ЭКСПЕДИЦИЯ
НЕ НАШИМ ПРОИЗВОЛЕНИЕМ
Заметки из редакционного путешествия в Самару
Два вектора
В первой половине июня наша редакция предприняла необычную экспедицию, которую можно назвать командировкой в прошлое, или встречей со вторым своим «я». Отправились мы к давнему другу, которого не видели много лет. Когда-то вместе мы начинали, и вот уже 20 лет прошло, как занимаемся одним и тем же делом – выпускаем православные газеты «Вера» и «Благовест».
Немногие российские читатели, выписывающие «Веру» и «Благовест», знают, что оба издания делают близкие друзья, вместе учившиеся на журфаке Ленинградского университета. Игорь Иванов, Михаил Сизов (редактор и замредактора «Веры»-«Эском») и Антон Жоголев (редактор «Благовеста») сдружились ещё на «абитуре» 1983 года. Позже к нам примкнули Владимир и Елена Григорян. Сейчас об этом удивительно вспоминать, но В. Григорян вполне мог не поступить на факультет и не стать журналистом, если б не вмешательство одного из нас, старшекурсников. Когда стало ясно, что Володе «баллов не хватает», Жоголев отправился в деканат и устроил там светопреставление: «Как вы можете не принять будущее светило журналистики?!» И ведь как в воду глядел. В общем, были мы дружны, с факультетской библиотеки брали одни и те же «запретные» книги с буквой «ять», штудировали русских религиозных философов да и просто вместе проводили время. После университета жизнь развела нас. Но только на несколько лет.
Сейчас, спустя 20 лет, понимаешь, сколь мало и одновременно много значит человеческое произволение. В студенческие годы это противоречие я бы объяснил «антиномией» – термином из законспектированных философских книг. А сейчас смотрю проще: противоречия тут нет, одно предшествует другому. Сначала человек совершает волевое сверхусилие, чему-то себя посвящая, – а затем это «что-то», уже помимо твоей воли, ведёт тебя по жизни. Когда-то, в студенческие, советские ещё, годы, мы очень хотели стать хотя бы малой частицей настоящей, исторической России. И вот, пожалуйста, получи! Вместо того чтобы жить в столицах, быть известными журналистами-писателями (кто об этом не мечтал), поезжай-ка ты, друг, в провинцию. Россия – именно там.
Сыктывкар и Самару, конечно, трудно сравнивать – по численности населения и по уровню промышленности. И всё же это одна и та же провинция, в хорошем смысле слова. Ещё эти два города объединяет то, что они находятся как бы на двух остриях «русского движения». Коми земля – конечный пункт движения на северо-восток Европы, через этот край Ермак вместе с коми проводниками перешёл в Сибирь. А Самарская земля – это край Средней Волги, это юго-восток, отсюда русские вступили на Каспий и в Среднюю Азию. Кажется, что оба вектора разнесены далеко в стороны и никак не соприкасаются. Но в эту поездку я с удивлением осознал, что Самара-то отстоит от Русского Севера совсем ничего – только Татария её отделяет. А если взглянуть в исторической перспективе... Впрочем, об истории можно поговорить и в дороге, благо путешествие предстоит всё-таки дальнее. В путь!
Русское пограничье
Из Сыктывкара мы (И. Иванов, М.Сизов, В. Григорян) выехали 10 июня днём на легковой машине. Через три часа были уже в Мурашах – окраинном райцентре Кировской области. Спустя два часа миновали и сам Киров, двигаясь на юг Вятской земли. Из тех «южных» мест, кстати, происходит род нашего сотрудника Владимира Григоряна, по материнской линии. В «Вятском епархиальном вестнике» когда-то даже вышла статья про Володю с таким названием: «По матери – вятский». А вот остальные наши сотрудники непосредственно связаны с Волгой. Предки Евгения Суворова жили на Нижегородчине, мои предки – в месте впадения Унжи в Волгу, а у Игоря Иванова – близ слияния Камы с Вяткой и Волгой, у нынешних Набережных Челнов.
Наш путь лежит вдоль Вятки. Вот минуем городок Уржум. В старину здесь стояла русская крепость с высокими стенами и пушками. Поставили её против татар, которые оседлали Волгу, и их союзников марийцев. Следующий городок – Малмыж, это уже в 294 км от Кирова. Тоже крепость стояла. Когда русские сюда пришли, местный марийский князь Болтуш был даньщиком и союзником Золотой Орды. По преданию, во время битвы он был поражён пушечным ядром и погребён в боевых доспехах вместе со своими сокровищами, а его жена Шошма (переводится как «весна»), увидев смерть мужа, бросилась с горы в реку. Захватив селение, немногочисленный отряд стрельцов в течение 30 лет отбивался от татар, неся большие потери. Когда городок обнесли крепостными стенами, население его резко увеличилось – люди шли сюда из Нижнего Новгорода, Вятки, Перми. Было это уже после покорения Казани царём Иваном Грозным.
Через десять примерно километров за Малмыжем начинается уже Татария. Впрочем, эти 10 километров мы ехали долго, то и дело останавливаясь. Игорь и Володя выходили из машины и щёлкали затворами фотоаппаратов – снимали необычные облака – словно на синее небо кто-то набросал растрёпанные куски ваты. Я тоже не выдержал и достал видеокамеру... А потом вспомнил, где такие облачки уже видел. Именно в этих краях и видел, на пути из Уржума! В 2001 году плыли мы с Игорем на байдарке по Вятке-реке, общались с народом прибрежных сёл и однажды остановились отдохнуть на плёсе. Лёжа на тёплом песочке, глядели в бездонную синь неба – и тут... Только что лазурь была совершенно чиста и вдруг чуть замутилась – проявилось облачко, похожее на кусочек ваты. За ним откуда-то взялось второе облачко, третье... Потом они слились в один белый барашек, который медленно побрёл за горизонт. Спустя время всё повторилось сначала. Здесь, над широким горячим плёсом, прямо на наших глазах зарождались облака. Это зрелище столь поразило, что очерк о путешествии так и назвали – Под большим шатром голубых небес (в №№ 397-401 «Веры»).
В пограничье русскому человеку всегда виделась какая-то мистичность. «О, Русская земля, уже ты за холмом!» – восклицал дружинник, вступая в великую степь. Для него этот холм был особенным – рубежным. Хотя он ничем не отличался от тысяч других холмов. Вот и здесь, на границе с Татарией, увиделось в природе что-то особенное – небесная тишина, остановка во времени. Не случайно название «Малмыж» с марийского переводится как «место отдохновения».
Газ и минареты
Татарстан открылся нам колосящимися нивами, рокотом тракторов, целёхонькими фермами, близ которых пасутся коровы. Ну словно обратно в советское время попали! Неужели здесь ни «перестройки», ни «передела-беспредела» 90-х не было? Просто не верю глазам своим.
А если серьёзно, то кое-что «советское» здесь и вправду осталось нетронутым, а именно – особое отношение Москвы к национальным республикам (АССР). После 90-х особый статус Татарстана только усилился – его фактически освободили от поборов в федеральный бюджет. Да и сейчас, хотя республика и стала отчислять средства в Москву, эти деньги возвращаются в Татарстан за счёт различных федеральных программ. Справедливости ради стоит отметить, что деньги эти здесь так не разворовываются, а идут на реальные дела. Например, на поддержку того же сельского хозяйства.
Первая же деревня, в которую мы въехали: улицы опутаны газовыми магистралями, над крышами возвышается островерхий минарет. Эти две детали – газ и минареты – сопровождали нас всю дорогу. Ещё в здешних селениях мы заметили на каждом шагу аккуратные указатели: «На сабантуй». До праздника было несколько дней, но всё уже подготовлено – за каждым селом огорожены площадки для игр и состязаний, на ветру развеваются разноцветные ленты. Миновав несколько таких площадок, заметил я одну странность – все они, равно как и таблички-указатели, были похожи как две капли воды. Словно не сами сельчане их соорудили, а кто-то приехал и сделал всё по одному проекту. И сельские мечети тоже вроде как по типовому проекту. Позже мы узнали, что это в Татарии что-то вроде республиканской программы – в каждую деревню по мечети. Всё по плану, как в добрые советское времена.
Как сами татары относятся к исламу и в целом к религии? В одном из сёл довелось пообщаться с одним сельчанином.
Ехали мы, ехали и решили пообедать. Захотелось отведать татарской кухни. Остановились у придорожного кафе, вышли из машины – вот те раз, на вывеске написано: «Харчевня». Село оказалось русским. Неподалёку от кафе и церковь православная виднеется. Впрочем, хозяином заведения оказался татарин, по имени Альберт. Скушав прекрасно приготовленные харчо, борщ и русские пельмени, выходим на крылечко и видим, как Альберт обходит территорию, выискивая, не бросил ли кто окурка. Вдруг он наклоняется и поднимает с земли гвоздь.
– Вот вчера шёл и наступил на него, – обратился он нам. – Сегодня снова шёл и снова наступил. А теперь поднял и брошу в урну.
Произнесши сию проповедь, он действительно опустил ржавый гвоздик в урну. Разговорились. Оказалось, что Альберт в прошлом был милиционером, а когда вышел на пенсию, занялся частным предпринимательством. Директором кафе он стал не по своей воле. Купил это здание и вначале сдал его в аренду приезжим армянам. Те устроили кафе, наняв поварих из местных русских и татарок. Но недолго они кухарили – уволились, и никто к ним больше не шёл работать. И русские, и татарки были оскорблены запретом хозяина питаться с той же кухни.
– Представьте, повара приносили с собой на кухню «тормозки» с едой, чтобы пообедать, – пояснил Альберт. – Не по-нашему это. В итоге армяне уехали и мне пришлось самому заняться кафе.
– А почему кафе у вас русским стало, а не татарским? – спрашиваю.
– Так ведь село же русское, – удивился в ответ татарин.
Видно, сёла здесь, как и в старину, чётко по национальному признаку делятся. Ободрённый, спрашиваю про православный храм, действующий ли он. Тут тон нашего собеседника сменился:
– Ну, что-то там делают старушки, ремонтируют, а попа нет. Был, да сплыл с миллионом рублей. Ещё четверо монахов жили, да выгнали их из-за пьянки.
Судя по тону Альберта, сам он искренне верил в то, что говорил. Мол, что ещё ждать от попов? К исламу тоже был равнодушен, «без намаза живу». Спросили мы его про ваххабизм, есть ли в Татарстане последователи этого учения.
– Да, приезжали к нам в село чеченцы, сто человек собирались здесь поселиться, – ответил бывший милиционер. – Но местных братков попросили с ними «поговорить», и они сразу уехали. У нас село мирное, зачем лишние проблемы?
Альберт – типичный сельский татарин. Ислам такими людьми понимается, в первую очередь, как «вера прадедов», культурная традиция. И предмет национальной гордости. Мол, наши предки приняли ислам раньше, чем крестились русские. Каждый год в июне у татар теперь в календаре – день принятия ислама, национальный праздник. Именно «национальный». Даже глава Центрального духовного управления России Талгат Таджуддин, выступая нынче на празднике в древнем городке Болгар, отметил в своей речи: «Спасибо нашим дедам и прадедам, которые смогли через века сохранить культуру и жизнь татарской нации. И мы должны передать это своим детям».
Вообще, к национальным атрибутам татары относятся трепетно. Их республика – единственный субъект РФ, где сохраняются вкладыши в паспортах с указанием национальности. Дело добровольное, и число желающих обозначить в документе свой род и племя постоянно растёт. В 2007 году, когда ввели вкладыши, их получило 50 процентов населения, а через год – уже 55 процентов. Причём не только татары, но и русские записывают свою национальность, выступив против всеобщей глобализации.
Путь наш лежал дальше. Впереди была Казань. Мне она показалась обычным губернским городом, каких много в России. Издалека посмотрели на русский Кремль с новопостроенными минаретами, заезжать не стали - спешили засветло попасть в Самару.
По длинному мосту переезжаем Волгу. И всё-таки это русская река! Не какой-то Итиль, как её называли арабы, и не Ра, как её обозначали на картах в античные времена. А Волга. От древнерусского слова «волога», то есть влага, вода. Так её именовали уже в «Повести временных лет». Длина её 3 530 километров. А её многочисленные притоки как кровеносные сосуды пронизывают Русскую землю. Волга-матушка – этим всё сказано.
Самарская святость
Самара стоит на противоположном от Казани волжском берегу, сразу за Куйбышевским водохранилищем. В этом месте великая река делает петлю, образуя знаменитую Самарскую Луку. Природа здесь необычна для Поволжья – лесистая и холмистая, что дало возможность русским зацепиться и образовать нечто вроде плацдарма. Здесь в труднопроходимых лесах, горах, глубоких ущельях и пещерах русские беглые крестьяне и вольные казаки нашли надёжный приют.
Из Самарской Луки волжские казаки постоянно угрожали ногайским улусам за Волгой, не давая им полностью подчинить окрестности. Когда же ногайцы захватили Казань в свои руки, то одновременно они сожгли и пристань Самар, так что русское судоходство по Волге тогда вообще прекратилось. Ситуация изменилась лишь после завоевания Казани в 1552 году, в котором принимали участие и волжские казаки. Эта победа и русский форпост в Самарской Луке (пристань Самар, на месте которой позже, согласно пророчеству свт. Алексия, был построен русский город-крепость Самара) дали возможность двинуться вниз по Волге, решить судьбу Астраханского ханства и выйти к устью великой реки. Это был уже край русского мира – дальше, за Каспийским морем, начиналась Туретчина.
Чем отличается это русское движение на юг от освоения Севера? Военные стычки происходили и тут и там. Но есть одна существенная разница. Историк Сергей Филатов подметил следующее: «Поволжье стало одним из первых регионов новой России, вне территории Святой Руси, где православие не имело традиций средневекового монашеского подвижничества, где не было чудотворных икон, по чьей земле в стародавние времена не ходили благоверные князья и Христа ради юродивые. Православие здесь развивалось в Новое время, когда чудеса святых и аскетические подвиги стали редкостью».
Историк приводит характерный факт: уже в наше время, в начале 90-х годов, архиепископ Саратовский Пимен убеждал в епархиальной газете свою паству, что «распространявшиеся среди верующих представления о неблагодатности нашего Поволожского края, в котором не было своих святых, чудотворных икон, древних обителей, есть заблуждение». Действительно, в Поволжье просияло множество святых. Но всё же это были «современные» святые.
Когда в Самаре мы встретились с нашим другом Антоном Жоголевым, то попросили познакомить с городскими достопримечательностями. Первым делом он привёз нас на волжскую набережную, к часовне святителя Алексия, русского митрополита XIV века. Построена она силами Свято-Алексиевского братства, в том числе трудами самого Антона и сотрудников газеты «Благовест». Митрополит Алексий считается небесным покровителем Самары. Почему именно он? Дело в том, что он единственный из древних святителей ступал по этой земле: когда-то плыл по Волге и сходил здесь на берег. В ту пору это было пустынное место с одним отшельником. Святитель, помолившись, сказал пророческие слова, что здесь вырастет город: "И город этот (как и река Самара - ред.) будет назван тем же именем Самара. В городе сем просияет благочестие и никогда и никем этот город разорению не будет подвержен". Что и сбылось - никогда ни одна неприятельская армия не дошла до Самары.
Так рассказывают летописи. А в эту же пору у нас в Коми не просто «ступали на землю», а служили на кафедре сразу четыре святителя – Стефан, Герасим, Питирим и Иона. Впрочем, во всём есть оборотная сторона. Прошли века, и православная жизнь на нашем Севере как бы устоялась, вошла в спокойное русло. А здесь жизнь бьёт ключом. Дело даже не в том, что «Благовест» часто публиковал резкие статьи по разным вопросам и включался в весьма бурные дискуссии, на что мы, холоднокровные северяне, взирали с изумлением. Дело совсем в другом. «Благовест» открыл читателям самарских подвижников современности, таких как блаженная Мария (Матукасова). В новейшие времена Самарская земля как бы спешит восполнить историю своей духовности. Мария Ивановна была обычной уроженкой Самары, работала учительницей. И вдруг после войны взяла на себя подвиг юродства, стала известной на всю Россию прозорливицей.
Или взять эпизод с народными волнениями 1956 года, когда православных усмиряли с помощью конной милиции. Поводом для этого было сокрытие властями правды о чуде окаменевшей Зои.
Домик на Чкалова
Сам Антон – коренной уроженец Самары, у него здесь много родственников. Он вспоминает:
– О стоянии Зои я знал давно, от своей мамы. И от одной инокини, которая, будучи девочкой в 56-м, одной из первых прибежала в дом на Чкалова, 84, где Бог покарал Зою за надругательство над образом Николая Чудотворца. Посреди комнаты стояла девушка с иконой в руках, накрытая занавеской или какой-то другой материей. Увидев это, будущая инокиня заплакала. Отодрать окаменевшую от пола никак не могли, пришлось пол вырубать. Девочка приходила несколько раз в этот дом, видела, что вокруг творилось, а потом её мама запретила туда бегать.
Сейчас об этой удивительной истории знает вся страна – после премьеры на Центральном канале фильма «Чудо». Но ещё в 90-е годы в свет вышла первая книга о тех событиях. Называлась она «Стояние Зои. Самарское чудо Святителя Николая», и составителем её был наш друг Антон Жоголев.
|
Удивительное совпадение – мы, сыктывкарцы, оказались тоже причастны к «Чуду о Зое». Человек, сумевший принять из рук Зои икону и тем самым освободивший её от окаменения, с 1964 года служил настоятелем сыктывкарского Казанского храма и был благочинным приходов в Коми. Факт этот открыл сотрудник нашей газеты Владимир Григорян (см. Не горело ли в нас сердце наше в №368 и Доброе имя в №379 «Веры»). Прежде было не ясно, кто же принял икону, многие приписывали это о. Серафиму (Тяпочкину), хотя он не раз говорил обратное.
Примечательно, что в Самаре в 2002 году был написан образ Свт. Николая с клеймами, повествующими о стоянии Зои. На них иконописец изобразил священника, читающего молитву перед окаменевшей, и надписал: «Молебен отца Серафима», имея в виду Дмитрия Тяпочкина, который впоследствии принял монашеский сан с именем Серафим. То есть тогда он ещё не был Серфимом. И так получилось, что иконописец, «ошибившись», невольно сказал правду: да, молебен совершал иеромонах Серафим, только это был другой человек, игумен Серафим (Полоз).
Сейчас уже многие документы утрачены. По пути на Чкалова, 84 Антон свернул на какую-то улицу и показал на огромный дом с толстенными стенами: «Вот здесь когда-то стояло главное здание УВД Самарской области. Помнишь страшный пожар в 1999 году, потрясший всю страну? Тогда сгорели не только милиционеры, но и весь архив. В том числе бумаги, касающиеся дела об окаменевшей Зое».
«Дом Зои» оказался обычным деревянным домиком. Удивительно, как не раздавили его окрестные новостройки. Рассматриваем покосившийся дощатый заборик и железные, с крепкими запорами ворота – защита от любопытных. По периметру домика кто-то начал делать заваленку, видать, он уже не греет, приходится утеплять. Антон объясняет, что сейчас в нём живут не хозяева, а «съёмщики». Заходим во двор, там какая-то девушка снимает развешенное на верёвках бельё .
– Вас тут не мучают туристы? – спрашиваем.
– Мучают. Такие, как вы.
– Туристы-то в дом просятся? – продолжаем допрос.
– Просятся, но не пускаю. Раньше разрешала.
– А правда, что на полу след остался – Зою вместе с куском пола вырубили, а дыру новыми досками забили?
– Не знаю, у нас нормальные полы, линолеумом покрыты, – собрав бельё, девушка ретировалась. Но тут же вернулась:
– А вы откуда?
– Из Сыктывкара.
– Ой, батюшки! – как-то по-бабьи всплеснула руками девушка.
– А вас как зовут?
– Наташа. А вот мой муж Коля. А вот моя соседка Людмила Александровна, очень добрая.
Тут мы заметили, что из соседних деревянных домишек вышли люди и глазеют на «туристов». Мы на них – они на нас. А вокруг увивается местная собачка и весело лает, приятно ей участвовать в человеческом событии.
– Да вы тоже добрая, – говорим девушке, – главное, чтобы не обозлили вас туристы.
Уходим. Из «дома Зои» звучит музыка, за занавесками в окнах лампы горят, дом освещён, как на Новый год. Но Наташа, конечно, не Зоя, во всяком случае, одета прилично, по-православному – в юбке и платочке. Ещё Наталья Трандина рассказала, что по вечерам она иногда вспоминает о Зое и рада, когда приходят священники и служат в доме молебен. Сына своего, родившегося пять лет назад, молодые супруги Трандины назвали Николаем – в память о чуде и в честь Святителя Николая.
Куда они текут?
Как нам рассказали, «дом Зои» собираются в скором времени снести – власти решили устроить на этом месте гаражи с автостоянкой. Единственное, что православные, кажется, добились: выделения места под строительство часовни в память «Чуда о Зое».
Вот на Западе этот дом однозначно бы под стеклянный колпак поместили и пускали в него за деньги – тем самым наполняя городской бюджет. Да ещё бы рекламу крутили, бесплатно показывали фильм «Чудо». Но местным градоначальникам такое в голову не пришло. Может, это и к лучшему. На самом деле место-то не святое, а, наоборот, отмечено грехом. Рассказывают, что дому на Чкалова уже более 120 лет. Некогда в нём была прачечная владельца зеркального цеха. До 1947 года в нём жил бывший священник из Днепропетровска, запрещённый там в сане и совершивший какой-то серьёзный греховный поступок, потом продавший дом пивнице Клавдии Болонкиной и уехавший на Дальний Восток. В доме Болонкиной частенько устраивались пьянки. Особо праздновали возвращение из тюрьмы сына Болонкиной Вадима. Рецидивист-домушник попадал туда и возвращался часто. Как вспоминают, та вечеринка, на которой соседской девушке Зое не хватила кавалера и где она и стала танцевать с иконой Николы Чудотворца, была посвящена как раз очередному возвращению из тюрьмы сына Болонкиной.
Когда мы вышли за ворота, я подумал: а интересно, сколько таких «Зой» сейчас у нас по Руси? Тех, кто не погнушается святотатством, лишь бы поучаствовать в музыкальном празднестве?
Кстати сказать, Самара считается столицей музыкальных массовых «тусовок». Давно уже в стране пользуется известностью Грушинский фестиваль, где исполняют в основном самодеятельные туристические песни и романсы. А с прошлого года в пригороде Самары стали проводить и рок-фестиваль, который называется «Рок над Волгой». На следующий день, 12 июня, в День России он как раз и был намечен. Мы решили съездить туда, тем более «фестиваль проводится по благословению Святейшего Патриарха Кирилла» – так сообщалось об этом в Интернете (позже мы узнали, что Святейший Патриарх благословлял не фестиваль, а лишь дал персональное благословение игумену Сергию (Рыбко) на выступление с проповедью со сцены фестиваля).
На огромном поле под Самарой собралась тьма народу – под вечер здесь было 220 тысяч человек. Молодёжь съехалась со всей страны, хотя местных, самарских, всё же было больше. Мы пробирались через гигантскую волнующуюся толпу, а с высокой сцены кто-то пел в ритме тяжёлого рока: «Эти реки никуда не текут – они забыли про мо-оре. Эти птицы никуда не летят – они забыли про не-ебо. И эти люди никуда не спешат, они забыли про время. Мне очень жаль, мама, но эти реки никуда не теку-ут...» Шёл я и вглядывался в лица «оттягивающихся» юношей и девушек – кто из них мог бы оказаться на месте окаменевшей Зои? И, к радости своей, не нашёл помрачённых ликов – всё светлые, по-юношески чистые. Нет, им просто в голову не придёт танцевать с иконой – даже вон тому парнишке с рисунком черепа на спине. Слава Богу, молодёжь у нас в большинстве своём нормальная. Что ещё порадовало: когда на сцену вышла певица Пелагея и запела русскую казацкую «Ой, да не вечер», то десятки тысяч голосов одновременно её подхватили. Даже слова народной песни знают!
В целом понравились не только слушатели, но и исполнители – «Сплин», «Чайф», «Машина времени» и другие, пошлости почти не было. Разочаровал только кумир молодёжи Кипелов, подделывающийся под сатанистов. К сожалению, Бориса Гребенщикова («Аквариум») мы не застали, а так хотелось посмотреть, как изменили его годы. Помнится, в 84-м году мы с сокурсником общались с ним на «Музыкальном ринге», задавали «духовные» вопросы. Сейчас сокурсник служит священником в Хабаровске и недавно смог лицезреть приехавшего на гастроли «БГ»: «Перед концертом он зашёл в храм свт. Иннокентия Иркутского. Постоял на службе...» Последний свой альбом он назвал «День радости», одноимённая песня в котором заканчивается такими словами: «Это ж, Господи, зрячему видно, а для нас повтори: Бог есть Свет, и в Нём нет никакой тьмы».
Может ли «воцерковиться» рок-н-ролл? В прошлом году, когда «Рок над Волгой» проводился первый раз, корреспондентка «Благовеста» Ольга Круглова задала Борису Гребенщикову вопрос: «Вы православный?» Тот ответил солидно: «Вполне». И поправил на груди какой-то восточный талисман. Вот и воцерковляй таких...
В конце фестиваля выступила легендарная группа «Дип Пёпл», которая наравне с «Битлз» считаестя классикой рок-н-ролла. 65-летний солист группы Ян Гиллан лихо двигался по сцене. Не обошлось без сюрпризов: в одном из проигрышей он вдруг заиграл «Ах, Самара-городок», а в знаменитой песне вместо «Smoke on the Water» спел «Smoke on the Volga». После чего на сцену вышел игумен Сергий и вручил британцу икону Божией Матери. Выглядело это странно: ну, зачем дарить святыню звезде рок-н-ролла, чтобы он повесил её на стенку в качестве сувенира? И только потом я узнал, что у Гиллана православная супруга, с которой он недавно повенчался в православном храме.
Встреча друзей
На следующий день у нас было запланировано официальное мероприятие – встреча редакций «Веры» и «Благовеста». Утром Антон придирчиво осматривал нас на предмет «дресс-кода». Ни у кого из нас не нашлось рубашки с длинным рукавом, а Володя вообще приехал в кедах – тех, в которых был на Великорецком крестном ходе. Антонова забота, чтобы друзья выглядели посолиднее, была трогательна.
Много лет редакция «Благовеста» находилась в здании издательства «Дом Фёдорова», а не так давно переехала в помещения одного из самарских храмов. Это два обширных кабинета со множеством икон. По случаю нашей встречи сотрудницы редакции накрыли стол, на котором были даже бутерброды с сёмужкой. Как-то неудобно стало – это мы должны были с печорской сёмгой под мышкой явиться, с Севера ведь приехали. За чаем по очереди стали вспоминать, как появились на свет наши газеты.
|
– Я в то время работал охранником и грузчиком в хлебном магазине, – рассказал Антон Жоголев. – За плечами у меня были газеты «Молодая гвардия» и «Мирненский рабочий». Но ушёл оттуда – не хотелось тонуть в бессмысленной суете светской журналистики. Всё же не зря Господь призвал меня из хлебного магазина, а Игоря Иванова с водозабора – он тоже тогда ушёл из газеты и работал охранником... Так получилось, что, когда вы начали газету, я получил отпуск в магазине и поехал в Сыктывкар. Был март 1991 года. Газета у вас существовала уже несколько месяцев. Посмотрел там на вас – взявшихся за святое дело – и вернулся в Самару с твёрдым убеждением, что я тоже хочу делать церковную газету. Тот импульс повлёк за собой последствия, неисчислимые по значимости. У нас тут столько людей воцерковилось через «Благовест», и у вас тоже…
Игорь при этом вспомнил, как его из охранников призвал иеромонах Трифон, впоследствии архимандрит Антониево-Сийского монастыря. Трудно было решиться и круто поменять жизнь, но священник и друзья, Сизов и Саков, к тому времени знавшие батюшку, заверили: будем рядом, поможем. Так всё и произошло. Потом была поездка к старцу Кириллу, благословение на труд. Примечательно, что и Антон Жоголев получал благословение у архимандрита Кирилла, ездил к нему в Переделкино.
О многом поговорили – о судьбе, о православной журналистике, о том, сколь похожие и в то же время очень разные наши газеты. Впрочем, не буду дублировать уже написанное – целиком нашу беседу можно прочитать в «Благовесте» (см. под рубрикой «Взгляд» статью «Вершина Святителя Стефана Пермского» на www.cofe.ru/blagovest).
Больше всего в этот день меня впечатлил сам коллектив редакции. Умная, проницательная Ольга Ивановна Ларькина – заместитель редактора. Энергичная Ольга Круглова, которая всюду успевает и прекрасно пишет. Талантливая журналистка Татьяна Горбачёва. По численности творческий коллектив «Благовеста» меньше нашего, и видно, что им приходится много и много работать. Помогай им Господь.
Примечательно, что профессионального семинара, на котором мы бы поделились друг с другом «секретами мастерства», так и не получилось. Да и какие тут «секреты». Газеты делаются не нашим произволением. За что и Богу слава.
Михаил СИЗОВ
Фото И. Иванова и В. Григоряна
 | назад |
| вперед |  |
