ХРОНОГРАФ В ЗАЛЕ ОЖИДАНИЯ 20 декабря, раннее-раннее утро. Снова дорога на Сию – из Архангельска в Антониево-Сийский монастырь на праздник памяти преподобного Антония, основателя монастыря. Ровно год назад я ехал той же дорогой. И вот так же машина ввинчивается в жидкий морозный студень, вдоль дороги замерли в инее деревья, словно кораллы на дне моря, а полная луна купается в разлитом молоке облаков над Двиной. Показались купола над Михайловым озером, а ещё выше – яркая звезда. Как в сказке: колокольный звон звенит, и народ во храм валит. И всё как прежде, разве что огоньки во вновь заселённом аккуратном братском корпусе да табличка «Музей» над одним из крылечек... Всё так же, и не так: в прошлом году в этот день принимал гостей настоятель архимандрит Трифон, который теперь далече, на Кубани, а почётным гостем был епископ Тихон – его уж нет с нами. Есть праздник, как заметил позже игумен Варсонофий, но нет нынче атмосферы такого всенародного праздника. И продолжил грустный список ушедших в минувшем году, вспомнив безвременную кончину иеромонаха Афанасия... Они уходят, но что остаётся? На литургии сегодня читали отрывок из Евангелия с обетованием блаженств в мире ином. Они обращены к потрудившимся здесь. А что остаётся нам, в нас? Вспоминается владыка, тот прошлогодний его визит в монастырь: как мы сидели все – братия, почётные и самые простые гости – за одним столом. Владыка, как обычно, шутил, а потом долго прощался – была у него такая забавная привычка уходить из-за стола, вскоре возвращаться под каким-нибудь предлогом и снова раздавать благословения, беседуя с мирянами и монахами. Диакона только успевали шубу снимать-подавать... Они, рукоположённые им диаконы, иереи, и есть, наверное, то главное, что осталось на земле от епископа. Отбывший в дальние края отец Трифон оставил нам всю эту обитель с «узнаваемым лицом», как верно заметил игумен Варлаам, возглавивший братию после отъезда архимандрита. Оставил настоящую мужскую «команду», которая когда поёт за литургией – мурашки пробегают по спине. А что осталось от отца Афанасия? Не вообще, а именно для меня?.. Сколько раз мы молились вместе, дружески перебрасывались незначащими фразами, шутили... А вот глубоко, всерьёз поговорить не довелось. И снова тут понимаешь значимость слов старцев о том, что самое главное для человека – день сегодняшний, главный человек в жизни – тот, который сегодня рядом, а главное дело – которое делаешь в настоящем... ...Я пишу этот «Хронограф» на коленке в зале ожидания транзитной станции Коноша за неделю до Нового года. Глубокая ночь, до моего поезда в северном направлении ещё несколько часов. Под лавку уютно забралась пегая дворняга – она видит сны и вздрагивает, а иногда поскуливает во сне. Сон её глубок, но одно ухо поднято – опыт жизни учит, что это не лишнее. И точно, в зал ожидания входит дежурная по вокзалу с метлой, пытается ею достать не реагирующую на тычки собаку, повторяя словно бы в оправданье: «Ещё из-за тебя мне от начальства выговор получать...» Отчаявшись выцарапать пса, она зовёт милиционера с электрошокером. Тот кое-как дотягивается до его шкуры – электрический треск, и собака с поджатым хвостом пулей летит вон. Торжествующие дежурная и милиционер уходят... Но уже спустя минуту в зал на то же самое место трусит рыжая дворняжка, устраивается под лавками, затихает... Сюжет исчерпан. Я оглядываюсь и только сейчас замечаю всю убогость вокзального помещения «для всех» – ядовито-жёлтые бугристые стены, гигантские потёки на потолке, выщербленный пол из пяти видов туалетной плитки, уложенной в разные эпохи, начиная от довоенной... Это наследие советского времени – когда всё твоё, наше, общее, а значит, «ничьё». Зато ремонт на втором этаже для желдорслужащих (себя, родимых) и несуществующих в этом захолустье «вип-персон» сделан. И вот тысячи ежедневно проезжающих этой и подобными станциями людей продолжают верить, что, наверное, так и должно быть, только этих жёлтых стен мы и достойны, ибо в своём «настоящем» представляем ценность лишь для себя, ну, может, ещё для родных. Светает. В киоске беру газету, где читаю о том, что в Санкт-Петербурге наконец-то принято решение о переносе газпромовской «кукурузины» из исторического центра куда-то на окраину. Сразу подумалось: от настоятеля Сийского отца Трифона осталась для потомков восстановленная храм-колокольня: «Не нам, но имени Твоему...» А явившиеся в город на Неве миллиардеры из «Газпрома» – не Богу, не людям, даже не себе, но – во имя своё! Беда в том, что многие из нас изменились лишь внешне, не изменившись внутренне. Те же строители «кукурузины» убеждали всех, и себя в том числе, что работают на «благо будущих поколений», как тысячи людей в советские времена. И всю сегодняшнюю экономику мы продолжаем развивать ради каких-то идей модернизации, инноваций, либерализации и т.п. Вновь за туманом этих идей одни умело набивают карманы, другие вкалывают, борясь с бедностью, и всё это страшно далеко от главного экономического постулата православия: богатеть в Бога. А значит – трудиться для ближнего. Уже сейчас это кажется каким-то мороком – несколько лет жёстких споров вокруг «Охта-центра», в которых противник, неизменно проигрывая в «открытом бою», в решающий момент доставал из рукава джокер – и «мерзейшая мощь» брала верх. Побеждая закон, правду, «небесную линию», общественное мнение... Сколько мы писали об этом, сколько раз обсуждали с друзьями, я подписывал петиции и проч. И вот – наконец-то городской суд Петербурга запретил строить на Охтинском мысу здания выше 40 метров, после чего губернатор Валентина Матвиенко заявила, что власти города совместно с «Газпромом» приняли окончательное решение перенести строительство 400-метрового комплекса. Я спрашиваю себя: что дальше? Чувствую, что вместе с исчезновением башни ушёл и интерес к проблеме. То есть получается – раз нет такого явного врага, как башня, так и делать ничего по сохранению Петербурга не надо. А ведь это не так, у города тысячи менее крупных, но не менее опасных врагов. И вообще-то, пока мы боролись с этим безобразием, продолжали твориться другие архитектурные беззакония. Что далеко ходить – под видом реконструкции и теперь продолжается снос зданий в историческом центре. Старая истина: нам нужен враг, тогда русский человек раскрывается в своих лучших качествах и мобилизуется. А без этого – кисель. Может быть, в этом и есть высший смысл охтинской «кукурузины» и событий на Манежной – чтоб встряхнуть нас? Между тем объявили посадку на воркутинский поезд. Мелькнули станционные постройки, и вот уже за окном заснеженная тайга, про которую подумаешь, что, уйди в сторону от железнодорожных огней на пару километров, и можешь заблудиться навсегда (сколько грибников опять нынче пропало!) – тайга на сотни вёрст... Это мир, в котором нет мобильной связи и удобств. Та самая тайга, куда ушли мои предки-новгородцы приращать русский мир, куда убегали крестьяне от барщины и староверы – от несвободы духовной. Нас давили, и мы уходили. И выходили из лесов, только когда раздавался клич вроде знаменитого: «Братья и сёстры!» Но теперь уйти не удастся. Некуда. Другие времена – с вершины «кукурузины» тебя разглядят в самой глубокой тайге. Господь и мне лично, и каждому из нас без конца показывает это. Нужно обустраивать мир, в котором живёшь. ...Всем нам с бессмертной душою даёт Бог знание о том, что времени нет и ты целиком – духовно и телесно – принадлежишь одному мгновению. Живёшь здесь и сейчас. Как-то бы нам это понять... Игорь ИВАНОВ |