ВЕРТОГРАД
Василий Розанов
«ЧТОБЫ ПРОНИЗАЛ ДУШУ ХРИСТОС»
Шумит ветер в полночь и несёт листы... Так и жизнь в быстротечном времени срывает с души нашей восклицания, вздохи, полумысли, получувства... Которые, будучи звуковыми обрывками, имеют ту значительность, что «сошли» прямо с души, без переработки, без цели, без преднамеренья – без всего постороннего... Просто «душа живёт»... т. е. «жила», «дохнула»... С давнего времени мне эти «нечаянные восклицания» почему-то нравились. Собственно, они текут в нас непрерывно, но их не успеваешь (нет бумаги под рукой) заносить – и они умирают. Потом ни за что не припомнишь. Однако кое-что я успевал заносить на бумагу. Записанное всё накапливалось. И вот я решил эти опавшие листы собрать.
* * *
Выньте, так сказать, из самого существа мира молитву, сделайте, чтобы язык мой, ум мой разучился словам её, самому делу её, существу её; чтобы я этого не мог, люди этого не могли: и я с выпученными глазами и ужасным воем выбежал бы из дому, и бежал, бежал, пока не упал. Без молитвы совершенно нельзя жить... Без молитвы – безумие и ужас.
Но это всё понимается, когда плачется... А кто не плачет, не плакал, – как ему это объяснить? Он никогда не поймёт. А ведь много людей, которые никогда не плачут.
(за нумизматикой)
* * *
Бог мой! вечность моя! Отчего же душа моя так прыгает, когда я думаю о Тебе...
И всё держит рука Твоя: что она меня держит – это я постоянно чувствую.
(ночь на 25 декабря 1910 г.)
* * *
Народы, хотите ли, я вам скажу громовую истину, какой вам не говорил ни один из пророков?..
– Ну? Ну?..
– Это – что частная жизнь выше всего.
– Хе-хе-хе!.. Ха-ха-ха!.. Ха-ха!..
– Да, да! Никто этого не говорил; я – первый... Просто сидеть дома и хотя бы ковырять в носу и смотреть на закат солнца.
– Ха-ха-ха!..
– Ей-ей: это – общее религии... Все религии пройдут, а это останется: просто – сидеть на стуле и смотреть вдаль.
(23 июля 1911 г.)
* * *
Боже, Боже, зачем Ты забыл меня? Разве Ты не знаешь, что всякий раз, как Ты забываешь меня, я теряюсь.
(опыты)
* * *
Моя душа сплетена из грязи, нежности и грусти.
Или ещё:
Это – золотые рыбки, «играющие на солнце», но помещённые в аквариуме, наполненном навозной жижицей.
И не задыхаются. Даже «тем паче»... Неправдоподобно. И однако – так.
* * *
Недодашь чего – и в душе тоска. Даже если недодашь подарок.
(Девочка на вокзале, Киев, которой хотел подарить карандаш-«вставочку»; но промедлил, и она с бабушкой ушла).
А девочка та вернулась, и я подарил ей карандаш. Никогда не видала, и едва мог объяснить, что за «чудо». Как хорошо ей и мне.
* * *
Кто любит русский народ – не может не любить Церкви. Потому что народ и его Церковь – одно. И только у русских это одно.
(лето 1911 г.)
* * *
Да чтo же и дорого-то в России, как не старые церкви. Уж не канцелярии ли? или не редакции ли? А церковь старая-старая, и дьячок – «не очень», все с грешком, слабенькие. А тепло только тут. Отчего же тут тепло, когда везде холодно? Хоронили тут мамашу, братцев, похоронят меня; будут тут же жениться дети; всё – тут... Всё важное... И вот люди надышали тепла.
* * *
...Дети... Как мало им нужны родители, когда они сами входят в возраст: товарищи, своя жизнь, будущее – так это волнует их...
Когда мама моя умерла, то я только тo понял, что можно закурить папиросу открыто. И сейчас закурил. Мне было 13 лет.
* * *
Религиозный человек выше мудрого, выше поэта, выше победителя и оратора. «Кто молится» – победит всех, и святые будут победителями мира.
* * *
60 раз только, в самом счастливом случае, я мог простоять в Великий Четверток «со свечечками» всенощную: как же я мог хоть один четверг пропустить?!!
Боже: да и Пасох 60!!! Так мало. Только 60 Рождеств!!! Как же можно из этого пропустить хоть одно?!!
Вот основание «ходить в церковь» и «правильного круга жизни», с родителями, с женой, с детьми.
Мне вот 54: а я едва ли был 12 раз «со свечечками».
И всё поздно: мне уже 56 лет!
(14 декабря 1911 г.)
* * *
Если кто будет говорить мне похвальное слово «над раскрытою могилою», то я вылезу из гроба и дам пощёчину.
(28 декабря 1911 г.)
* * *
Никакой человек не достоин похвалы. Всякий человек достоин только жалости.
(29 декабря 1911 г.)
* * *
Да. Смерть – это тоже религия. Другая религия.
Никогда не приходило на ум.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот арктический полюс. Пелена снега. И ничего нет. Такова смерть.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Смерть – конец. Параллельные линии сошлись. Ну, уткнулись друг в друга, и ничего дальше. Ни «самых законов геометрии».
Да, «смерть» одолевает даже математику. «Дважды два – ноль».
Смерти я боюсь, смерти я не хочу, смерти я ужасаюсь.
* * *
Всё бессмертно. Вечно и живо. До дырочки на сапоге, которая и не расширяется, и не «заплатывается», с тех пор как была. Это лучше «бессмертия души», которое сухо и отвлечённо.
Я хочу «на тот свет» прийти с носовым платком. Ни чуточки меньше.
(16 мая 1912 г.)
* * *
Есть ли жалость в мире? Красота – да, смысл – да. Но жалость?
Звёзды жалеют ли? Мать – жалеет: и да будет она выше звёзд.
(в лесу)
* * *
Жалость – в маленьком. Вот почему я люблю маленькое.
(в лесу)
* * *
Вывороченные шпалы. Шашки. Песок. Камень. Рытвины.
– Чтo’ это? – ремонт мостовой?
– Нет, это «Сочинения Розанова». И по железным рельсам несётся уверенно трамвай.
(на Невском, ремонт)
* * *
Счастливую и великую родину любить не велика вещь. Мы её должны любить, именно когда она слаба, мала, унижена, наконец, глупа, наконец, даже порочна. Именно, именно когда наша «мать» пьяна, лжёт и вся запуталась в грехе, – мы и не должны отходить от неё... Но и это ещё не последнее: когда она наконец умрёт и, обглоданная евреями, будет являть одни кости, – тот будет «русский», кто будет плакать около этого остова, никому не нужного и всеми плюнутого. Так да будет...
(за уборкой библиотеки)
* * *
Революция имеет два измерения – длину и ширину; но не имеет третьего – глубины. И вот по этому качеству она никогда не будет иметь спелого, вкусного плода; никогда не «завершится»...
Она будет всё расти в раздражение; но никогда не настанет в ней того окончательного, когда человек говорит: «Довольно! Я – счастлив! Сегодня так хорошо, что не надо завтра»... Революция всегда будет с мукою и будет надеяться только на «завтра»... И всякое «завтра» её обманет и перейдёт в «послезавтра». Perpetuum mobile, circulus vitiosus (Вечное движение, порочный круг), и не от бесконечности – куда! – а именно от короткости. «Собака на цепи», сплетённой из своих же гнилых чувств. «Конура», «длина цепи», «возврат в конуру», тревожный коротенький сон.
В революции нет радости. И не будет.
Радость – слишком царственное чувство и никогда не попадёт в объятия этого лакея.
* * *
Вообще, драть за волосы писателей очень подходящая вещь.
Они те же дети: только чванливые, и уже за 40 лет.
Попы в средние века им много вихров надрали. И поделoм.
Центр – жизнь, материк её... А писатели – золотые рыбки; или – плотва, играющая около берега его. Не «передвигать» же материк в зависимости от движения хвостов золотых рыбок.
(утром после чтения газет)
* * *
...право, русские напоминают собою каких-то арабов, странствующих по своей земле...
И «при свете звёзд поющих песни» (литература). Дело всё не в русских руках.
* * *
Прочёл в «Русск. Вед.» просто захлёбывающуюся от радости статью по поводу натолкнувшейся на камни возле Гельсингфорса миноноски... Да чтo там миноноски: разве не ликовало всё общество и печать, когда нас били при Цусиме, Шахэ, Мукдене? <...> Да русская печать и общество, не стой у них поперёк горла «правительство», разорвали бы на клоки Россию и роздали бы эти клоки соседям даже и не за деньги, а просто за «рюмочку» похвалы. И вот отчего без нерешимости и колебания нужно прямо становиться на сторону «бездарного правительства», которое всё-таки одно только всё охраняет и оберегает. Которое ещё одно только не подло и не пропито в России.
* * *
Растопырив ноги и смотря нахально на учительницу, Васька (3-й класс Тенишевского) повторяет:
– Ну... ну... ну «блаженные нищие духом». Ну... ну... ну... (забыл, а глаза бессовестные).
Чтo ему, тайно пикирующемуся с учительницей, эти «блаженны нищие духом»...
И подумал я:
– В тайну, в тайну это слово... замуровать в стены, в погреб, никому не показывать до 40 лет, когда начнутся вот страдания, вот унижения, вот неудачи жизни: и тогда подводить «жаждущего и алчущего» к погребу и оттуда показывать, на золотом листке, вдали:
Блаженны нищие духом!.. Боже мой: да ведь это и сказано «нищим духом», ещё – никому, и никому – не понятно, для всех это «смех и глупость», и сила слова этого только и открывается в 40 лет, когда жизнь прожита. Зачем же это Ваське с растопыренными ногами, это «метание бисера перед свиньями».
* * *
Церковь об умершем произнесла такие удивительные слова, каких мы не умеем произнести об умершем отце, сыне, жене, подруге. Т. е. она всякого вообще умирающего, умершего человека почувствовала так близко, так «около души», как только мать может почувствовать своё умершее дитя. Как же ей не оставить за это всё, что...
(помешали)
* * *
Как не целовать руку у Церкви, если она и безграмотному дала способ молитвы: зажгла лампадку старуха тёмная, старая и сказала: «Господи, помилуй» (слыхала в церкви, да и «сама собой» скажет) – и положила поклон в землю.
И «помолилась», и утешилась. Легче стало на душе у одинокой, старой.
Кто это придумает? Пифагор не «откроет», Ньютон не «вычислит».
Церковь сделала. Поняла. Сумела.
Церковь научила этому всех. Осанна Церкви – осанна как Христу: «благословенна Грядущая во имя Господне».
* * *
...выберите молитвенника за Землю Русскую. Не ищите (выбирая) мудрого, не ищите учёного. Вовсе не нужно хитрого и лукавого. А слушайте, чья молитва горячее, – и чтобы доносил он к Богу скорби и напасти горькой земли нашей, и молился о ранах, и нёс тяготы её.
(к выбору Патриарха всея Руси; толки)
* * *
Всё больше и больше думаю о Церкви. Чаще и чаще. Нужна она мне стала. Прежде любовался, восхищался, соображал. Оценивал пользу. Это совсем другое. Нужна мне – с этого начинается всё.
До этого, в сущности, и не было ничего.
* * *
Революции происходят не тогда, когда народу тяжело. Тогда он молится. А когда он переходит «в облегчение»... В «облегчении» он преобразуется из человека в свинью, и тогда «бьёт посуду», «гадит хлев», «зажигает дом». Это революция.
Умиравшие от голоду крестьяне (где-то в Вятке) просили отслужить молебен. Но студенты на казённой стипендии, естественно, волнуются.
А всего больше «были возмущены» осыпанные золотом приближённые Павла Первого, совершившие над ним известный акт. Эти – прямо негодовали. Как и гвардейцы-богачи, высыпавшие на Исаакиевскую площадь 14-го декабря. Прямо страдальцы за русскую землю.
* * *
На «том свете» я спрошу:
– Ну, что же, Вера, доносила старые калоши?
Потому что на этом свете она спросила:
– Барин, у вас калоши-то худые. Отдайте их мне.
И я, засыпая после обеда, сказал:
– Возьми, Вера.
Она была чёрная, худая и мертвенная, лет 45-ти, но очень служила мне верной службой.
Я не догадался ничем её отдарить. Не пришло на ум (действительно). А теперь почему-то мучит и вспоминаю. Это было 23 года назад.
Она была безмолвная и безответная. Огурцы засолила. Подаёт в сентябре. Твёрдые-претвердые.
– Что это за нелепые огурцы, Вера?
– Это с острогоном. Крепче. Через 2 недели будут совсем хороши.
Котлеты. И – ягоды чёрные!!!
– Это что за нелепость, Вера???!!!
– Я у купцов так готовила. С черносливом.
И действительно, было приятно.
(в Ельце)
* * *
Чтобы пронизал душу Христос, Ему надо преодолеть теперь не какой-то опыт «рыбаков» и впечатления моря, с их ни «да», ни «нет» в отношении Христа, а надо пронзить всю толщу впечатлений «современного человека», весь этот и мусор, и добро, преодолеть гимназию, преодолеть университет, преодолеть казённую службу, ответственность перед начальством, кой-какие танцишки, кой-какой флиртишко, знакомых, друзей, книги, Бюхнера, Лермонтова... и – вернуть к простоте рыбного промысла для снискания хлеба. Возможно ли это? Как «мусорного человека» превратить в «естественное явление»? Христос имел дело с «естественными явлениями», а христианству (Церкви) приходится иметь дело с мусорными явлениями, с ломаными явлениями, с извращёнными явлениями – иметь дело с продуктами разложения, вывиха, изуродования. И вот отчего Церковь (между прочим) так мало успевает, когда так успевал Христос.
Христианству гораздо труднее, чем Христу. Церкви теперь труднее, чем было Апостолам.
(в клинике Ел. П., 30 ноября 1912 г.)
(Из «Уединённого» и «Опавших листьев»)
 | назад |
| вперед |  |
