ВОСПОМИНАНИЯ
«МОЛИСЬ, НЕ УМОЛКАЙ!»
Победу в Великой Отечественной ковали не только солдаты, но и женщины, которые трудились в тылу и молились. Много лет назад Владимир Алексеевич Михайлов (Где моя настоящая жизнь?, «Вера», № 579) записал на магнитофон рассказ своей односельчанки «бабы Жени Никифоровой», 1913 года рождения. Запись была сделана в деревне Высокий Остров Новгородской области. В 2007 году старушка ушла из жизни, почил и Владимир Алексеевич, а эта запись осталась. Публикуем как есть, с сохранением новгородского говора.
Это было начало войны. Я пасла коней. Это была тогда моя работа, мой участок. Я конюшила, другой работы не знала.
Я была тогда замужем, у меня уже были трое детей, а муж – на фронте. И вот коней я забрала, спутала, попрыгали они в поле, я осталася там пасти. Время было такое – мускородно: дело к осени – дожжик. Взят у меня брезент, я села на камушек, постелила, им же накрылася. И всё голосила-приголашивала: «Вот придите, братцы мои…» Два брата было у меня на войны… Нет, три! Володя уж погибше был – в финскую войну, а Илья и Николай – на этой войны. Я их причитываю, и Матвея, мужа мово, причитываю, что «придите, помогите моему горю… Мне очень тяжело» – ночь надо высидеть одной в поле! Причитывала-причитывала и уснула, на камушке-то.
Вдруг кто-то трясёт меня за плечо: «Проснись, матушка!» А мне не открыть глазы, так крепко сплю! Ён не отстаёт. Я прохватилася – Господи Иисусе Христе! – старичок передо мной! А он говорит мне: «Матушка, знаешь “Отче”?» Я гляжу на него: это в чём он одевше? – ён в беленькой рубашке полотняной, по колено длинной, навыпуск, длинный рукав, косой ворот, чорный пояс, белыи штаны, а поверху – обмотки, опять это – рядновые, чорные. И в лапоточках, лапоточки новыи. Бородка беленькая, по пояс, вот такая кругленька. А подстрижен он, ну, под горшок, под кругляшок, расчёсаны так, беленькие. Ну, гляжу на ево, что ж, Господи! – а саму колотит дрожь не знаю как.
Как это так! – ночью, ну, темень такая! – и вдруг старичок передо мной в белом. Очень напугалася. Опять потряс меня. Сказал: «Читай “Отче наш”. Знаёшь?» Я говорю: «Знаю, дедушко! “Отче” я всю знаю». И я начала ему читать «Отче наш, иже еси на небеси…» Он сказал: «Ну и полно! Раз знаешь – не плачь наперёд, а читай, не умолкай! Где бы ты ни ходила, где бы ни находилася, всё равно ты помни, что тебе надо читать “Отче”!» И пошёл от меня.
Я бежала домой, не помню – по чему я бежала! – по земли или я лётом летела. И лошадей бросила. Прибежала вот к мамы, грохнулась вот на энтот сундук: «Ой, мама, иди к коням, иди к коням!» Она: «Что такое, что такое?» Я: «Ничово, ничово, иди к коням! Они вон там у амбару, иди!» Я – на печку, сказываю. А Наташа-безродная там была, говорит: «Это, Евгеньюшка, к тебе Святитель Никола пришёл! Ты домолилася!»
О Наташке-то – у ей дому не было, и она находилася у нас. Ну, пристань ейная была уже така. Не старая. Было ей лет пятьдесят. Ходила везде. Бывало, и в Торбино пойдёт, и дальше, до Давыдович дойдёт. Сама собой здоровая была, только у ней глазу не было. Приходит, кусочков насобирано, она приносит в корзинке и говорит: «Ребятишки! (у меня трое маленьких)! Ну-ка, идите пирожка возьмите». А там не пирожки, а кусочки – третинка от пирожка отрезаны. «Вот это, вот это, вот это», – разбирает. «Да, бабушка, вот я этот возьму…» Ну вот, она их угостит этим пирожкам. А мама моя и скажет: «Наташа, у меня вот шти сварёны, с забелкой…» Только у нас забелка-то кака, коровы-то не было. Мы овцу доили! Она трёх принесла ягняток – баран и две ярочки. Двора у нас порядошного не было, они жили в сенях, такой уголок был выгорожен. Мы ею и доили. У ей вымя было, как у козы – большое. Ягнятам всё не высосать. Титечки было две, эвон, такие длинные, с палец. А Мишенька пришёл, мамы да и говорит: «Бабушка, у Белки-то нашей – титьки, как у коровы! А, бабушка, ею можно подоить?» Ать, мама тоже помекнулася. «Да, – говорит, – сынушко, надо попробовать!»
Взяла стопочку да и надоила стопочку молочка – от овцы-то. Дала ему попробовать.
– Бабушка! Какое вкусное-то! Ты нам штей вари, – говорит, – и белить…
А молоко, как сливки, густое. Ну, мы ею кормили очень хорошо. Ну, што делать – вот так мы и ростили деток. Вот она и предложила Наташе. А та: «О, Александра! А откуль у тебя забелка?» А мама: «Молчи! Только не распростроняй по деревне, что мы сделали. Робятёшки, мол, заставили, мы овцу подоили. Белим шти по чайной ложке!» – «Ну, што ты, не скажу!»
Молилася она! Молилась по-староверски: «Господи, Исусе Христе…», «Богородицу» прочитает, «Троицу» прочитает, «Отче»… А я и говорю: «Баба, ты “Отче”-то маленько не так читаешь!» Она: «А ну, давай поучи меня!» Вот я ей заучила, говорю: «Вот так, баба!» Ну, она стала…
Так вот она и говорит: «Это был Николай Чудотворец!» И мамушка: «Да, да, да, доченька, домолилася ты до него!» Я говорю: «Дак я не молилася. Я голосила только, причитывала – и братиков, и мужа!»
Ну, молиться я потом молилася. Бывало, пойду, глазы перекрещу и, как ни будь, всё равно иду с молитвой, с коням иду: «Отче наш…» И когда уже смотрела на картинке, там был Николай, я сказала: «Да, мама, этово дедушка я видала!» И в каком одеяньи видала, так он и естя!
Илья погиб на фронте, Николай вернулся и почти сразу умер – у него контузия была в голове. Погибли мужики, но детей-то я подняла. С овечкиным молочком. Потом козу взяла, потом уж и корову нажила, вот так я и пошла… как говорят – по Божьему пути.
До войны не было сил корову купить. А в войну, когда стали отбирать коров от людей-то из Эстонии, и погнали их… подешевле можно было. А то и так отдавали. Солдаты гонят. А солдаты какие? – они одевшись только в солдатское, а сами – вот такие же мужики. У нас Иван Васильевич, покойник, вот погнал и не вернулся. Вот Веркина матка пошла к стаду этому, где гнали, вышла на дорогу, упросила их. Я в войну, без мужа Матвея, а двух коров сменила. Полегче стало. «Отче наш» читала, не забывала. Бывало, иду на скотный или в поле иду, я сама про себя читаю. Думаю, мне же сказано от дедушки. Вошло мне в душу и в сердце, что вот дедушка меня заставил. И мне сколько пришлось пережить, а я всё читала «Отче наш». Всё пережила, и сейчас живу, слава Богу!
А тут вот, видишь, на днях и ещё лучше! Илья приснился! Святый отче Илия Пророче! С вечора-то не уснуть мне было, а потом я: давай молитвы буду читать. Лежу, иконки у меня тут две – Иверская и Казанская. Ну, я смотрю на их, лежу и читаю молитвы. Какие знала, все прочитала и с молитвам уснула. Вижу во сне облик Илии Пророка – серая рубаха и конь! Вороной конь. И пика у него. И я чувствую, что разговариваю с им! И говорю: «Святый отче Илия Пророче! Ведь ты на огненной колеснице летаешь! Эво, громушко-то! Эво, какие удары приносишь тут!» А ён и говорит: «Знаешь молитву-то мне? Вот и читай!» А я говорю: «Батюшко! А я только знаю: святый отче Илия Пророче, помоли Бога о нас, о грешныих!» – «Ну вот, – говорит, – больше ничего и не надо, читай!»
И это я пришла к Коруновым, как раз у Татьяны Васильевны такая ситуация, а я и говорю: «Сватья, попробуй ты “Отче” наизусть выучить. И вот “Илия Пророче…”, ведь он много помогает. А Святитель Христов Никола! Ведь он много помогает! – я ей вроде как наставление такое даю. – Ну и потом вот Ксения Блаженная… Много ведь помогает, и поможет и тебе».
Дала книжечку и говорю: «Ты перепиши, а сама выучи». Согласилась она, я дала ей. Выучила.
Господи Милостивый! Мы ведь грешные, да Твои, Господи!
У нас тут недалёко была часовня Илии Пророка. Колхозники сделали в ей мастерскую, а потом мастерская от молоньи сгорела, а ёни сделали, это… вот такую башню… засилосавывали силос! И давали там скотине. А потом всё разрушилось.
Вот так, два братца, на войне погибшие – Николай и Илия. И святые Божьи Угодники... пришли ко мне.
 | назад |
| вперед |  |
