ЭКСПЕДИЦИЯ

СТРАНА ДУШИ

(Продолжение. Начало в № № 633-635)

Водокачка с крестом

Игорь Иванов:

Из Нового Афона, где мы обосновались, наш путь в Каманский монастырь лежит через Сухум. Вообще все расстояния в Абхазии для жителя Севера просто смешные: ну, полсотни вёрст до Каман – что это? Не успеешь оглянуться, как уже столица, а здесь, как нам сказали, не заезжая в центр, нужно повернуть налево и подниматься по дороге в гору. Мимо разорённого обезьяньего питомника, мимо танка на постаменте, памятника защитникам Абхазии, – всюду напоминания о прошедшей войне, о жизни, остановившейся в одночасье.

Дорога взбиралась всё выше и делалась всё уже и хуже, так что, в конце концов, я не выдержал и притормозил возле шедшего вдоль дороги статного молодого человека в чёрных очках и накинутой поверх плеч рубашке. Он улыбнулся и кивнул: не беспокойтесь, проедете! – и, как мне показалось, хотел махнуть рукой... Но рук у него не было. Обеих. Некоторое время мы с Михаилом ехали молча, поражённые увиденным. Сапёр? Или отрезали в госпитале?

Вот видны сваи и перекрытия какого-то незаконченного моста – по-видимому, объездной дороги вокруг Сухума, которая никогда не будет достроена. Чем-то это напомнило мне переломанный хребет огромного динозавра. Справа у дороги показалась высокая башня с многочисленными крестами на ней, похожая на старинную сванскую башню. Такие башни строились в старину в селениях сванов как наблюдательные вышки с тем расчётом, чтобы в них можно было долго обороняться. Но откуда здесь сваны? До Кодорского ущелья отсюда почти сотня километров. Я снова притормозил и отправился спросить у неспешно покуривающих в отдалении мужичков, правильно ли едем и что за башня.

– Водокачка, – усмехнулись они.

– А почему крест наверху?

– А почему нет? Мы же христиане...

Подумалось: почему бы, в самом деле, не быть крестам на башне-водокачке. Вот коммунисты не стеснялись на водокачках свои флаги и лозунги размещать, а мы, христиане, чего-то смущаемся, а ведь именно крест – наше знамя и похвала... Присел поговорить «за жизнь». Как и положено, начали с международной обстановки. Поделились слухами: внезапно прилетевший в Сухум Президент Медведев вместе с руководством Абхазии сейчас рыбку ловит в озере Рица. Выясняется, что один из собеседников проходил срочную службу на Севере, в Коми-Пермяцком округе, – и теперь он стал охотно и с расстановкой делиться тёплыми воспоминаниями. Но мне особенно рассиживать недосуг, извиняясь, прощаюсь. «Я бы с вами до монастыря поехал, проводил, да яблоки вот собираю, не могу, – задушевно сетует теперь уже мой почти что земляк и утешает: – Тут недалеко до монастыря осталось, всего шесть километров».

Возвращаюсь, Михаил спрашивает:

– Что за башня?

– Водокачка.

– А почему крест наверху?

Стенд у входа в монастырь: блюдите яко опасно!Стенд у входа в монастырь
Стенд у входа в монастырь: блюдите яко опасно!

Я смеюсь, Михаил не понимает, в чём дело, а когда я объясняю, что разговор точь-в-точь походит на мой разговор с придорожными мужичками, смеёмся вместе. Но весёлость наша очень быстро слетает от увиденного: по обеим сторонам дороги в заросших палисадах дома пугают пустыми глазницами, словно разбросанные черепа. Мы проезжаем бывшее грузинское село Шрома. В июле 1993 года здесь шли ожесточённые бои абхазских ополченцев и русских казаков с грузинскими войсками и отрядами украинских националистов УНА-УНСО. Село переходило из рук в руки, как сообщают свидетели, над ним стоял запах горелого человеческого мяса. В конце концов жители бежали и Шрома было окончательно разрушено артобстрелом. Именно сдача этого села, как считается, стала одним из переломных эпизодов войны и поставила войска Шеварднадзе перед неизбежностью разгрома.

Ходить по дичающим садам здесь никому и по сей день не приходит в голову – хотя британская международная организация по разминированию «Хело Траст», говорят, полностью обезопасила местность, всё же неразорвавшиеся мины и снаряды остались. Поднявшись на высокий берег Гумисты, не без радости замечаем далеко внизу мост – ещё несколько лет назад он был разрушенным, и нам рассказывали, как паломники перебирались на другую сторону реки канатной переправой – верхом на такой забавной подвеске, похожей на наши северные пасхальные качели. Теперь, спустившись к мосту по крутому серпантину, мы спокойно переезжаем на другой берег реки, а тут уже и до монастыря рукой подать.

Место, где сейчас тихо

Каманский мужской монастырь святителя Иоанна Златоуста
Каманский мужской монастырь святителя Иоанна Златоуста

Подъезжаем к обители. В ограде тихо, никаких признаков жизни. Но тут нам откровенно повезло: в монастыре в этот неурочный час мы застаём его настоятеля игумена Игнатия (Киута). Узнав, откуда мы, отец игумен вначале внимательно изучил случайные экземпляры газеты, оказавшиеся у нас с собой, высказал критику по её содержанию и оформлению (с ней мы спорить не стали), после чего сказал: «Ну, спрашивайте».

Выяснилось, что отец Игнатий настоятелем в Каманах полгода. Сам абхазец, родился в Сухуми. «В центре города, проспект Мира, 53», – уточняет игумен.

– Давно разминировали дорогу сюда? – спросил Михаил, по-видимому имея в виду стенд у монастырских ворот, предупреждающий: блюдите яко опасно ходите, вокруг могут быть мины.

– Уже 2-3 года назад закончили полностью.

– А кто этим занимался?

– Организация, нанимавшая местных людей...

– Случаются ли жертвы до сих пор? – попытался уточнить я.

– Бывают. Но редко.

– Мы парня встретили внизу, в селе – он был без обеих рук... – продолжает выведывать Михаил.

– А-а, худой, высокий? Да, да, знаю. Он религиозный человек, приходит иногда в храм. У него жена, дети...

В общем, поскольку отец Игнатий оказался, как и положено монаху, человеком немногословным, легче просто изложить то, о чём он рассказал.

А поведал он нам, что Василиско-Златоустовский монастырь здесь был основан в 1898 году как женский и в нём подвизались до 300 сестёр. Действовал он до 1924 года, а потом в его стенах разместился дом престарелых. Монастырский храм был разрушен. Восстановили его сравнительно недавно, в 1986 году, на фундаменте древней церкви XI века. А теперь уже мужской монастырь действует здесь с 2001 года. Буквально перед войной его пытались реставрировать. «Вот они сделали такую примитивную лестницу, ужасную, которую мы собираемся поменять, потому что подниматься по ней тяжело, можно упасть».

Довольно долго мы уже стоим беседуем возле храма.

– Батюшка, я не знаю, мы как-то на одной ноге стоим, ничего? – осторожно обращаюсь я к отцу Игнатию.

– Ничего. Вы устали?

– Нет, я, напротив, думаю, может быть, вам неудобно. Портфель в руке...

– Да я собирался уже ехать...

Интересуемся, много ли братии в монастыре.

– Мало. Несколько человек. Маленькая тихая обитель. Здесь было много людей. Из Ростова, Краснодара, но – наркоманы и пьяницы.

– Трудники?

– Ну, знаете, они не трудились, а спали, ели... На престольный праздник украли вино – 25 литров – и устроили культмассовое мероприятие. Теперь, слава Богу, у нас таких нет. Сейчас – тишь.

От «тиши» разговор как-то сам собой перешёл на грохот боёв вокруг монастыря во время последней войны. Кое-что мы и сами уже знали, и отец Игнатий подтвердил, что здесь была «интенсивная военная зона, войска Шеварднадзе захватили монастырь, поставили на верхотуре храма пулемёты».

Один из трагических эпизодов войны – гибель здесь, прямо в монастыре, иеромонаха Андрея (Курашвили). Как рассказывал впоследствии управляющий Сухумо-Абхазской епархии священник Виссарион Аплиа, «грузинские гвардейцы установили на колокольне пулемёт и вырыли окопы вокруг храма. Естественно, когда абхазская армия шла в наступление, то была вынуждена подавлять огневые точки. Бойцы подразделения Рафика Айба обходили храм, и по ним открыла огонь из автомата женщина, застрелив несколько человек. В этот момент из храма вышел батюшка. Он поклонился Иоанну Златоусту, а в храм залетела граната, разлетелись осколки. Там отец Андрей и погиб. Мы похоронили его прямо у храма. А того, кто кинул эту гранату, на второй день разорвало в бою в клочья».

Как это всегда бывает на войне, у грузинской стороны есть своя версия произошедшего, но общее то, что все признают молодого отца Андрея подвижником и искренне скорбят о произошедшем. Понятно, что среди борцов за независимость Абхазии было немало людей – как казаков, так и кавказцев, да и местных абхазов – далёких от почтения к духовенству. Поэтому не кажется невозможным свидетельство, что он погиб после того, как в ответ на вопрос: «Чья это земля?» – ответил: «Божия».

Тем временем отцу Игнатию звонят на мобильный. «Алло, да, я скоро уже, да, подъеду... созвонимся позже». Удивляюсь: место вроде бы такое глухое, а связь есть. Отец игумен объясняет, что здесь действует оператор «Аквафон», затем интересуется, где и как мы устроились, по какой цене, с какими удобствами и не надо ли помочь в чём. Похоже, он закругляет разговор, но мы ещё не расспросили об удивительной истории этих мест.

Одна из здешних святынь – место третьего обретения честной главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Как известно, в первый раз голову святого, отсечённую по приказу царя Ирода, обрели на Елеонской горе, где вельможа Иннокентий решил построить храм и обнаружил в земле кувшин с реликвией. Второе обретение главы Иоанна Предтечи случилось в пещере возле города Емессы в пятом веке, и глава была перенесена в столицу Константинополь. В третий раз её обретали уже в Абхазии недалеко от Каман в девятом веке – здесь, в дальнем углу империи, она была спрятана от иконоборцев. После восстановления иконопочитания по указанию императора в Каманы было направлено посольство, которое около 850 года обрело главу Иоанна Предтечи. В пещере, где монахи прятали честную главу святого, осталось нерукотворное изображение её. А в Константинополе, куда 25 мая (7 июня) святыню доставили и торжественно внесли во дворцовую церковь, было установлено празднование Третьего обретения главы Иоанна Предтечи.

– Скажите, место обретения сейчас почитается православными? – спрашивает отца Игнатия Михаил. – Ну, то есть мы знаем, что несколько десятков тысяч человек ежегодно посещают это место. Но ведь это главным образом туристы, отдыхающие. А верующие?

Похоже, отец игумен был искренне раздосадован (не знал, что мы только что от Гиви Смыра, который поведал нам о языческих традициях в народе):

– Но у вас логическое мышление плохо развито. Когда здесь есть епархия, есть храмы, приходы и священники, то, естественно, есть и православные люди, которые туда ходят. И все жители Абхазии почитают. А вы, как вы можете предположить, что такую святыню не почитают?

– А как именно? Крестные ходы совершают?

– Иногда крестные ходы. Читают акафист... Пойдёмте! – отец Игнатий неожиданно предложил нам зайти в храм, по-видимому решив несколько отложить свой отъезд.

Каманские святыни

Отец Игнатий показывает саркофаг Иоанна ЗлатоустаСаркофаг Иоанна Златоуста
Отец Игнатий показывает саркофаг Иоанна Златоуста

Поднявшись по ступеням в храм, игумен показывает нам святыни монастыря. Вот киот с частицей мощей «в память воссоединения Русской Православной Церкви, состоявшемся в 2007 году... иеромонаху Игнатию (Назарию Киут), клирику Абхазской Православной епархии, передаётся частица святых мощей святителя Иоанна (Максимовича)...».

Наскальное изображение главы ИоаннаНаскальное изображение главы Иоанна
Наскальное изображение главы Иоанна

– Вот частица мощей святого праведного Иоанна Кормянского, – ведёт нас дальше настоятель. – Её нам прислали из Белоруссии, от его нетленных мощей. Его икона кровоточит и мироточит...

Мы переходим в боковой придел храма, и отец Игнатий поднимает покров на старинной – это сразу видно – каменной гробнице. В ней 30 лет покоились мощи великого святителя Иоанна Златоуста, скончавшегося здесь в ссылке. Склеп обнаружили в земле, когда возводили монастырскую колокольню. Ещё в храме хранилась Плащаница с изображением Иоанна Златоуста, вышитая византийскими монахинями, но после грузино-абхазской войны она исчезла. Мы прикладываемся к саркофагу, а отец Игнатий рассказывает нам, как мощи св. Иоанна оказались в этом краю, пока его не отвлекает зашедшая в храм женщина в длинном чёрном платье, по всей видимости местная: «А здесь можно ставить свечку за упокой?..» Сразу вспомнилась женщина, так же хотевшая, но не знавшая, как поставить свечку на помин души в храме Анакопийской цитадели. Сколько же их в Абхазии – вдов и безутешных матерей!..

О том, как оказался святитель Иоанн Златоуст в Каманах, можно прочитать в литературе (в частности, в книге Рудольфа Брендле «Иоанн Златоуст: проповедник, епископ, мученик»). А сейчас, дабы не задерживать повествование, отправимся далее. Договорившись встретиться в Сухуме, мы распрощались с отцом Игнатием и отправились к ещё одной здешней святыне – источнику мученика Василиска.

Уже смеркалось, когда мы подъехали к развалинам древнего храма на холме. Поклонившись могиле мученика Василиска, находящейся внутри каменной ограды, проходим к святому источнику. Самое очевидное подтверждение чудодейственной силы источника – деревянная часовня, выстроенная внутри руин древней церкви. Её построил в 2002 году один туляк, дочь которого исцелилась на источнике св. Василиса.

На источнике мученика ВасилискаИсточник мученика Василиска
На источнике мученика Василиска

История же источника такова. Конвоиры римского воина-христианина Василиска в Каманы (его вели в оковах и медных сапогах со вбитыми в подошвы гвоздями) в такой же знойный, как сегодня, день сделали привал, а мученика привязали к засохшему дубу на солнце. Посмеялись: «Пусть твой Бог напоит тебя!» Святой взмолился Богу и внезапно услышал голос Свыше: «Не бойся, Я с тобою!» Земля затряслась, и из скалы забил источник. Поражённые чудом, воины освободили мученика, а мгновенно разлетевшаяся молва привела к Василиску множество местных жителей, желавших исцелиться. Когда всё же Василиска казнили, христиане выкупили его мощи и ночью тайно погребли на вспаханном поле. Через некоторое время на месте кончины мученика была построена церковь во имя святого мученика Василиска. Трижды делались попытки перенести мощи Василиска, но Господь не попустил этого.

После знойного и усталого дня искупаться в святом источнике было огромной радостью. Я готовился к тому, что он будет столь же леденящ, как , к примеру, дивеевские источники, но вода, выходящая из-под скалы (когда-то являвшейся стеной древней часовни), оказалась тёплой, как в реке. Тут-то я и вспомнил про источник на Иверской горе: мне тогда казалось, что в недрах горы может быть только стылая вода и в таком состоянии никак она не способна испаряться, теперь же следовало в этом усомниться... Вот как глубоко, оказывается, под палящим солнцем может прогреваться земля!

Я окунулся раз, другой, пошарил рукой по дну, вытаскивая и разглядывая камушки: рассказывают, что попадаются удивительные, на которых будто застыли капли крови Василиска. Но мне такие не попадались, да и разглядеть что-либо в густом сумраке под кронами деревьев уже стало невозможно. Однако пора было в обратный путь. Перекрестившись на висящий на дереве киот с образом мученика, мы сели в машину.

Михаил Сизов:

Близилась ночь. Мы спешили в Сухум, пыля на машине по узкому горному серпантину и моля Бога, чтобы придержал Он движение Солнца. Дорога хоть уже и знакомая, но в темноте на повороте вполне можно улететь в ущелье. Наконец выехали на асфальт, вон и «водокачка» со старинным крестом...

– Того парня, сапёра, искать будем? – предлагаю Игорю. Он кивает, понимая, кого имею в виду. У юноши, который утром подсказал нам дорогу на Команы, не было двух рук – и легко предположить, что тот потерял их, разминируя окрестности монастыря. Только вот незадача: мы даже имени его не спросили. Сельская околица пустынна, только мальчонка катит навстречу на велике, машу ему рукой...

– Не знаешь, где живёт парень – высокий, вежливый, в тёмных очках и без рук?

– А-а, Котик... Где-то внизу его дом, точно не знаю, – извиняется велосипедист.

Мост через Гумисту
Мост через Гумисту, где шли тяжёлые бои

Единственное, что удалось выяснить: Котик – это абхазское имя. Едем дальше с чувством какой-то обделённости. Всё по верхам, по верхам... По уму-то разуму надо бы, по кавказскому обычаю, сесть с человеком за один стол и не спеша, эдак часов пять кряду, поговорить по душам. Только так и можно вникнуть в эту внешне пёструю, а в глубине цельную и монотонную, как абхазские напевы, жизнь. А с другой стороны, остановись мы тогда побеседовать с Котиком, игумена в монастыре бы не застали...

Серпантин спускается к Сухуму. Миновав пригород, тормозим у арочного, словно парящего в воздухе моста. Над ним возвышается скала с надписью: «Вечная слава героям Абхазии!» Вся скала – в мраморных досках, с которых на нас смотрят совсем молодые ребята, абхазы и русские. Галактион Чукбар, Рамиз Малия, Вахтанг Абиджба, Игорь Сысоев, Николай Дубровский... Гудаутская рота народного ополчения, полёгшая здесь в 1993 году. Игорь присаживается на вырубленную из камня скамейку за такой же каменный стол, отполированный, как видно, частыми поминальными трапезами. А я иду к мосту, глянуть сверху на реку. Уже никуда не хочется спешить. Берег вертикальный, как стена, метров 100 в высоту. Да, с наскока такую твердыню не взять...

На мосту

Помнится, позже в Ново-Афонском монастыре подошёл я к группе крепких мужиков, одетых в камуфляжную форму, чтобы порасспросить о боях в Каманах и на этом мосту через Гумисту. Все они были из землячества казаков Абхазии. Седоусый атаман их, Олег Петрович Петров, оказался как раз уроженцем Гудауты и про бой Гудаутского ополчения на мосту знает не понаслышке.

Атаман Олег Петрович Петров
Атаман Олег Петрович Петров

– Дело в том, что наступали мы на Сухум весной, в марте, и Гумиста разлилась, была бурная, просто так не перейти. Кроме того, под мостом каждый квадратный сантиметр был заминирован. Да ещё скала отвесная. А мост стоял, грузины его не взорвали. Было похоже на ловушку, поэтому решили мы ударить с двух сторон – через мост и с противоположной стороны города, снизу от моря, от Учхоза. Казаки двинулись через Учхоз, а на мост пошла сборная бригада, среди которых были и гудаутские ополченцы. На ту сторону они благополучно перебежали, захватив плацдарм, но ловушка оказалась не впереди, а под мостом. Оттуда выехал танк и стал стрелять по скале простыми болванками, засыпая сверху каменными осколками. Под этим каменным градом и полегли ребята.

– Какая-то смерть не героическая, – засомневался я, – а там написано «слава героям».

– Э-э, паря, – критически оглядел меня старый казак, – ты, наверное, много фильмов про войнушку смотрел. Война – это работа, в которой каждый занимается выполнением своей задачи и работает на общий результат. Кто-то просто умирает под снарядами, отвлекая противника, а другие в это время делают прорыв в неожиданном месте. Кто из них больший герой? Грузины, которые в Сухуме засели, думали, что главный удар через мост последует. А не тут-то было!

Вообще, нет у нас деления: этот больше сделал, тот меньше. Хотя личного героизма у всех – абхазов, русских, кавказцев, – конечно, хватало. Скажу за наших казаков, поскольку видел их в деле. Вот представь, стоит дзот с пулемётом, все подходы свинцом поливает. И тебе скажут: иди и заткни его. Легко сказать! А Коля Пронин, ни слова не говоря, берёт гранатомёт, зовёт с собой бойца, и бегут они под пулями перебежками – один бежит, другой в амбразуру стреляет, этак по очереди. И ведь добежали, с тыла зашли! Заглядывают в дзот, а там сван по пояс в стреляных гильзах стоит, от пулемёта пар идёт. В плен сдаваться он не захотел, до последнего отбивался. Вот такая... работа. Или был у нас казак по фамилии Куц. На восточном фронте он два танка из гранатомёта уничтожил и третий танк подбил, тот загорелся – но осколками от его брони сам был убит. Человек хорошо сделал свою работу, хотя, к сожалению, не уберёгся.

Или вот такой незаметный подвиг. Абхазка Рита Беридзе, медсестра, всю войну с нами прошла, ранение имеет, мы её потом представили к награждению казацким крестом Георгия Победоносца. Она девятерых раненых через Гумисту перетащила на себе, весной, когда река разлилась и была ледянющая. А на войну она пошла после сестры. Та была снайпером, так её грузины поймали и жесточайшим образом убили, рассказать страшно: гвоздями прибили к столу, потом воткнули ствол автомата и нажали на курок. И вот её сестра родных оставила и пошла на войну как бы в отместку, но не стрелять, а помогать раненым. И брат её Сергей тоже всю войну с нами прошёл.

– Да, тяжеленных мужиков через реку тащить, тут не просто храбрость нужна, а отчаянная жертвенность, – удивился я.

– Разная храбрость бывает, – вздохнул седой казак. – В первые же дни войны с Дона приехали 27 добровольцев. Первым из них погиб атаман Анатолий Маяцкий. Хороший человек был, отважный. Только вот не захотел снимать казачью форму с погонами, в хэбэшку переодеваться, и его снайпер «снял». Снайпера-то постоянно казаков в оптические прицелы высматривали.

– А вы не знаете, кто в Каманах грузинского священника убил?

– Да поди разбери в той обстановке. Помню, там мхедриони на вершине сидели и молотили по площадям из миномётов. Наши снизу шли, и сразу семь казаков погибло. Моему полевому атаману Филиппову, который сейчас в Сочинском районе живёт, руку оторвало. Стреляли с разных сторон, порой и под свою пулю можно было угодить.

Такой вот разговор получился со старым казаком. На груди его я впервые разглядел в деталях Орден Леона. Раньше думал, что как-то с львиной храбростью связан. Нет, на ордене изображён царь Леон II. Двоюродный брат византийского императора Льва Исавра, он в 780 году объявил независимость Абхазии от Византии. Это совпало с началом иконоборческих гонений Исавра, так что в том же году и Абхазская Церковь стала автокефальной, отделившись от ереси. Интересно, что спустя 25 лет царь Леон перенёс столицу Абхазии из Анакопии в Кутаиси, на территорию присоединённых грузинских земель. Не проста, ох, не проста история абхазо-грузинских отношений...

Ну а мы, постояв на мосту, продолжаем путь и въезжаем в Сухум. В домах уже светятся окошки, правда не во всех. Даже в вечернем сумраке видны следы разрушений от последней войны. Наутро нам была назначена встреча с отцом Виссарионом, временным управляющим непризнанной Абхазской Православной Церковью.

(Продолжение в №№ 637, 638, 639)