниково поезд шёл семь часов и приходил на станцию ночью, нужно было хоть немного поспать. Прочитав мысленно краткое правило, он сказал себе: «Спать, спать, спать». Закрыл глаза, собираясь заснуть. Завтра предстоит напряжённый день, и ему нужен, очень нужен сон…
Жаргон понятней
В церковной ограде суета и оживление – рабочие строят высокую каменную часовню, то и дело что-то переносят, гремят и стучат. Тут же находится настоятель в рабочей спецовке, он внимательно следит за действиями строителей и время от времени даёт им ценные указания, а где надо и помогает своими руками.
Неожиданно на стройке появляется подвыпивший здоровенный мужик – настоящий громила. Он лезет в карман и достаёт пачку сигарет, собираясь закурить. На его руках видны синие наколки – следы томительного заключения. Настоятель решительно подходит к нему и говорит строго:
– Здесь нельзя курить!
Громила презрительно смотрит на священника:
– А ты кто такой будешь?
– Я настоятель этого храма. На церковной территории курить запрещено.
– Ну, ладно, не бойся, курить не буду. Я с мужиками пришёл поговорить. Эй, мужики!
К громиле подходят его знакомые, жмут руки, но разговаривать некогда, надо работать, да и настоятель стоит рядом, смотрит. Подвыпивший гость не понимает их занятости и лезет с разговором. Но какой разговор может быть у трезвых с пьяным, у работающих с праздно шатающимся?
Настоятель вновь подходит к нему:
– Пожалуйста, уйдите, здесь стройка, ещё кирпич вам на голову упадёт.
– Да я не боюсь кирпича. Ты знаешь, сколько раз на меня падало?
– Вы мешаете рабочим, прошу вас уйти.
– А чё ты меня гонишь? Я поговорить пришёл.
– Здесь идёт стройка, нам некогда разговаривать.
– Мне твоя церковь не нужна, я без неё обойдусь, я с земляком пришёл поговорить, давно не видался. Ты чё, не понимаешь?
– Поговорите в другой раз, а сейчас вам лучше уйти.
Но громила не понимает и вновь пристаёт к рабочим с разговорами. Настоятель, видя, что он тормозит ход работы, не выдерживает и снова подходит к нему.
– Мне что, милицию вызывать, чтоб вас увели? – уже раздражённо, повышенным тоном говорит священник.
– Фу, милиция... Ты думаешь, я боюсь милиции? Да я их, козлов...
Громила сыплет дробным матом по всей церковной ограде.
Поморщившись, настоятель продолжает:
– Вам лучше уйти самому, добровольно.
– Слушай, давай хоть с тобой присядем, поговорим, – неожиданно говорит мужчина.
Священнику уже порядочно надоел этот вязкий здоровяк, не понимающий никаких слов, и он решается нарушить свои внутренние установки и переходит на понятный для таких собеседников язык:
– Мне с тобой порожняки гонять некогда, у меня дело стоит.
– О, батюшка, какие ты слова знаешь! – с удивлением произнёс здоровяк.
– Ну, раз ты других слов не понимаешь…
– Я счас уйду, погоди…
Громила лезет в карман, достаёт оттуда и протягивает настоятелю сторублёвую бумажку:
– Возьми, мужикам заплатишь.
– Не нужно, у меня есть деньги.
– Бери, ты чё! Пригодятся.
Настоятель, подумав, берёт деньги:
– Спасибо.
– Ну, бывай здоров, я пошёл.
– Счастливо.
Громила уходит, у священника остаётся в руке измятая купюра, а в душе – чувство неловкости и за жаргон, и за то, что нет времени сесть и поговорить с мужиком, хотя и с пьяным.
«Душа-то у него отзывчивая, – думает он, – не обиделся, деньги пожертвовал, а я его прогнал...»
Но стройка – время горячее, тут раздумывать особо некогда. Вскоре его зовут наверх и настоятель вновь окунается с головой в строительные дела: на ходу принимает решения, показывает, куда что положить, где что сделать… Но весь остаток дня проходит в сомнениях. В голове мысль: «Вот, прогнал человека...»
Брошенный пирожок (рассказ паломницы)
Возвращалась я как-то из монастыря, паломничала. Сижу на вокзале – жду поезда до Москвы. Время позднее, ноябрь месяц, за окном идёт мокрый снег. Пассажиров полно. Почти все места в зале ожидания заняты. И тут вижу: в проходе, между рядами, идёт собака, сразу ясно – бродячая, брошенная, заглядывая людям в глаза, тянет носом, выпрашивая съестное.
Напротив меня сидела женщина, моих лет, пирожок жевала. Увидала она эту собаку бездомную, сжалилась и бросила перед ней свой наполовину съеденный пирожок. Собака наклонилась, понюхала его, а есть не стала. И снова смотрит на женщину, может, она ещё чего ей бросит.
– Э-э, да ты не голодная, попрошайка! Ну и иди отсюда, только зря тебе пирог бросила!
Достала она из пакета новый пирожок и дальше кушает, а та половинка так и лежит в проходе.
Во мне родители воспитали уважение к хлебу. Я везде кусочки хлеба подбираю и птичкам скармливаю. Ведь в голодные годы и мороженой мелкой картошке были рады. Но тут столько людей сидят и смотрят, и неудобно мне поднять этот кусок. Ещё скажут люди: «Оголодала бабка…» А стыдно, видно, многим – хлеб на полу, под ногами лежит, а не подберёшь – и стали они отворачиваться и в другую сторону смотреть. Хоть бы другая какая голодная собака пришла бы да съела.
Прошло, наверно, минут десять. Скоро, думаю, все люди поднимутся и пойдут на поезд, тут я в суете и подберу хлеб незаметно.
Вдруг вокзальная дверь со скрипом резко открывается и стремительно так входит весь облепленный снегом необычный человек. Сам в подряснике, сверху телогрейка, скуфья, а плечи покрыты большой шалью, со связанным на груди узлом. Сроду я таких не видала. То ли монах, то ли батюшка какой? За собой катит тележку с тяжёлым, видать, грузом. Может, свечки везёт или книжки какие-нибудь. И стремительной такой походкой идёт он по нашему проходу, почти бежит, и люди на него все уставились.
Доходит он до брошенного пирожка, мгновенно наклоняется, подбирает его и, не сбавляя скорости, катит свою тележку прямо в буфет. Вот это номер! Лет тридцать этому монаху, а он даже не задумался, как поступить. Прошёл да и поднял. А я сидела-смотрела, да так и не решилась. Вот Господь и послал человека, который показал всем, как нужно поступать. Стыдно мне стало за себя.
Смотрю я в сторону буфета на этого необычного монаха. А он шаль развязал, отряхнул с неё снег, тележку в угол поставил, взял себе чая в буфете и кушает этот самый брошенный пирожок. Потом что-то ещё из сумки съестное достал подкрепиться.
Тут объявили посадку. Все мы стронулись со своих мест и пошли к выходу на перрон. А монах остался, – наверное, ему в другую сторону дорога. Пожалела я, что мне с ним не попутно. Очень уж мне хотелось поговорить с человеком Божиим, поучиться у него вещам духовным. Но и за этот урок благодарю Господа.
Массовка
Известный производитель водочной продукции, президент компании «Наливочка» господин Булыгин построил в маленькой деревне Капустино, где он родился, великолепную часовню. Всё в ней сверкало позолотой, было красиво и стоило много миллионов рублей.
Булыгину хотелось освятить часовню как можно торжественней, и он пригласил архиерея, благочинного, договорился с телевидением. Поскольку народу в селе осталось совсем немного, Булыгин думал, где бы ещё взять людей, чтобы показать по телевидению массовость этого мероприятия. В маленькой деревне в Бога почти никто не верил, а пообещать им по бутылке вина за приход в часовню Булыгину было неудобно. Да чего доброго и напиться могут накануне – возьмут да и покажут по телевидению пьяные физиономии сельчан, что тогда? Но где взять ещё народу, да и кто поедет в глухую деревню за десятки километров? И решил он позвонить благочинному:
– Надо, батюшка, ваших прихожан привезти на освящение.
– А транспорт дадите?
– Я заказал два автобуса.
– Ну, тогда приедем.
– И священников ещё пригласите побольше.
– Да, я всех обзвоню.
В назначенный день, преодолев по 100-200 километров, в деревню Капустино стали съезжаться священнослужители, два автобуса из города привезли прихожан благочинного, приковыляли и десяток местных старушек. Ожидая архиерея, все дивились огромному многоярусному паникадилу, свисавшему со свода часовни и поражавшему своим великолепием.
По прибытии архиерея священники, выстроившись по старшинству, собрались было подойти под благословение, но протодиакон, сопровождавший архиерея, перегородил дорогу своим мощным телом. Владыка не любил длинных служб, и молебен был кратким, без мирной ектеньи. Хотя мирян съехалось достаточно, так что оператору с трудом удалось захватить всех молящихся. Прочитав молитву, владыка покропил часовню внутри, затем снаружи. Покончив с этим, стоя на паперти и опершись на посох, он обратился к пастве с духовным словом:
– Милостью Божией, нашей молитвой совершилось сегодня это торжественное событие…
– Бе-е-е, бе-е-е, – какой-то отбившийся от стада козлёнок подошёл к плотной толпе народа и, выискивая своих, тревожно блеял. Обстановка стала неформальной, оператор выключил камеру, люди заулыбались, а владыка продолжал свою речь:
– Святые служат нам примером верности Богу, и мы должны…
– Бе-е-е, – вновь заблеял козлёнок.
Под блеяние козлёнка вся торжественность момента терялась. Козлик придавал словам комический оттенок и ничуть при этом не смущался. Лишь Булыгин от смущения и злости не находил себе места. Разведя большое образцово-показательное хозяйство, он теперь думал, как накажет пастуха, а козлика готов был прирезать лично. Но стоя рядом с архиереем, окружённый плотной толпой, он не мог ничего сделать и лишь сжимал кулаки и стискивал зубы, играя желваками.
Священники, приехавшие издалека, при виде хором, какие возвёл хозяин, предчувствовали столь же богатое угощение. Но, после того как хозяин повёл архиерея, протодиакона и благочинного на трапезу, без какого-либо намёка пригласить остальных, священники поняли, что их кормить не собираются. Девять голодных священников растерялись.
Вскоре появился благочинный и стал спасать ситуацию:
– Отцы, езжайте в город, в храме покушаете.
– Да у нас там нет ничего, – ответила матушка благочинного.
– Ну, тогда давайте к нам домой.
– Так и дома ничего нет.
– Приготовь быстренько картошки с огурчиками…
И матушка, сев в машину, помчалась домой за семьдесят километров картошку чистить.
Священники недоумённо переговаривались:
– А зачем нас приглашали? Архиерей не благословил, Булыгин не покормил…
– Да нас, отцы, в качестве мебели приглашали.
– Да, точно, мы как массовка.
– Знали бы, не поехали.
Через пару часов, откушав в доме благочинного наскоро приготовленной картошечкой с огурчиками, недовольные потерянным днём, они разъехались по своим приходам.
Тем же вечером в «Новостях» показали главное событие дня – освящение часовни в деревне Капустино: телезрителей поразили большим количеством народа и священников. То, что это была самая обыкновенная массовка, причём массовка голодная, никто не мог и подумать. И козлёночка никто не увидел.
«Моченые лбы»
Популярная городская газета в разделе «Письма читателей» опубликовало необычное для светской печати письмо:
«Здравствуйте, уважаемая редакция! Попала мне в руки ваша газета, и очень мне понравилось, что вы печатаете письма читателей. Напечатайте и моё. Живу я в селе, есть у нас свой храм, который сейчас восстанавливает наш батюшка. Храм-то за годы советской власти под зернохранилище использовали, вот и сохранился, хотя обветшал донельзя. Сама я крещёная с детства, в церковь хожу регулярно, а вот мой супруг покрестился только недавно, да и то как-то нехорошо. Вы спросите, как это можно нехорошо покреститься? Вот я вам и расскажу.
Хотя наше село и большое, некрещёных в селе всё же много. Наш батюшка к этому вопросу подходит очень строго. Прежде чем окрестить кого-то, на личную беседу приглашает, да не всем это нравится, так как знают, что он не крестит блудников, пьяниц беспробудных и тех, кто хочет креститься “за компанию”. Вот и мой муженёк – страшный богохульник: как напьётся самогонки, так начинает такие слова говорить, что хоть из дома убегай, да он и на улице не стесняется. И всё в своих словах матерных Божию Матерь и Её Сына поминает. Я уж и каялась за него, непутёвого, не раз, да толку-то что, если он Бога не почитает. Правда, как-то захотел креститься и говорит нашему батюшке: ты, дескать, меня окрести, я, может, и исправлюсь. А батюшка ему в ответ: давай наоборот.
Малых детей тоже много некрещёных: батюшка крёстных и родителей перед крещением на исповедь приглашает, а те ни в какую. Правда, некоторые в город на электричке ездят, чтобы покреститься в главной церкви. Там всё просто: деньги заплати – и окрестят за милую душу, даже не спросят, в Бога веруешь ли. Батюшка наш ворчит, но свою тактику не меняет. Некоторые ведь прислушиваются к его советам и все требования выполняют, он при этом радуется и нам всегда говорит: “Много званых, да мало избранных”. Но вот недавно у нас такое событие произошло, из-за которого я, собственно говоря, вам и пишу.
Приехали к нам в село на автобусах миссионеры из епархии: хор и много священников. Пригласили всех в клуб. Пошла и я, правда, без муженька своего – он с утра куда-то запропастился, наверное, к собутыльникам ушёл. Расселись мы в клубе по местам, песни духовные слушаем, так хорошо и благостно на душе. Только я за своего олуха беспокоюсь: сижу и всё вокруг оглядываюсь. Вдруг вижу: входит он в зал крепко навеселе (уж я-то это за версту чую). И вижу: на шее у него крестик на верёвочке висит. Не выдержала, подошла, взяла за руку и вывела из зала, чтобы другим не мешал духовным пением наслаждаться. Спрашиваю его: “Ты чего это, нехристь, крестик спьяну напялил?” А он мне: “Это я вчера был нехристем, а сегодня крещёный православный человек!” – и опять через слово мат-перемат и Божию Матерь оскорбляет. Я гляжу, а из “красного уголка” народ по одному выходит, и у всех крестики на шее. Выходит сосед наш Васька, известный на всю округу блудник, при живой жене по соседским вдовушкам в открытую гуляет. Увидел меня, из рук фигуру неприличную соорудил и говорит: вот вам и вашему попу, я теперь крещёный!
Заглянула я в комнату, а там народищу – не протолкнуться! Городские батюшки суетятся: одни в тазике народ крестят, другие миром мажут. Похоже, что воды в тазике совсем немного осталось, и священник руку туда опустит, пальцы чуть обмакнёт и ко лбу трижды прикладывает. Сразу вспомнила, что старообрядцы нас “мочёными лбами” обзывают. Вокруг тазика человек бегает и фотографирует это массовое крещение – для отчёта, наверное. И наш батюшка стоит в сторонке, грустно так всю эту картину наблюдает. Потом сказал нам, что окрестилось 63 человека.
Когда миссионеры уехали, мы батюшке говорим: давайте в епархию письмо напишем, чтобы в те селения, где церковь есть, миссионеры только петь приезжали, а не крестить. Батюшка руками замахал: что вы, мне за это архиерей так по шапке надаёт, что не обрадуюсь, а то и вовсе зашлёт, куда Макар телят не гонял! Испугались мы за нашего батюшку и писать в епархию не стали. Но я, грешница, всё-таки не выдержала и письмо вам в газету пишу, может, и прочитает кто из церковного начальства? А поскольку за батюшку нашего опасаюсь, то простите великодушно, что не подписываюсь».
...В тот же день газета с крамольным письмом легла на стол архиерею. Прочитав письмо, архиерей вызвал секретаря и дал задание выяснить, в каком это селе прихожане такие дерзкие. Кинулись смотреть отчёты: где именно окрестили 63 человека? Оказалось, что в двух селеньях, только в одной из них церкви вообще нет, а в другой, из-за неустроенности развалившегося клуба, давали концерт и крестили прямо в церкви…
Настоятель Воскресенского храма села Прохоровка отец Валентин читал ксерокопию вырезки из газеты, присланную ему из города знакомым священником. Прочитав, попросил позвать прихожанку бабу Настю.
– Твоя работа? – спросил он прибежавшую пожилую женщину, показывая газетную вырезку.
– Неужели напечатали? – воскликнула баба Настя. Потом, помолчав, добавила: – Батюшка, я вам сейчас ничего не скажу, только на исповеди откроюсь.
– Это ещё почему? – удивился отец Валентин.
– Так я вам на духу расскажу, а вы уже потом никому не скажете, даже если и спрашивать будут, тайна же исповеди будет. Это я, чтобы вас, батюшка, не подвести.
– Ну, надо же, заботливая какая! А если на другого батюшку подумают? Ведь ты же число конкретное написала, приврала, кстати, у нас крестилось 56 человек. А вдруг найдут село, где 63 человека крестили, не сносить тому батюшки головы из-за таких вот прихожанок.
– Так, отец Валентин, прежде чем число указать, я долго молилась, чтобы Господь вразумил, какую цифру написать, чтобы никому не навредить. Вы что, думаете, я в конспирации ничего не смыслю?
Зная из письма знакомого, что поиски крамольной деревни не увенчались успехом, отец Валентин рассмеялся:
– Ладно, конспиратор, иди, к исповеди готовься, а я пойду в лавке порядок наводить, чует моё сердце, не кончится это добром, пора ревизию из епархии ждать.
Шлагбаум
Поздняя осень, стемнело, в большом городе час пик. Огромные пробки устанавливаются почти на всех магистралях, не предназначенных для такого невиданного количества машин. С каждым годом ездить всё труднее. Но это никого не пугает, все хотят ездить сами, на собственных машинах.
Иеромонах Савелий ведёт свой грузовичок осторожно, но то и дело колёса его машины проваливаются в ямы и оттуда вылетают грязные брызги прямо на капот. Впереди большая пробка, которую лучше всего объехать по узким улочкам частного сектора. Минута раздумий (не словить бы гвоздь в покрышку), и Савелий крутит баранку вправо. Разбитый асфальт тут же заканчивается – в частном секторе асфальта нет, а ямы с водой ещё больше и глубже. Та улица, по которой он обычно проезжал к монастырю, оказалась засыпанной кучами кирпичного боя, по таким горкам на машине не проедешь. Стал сдавать назад и едва не въехал колесом в открытый люк колодца – в последнее мгновение заметил. Иеромонах вышел из машины, отломил ветку от дерева и воткнул её в колодец, чтобы никто ненароком в него не упал. Поехал на другую улицу, но там оказался самодельный шлагбаум на замке. Жители улицы, сберегая раскисшую дорогу, установили это препятствие. Отец Савелий вышел из машины и подошёл к крайнему дому. Увидев во дворе женщину, он поздоровался и попросил открыть замок.
– А у меня нет ключа, – ответила она.
– А где же ключ?
– Мы отдали его в следующий дом.
Священник пошёл к следующему дому.
Услышав лай собаки, вышел хозяин дома. Диалог повторился:
– Да, у нас был ключ, но его забрали соседи из следующего дома.
Отец Савелий подошёл к следующему дому, оглянулся на грузовик с монастырским грузом, двигатель он не стал глушить. «Может, в этом доме сжалятся над священником и дадут ключ?» – подумал он, нажимая кнопку звонка. Послышались шаги.
– Нет, у нас забрали ключ вон те соседи, – ответил человек, открывший дверь, и показал на четвёртый дом.
Пока священник раздумывал, идти или не идти – слишком уж далеко была его машина, – хозяин посоветовал:
– Лучше объехать, так быстрее будет.
Утомлённый тяжёлой дорогой, иеромонах Савелий только сейчас понял, что все соседи в сговоре и кивать друг на друга – это их ежедневная забава. Он оглянулся и увидел, что из домов выходят люди и с любопытством смотрят на него.
«Всё ясно, провели лаптя деревенского, потешились», – подумал он и пошёл назад к машине.
Жительница первого дома перешла дорогу и сказала соседке: «Смотри, Маш, поп три дома обошёл, назад идёт», – и они весело засмеялись.
Отец Савелий сел в машину, перекрестился и поехал в монастырь по другой раскисающей в грязи улице, где не было шлагбаума. Постепенно чувства стыда и досады вытеснило предположение: а может, на самом деле ключ куда-то задевался, и люди правду говорили? От этого предположения стало немного легче.
Следом пришла другая мысль: а вдруг, когда настанет его черёд предстать пред вратами Царства Небесного, апостол Пётр отлучится куда-нибудь вместе с ключами и никто ему эти врата не откроет?
Монах перекрестился, и неприятное приключение со шлагбаумом показалось ему настолько мелким и несущественным, что он сразу повеселел и запел любимый покаянный канон, который знал наизусть.
Настроение окончательно улучшилось, и даже то, что он вновь встроился в хвост огромной автомобильной пробки, настроение испортить не смогло.
 | назад |
| вперед |  |
