ЧТЕНИЕ


«И ПРОМЫСЛ БОЖИЙ НЕ ОБИЖАЕТ НИКОГО»

Как-то прочитала я у митрополита Афанасия Лимассольского, ученика и сотаинника старца Паисия Святогорца: «И Господь имеет Промысл о каждом человеке. И Промысл Божий не обижает никого». И задумалась над этими словами... Порой сравниваешь судьбы людей и поражаешься: кто-то благоденствует, а у кого-то скорбь за скорбью... Почему так? Кто-то приходит к Богу в детстве и в юности, а кто-то – только перед смертью. А иногда и совсем не приходит... Оно, конечно, «суды Божии – бездна многа», и сам Антоний Великий получил совет от ангела внимать себе, а не размышлять над превратностями чужих судеб. Но всё-таки как утешительно знать: «И Господь имеет Промысл о каждом человеке. И Промысл Божий не обижает никого».

В келье паломнической гостиницы Оптиной пустыни стояла тишина: все сёстры, кроме меня и Натальи, трудились на послушаниях. У меня послушание было в храме с четырёх часов дня, а Наташа приболела и от послушания была временно освобождена. Она внимательно читала замечательную книгу про старца Паисия Святогорца и время от времени делилась со мной своими впечатлениями.

Я печатала на ноутбуке очерк по заказу православного издательства и слушала её восторженные отзывы не очень внимательно. Нет, мне очень нравилась эта книга, просто я перечитывала её уже несколько раз и вроде бы хорошо запомнила всё, о чём там говорилось.

– Оль, смотри, как хорошо сказано: «Промысл Божий – это действие Божие, которое ставит человека в наилучшие условия с точки зрения его спасения».

– Да...

– «Суть не в том, чтобы человек живой остался, а чтобы не умер без покаяния. Смерть сама по себе не есть зло – зло есть смерть во грехах»...

– А это вроде святого Иоанна Златоуста слова...

– Знаешь, Оль, я давно поняла, что и жизнь наша, и смерть предопределены Господом... Не будет предопределения Божия о смерти человека – он нипочём не помрёт.

А вот это что-то новенькое. Такого я вроде бы в книге не читала. Перестаю печатать и разворачиваюсь лицом к Наталье. А она отложила книгу и задумчиво смотрит на меня.

– Наташа, ты сказала «предопределения?»

– Ну да! Если Господь предопределил смерть человеку, Он отнимает Свою Божественную благодать, убирает защиту – и приходит смерть, человек умирает. Смерть может прийти в любом виде: от несчастного случая, тяжёлой болезни, убийства...

Я вспоминаю строки из Псалтири: «Отымеши дух их, и исчезнут, и в персть свою возвратятся. Послеши Духа Твоего, и созиждутся...» – и согласно киваю головой. Потом задумываюсь:

– Подожди, а если человек решит с собой покончить – как быть с Божиим предопределением?

– Ну, если нет такого предопределения, то человек нипочём не умрёт.

– А если под поезд бросится или прыгнет с пятого этажа?!

– Ну так что ж, с пятого... Моя сестра с седьмого выбросилась и жива осталась. Не было, видимо, воли Божией ей умирать – срок её ещё не пришёл.

– С седьмого?!

Я подсаживаюсь к Наташе поближе, и она рассказывает мне о своей сестре. И даже разрешает пересказать её историю, изменив имена.

Алёна, младшая сестра Натальи, была невысокая, хрупкая, светловолосая. При виде её в памяти всплывала картина Васнецова – грустная девочка у глубокой заводи. Наталья характером пошла в отца, человека доброго, но властного, с сильным характером. А Алёна – в маму, спокойную, мягкую, кроткую.

Росла она скромной, домашней, любила шить, вязать. Рано научилась готовить, стряпать вкуснейшие пироги, торты, печенье и на все семейные праздники накрывала чудесный стол. Ещё она любила животных и мечтала стать ветеринаром. Мечта её не осуществилась: Алёна вышла замуж сразу после школы и по настоянию мужа стала домохозяйкой.

Муж её, Сергей, работал руководителем крупной фирмы. Он был старше Алёны лет на десять, а выглядел ещё старше из-за всегда сурового вида. Сергей чем-то напоминал строгого и властного отца Алёны, который умер, когда сёстры ещё учились в школе. Вот только доброты отца Наталья в нём не замечала. Он ей как-то сразу не понравился. А вот Алёна влюбилась. Высокий брюнет, широкий в плечах – девушки на него засматривались. Сергей шёл по жизни уверенно, дела ладились, бизнес процветал.

Наташа нечасто, но бывала в гостях у сестры. В основном та приглашала её в отсутствие мужа, так как тот гостей жены не признавал. Гостями он считал только партнёров по бизнесу, к приходу которых Алёна должна была накрывать стол по всем правилам этикета. Гости обычно восхищались кулинарными талантами Алёны, делали пару комплиментов Сергею по поводу красоты и молодости жены, а затем забывали о ней до конца вечера.

Первые годы Алёна встречала Наташу радостной, с удовольствием показывала собственноручно сшитые шторы и вышитые салфетки: ей нравилось украшать свой новый дом, встречать мужа вкусным ужином. Спустя несколько лет радости поубавилось. А потом Алёна заскучала. Ей, видимо, было одиноко. Детей муж не хотел. Точнее, хотел, но позднее, лет через десять-пятнадцать. А пока, по его словам, супруги должны были «пожить для себя». Даже домашних животных муж заводить не разрешал: у него была аллергия на шерсть.

Жизнь «для себя» в их семье получалась такая: Сергей приходил домой поздно – он много работал, а после работы нужно было пойти на корпоративчик, или в сауну, или на боулинг. И в какое бы время он ни вернулся домой, жена должна была ждать его с готовым ужином и при полном параде.

По мнению Наташи, на жену Сергей смотрел примерно так же, как на новую стиральную машину или супер-пылесос – вещи красивые, удобные, полезные... Об этом Наташа говорила с возмущением сестре при встрече. Но Алёна такие высказывания не поддерживала, мужа не критиковала и мягко переводила разговор на другую тему.

Вскоре ей стало не до скуки: у мужа заболела мать, и Алёне пришлось взять на себя уход за ней. Мама родила Сергея поздно, была уже старым человеком и после того как, упав, сломала шейку бедра, самостоятельно передвигаться не могла. Каждый день Алёна ездила к больной женщине, а потом Сергей выгодно продал квартиру матери и перевёз её к себе. Сам он почти не заходил в её комнату, и Алёна одна ухаживала за свекровью: стирала, меняла памперсы, кормила.

Старушка была раздражительна, нетерпелива. Она и в былые годы не отличалась особенной покладистостью, а заболев, стала особенно привередлива. Могла запустить в невестку тарелкой, если обед ей не нравился. Или пнуть здоровой ногой, если была не в настроении. Алёна всё это сносила терпеливо. Теперь ей приходилось тяжело вдвойне: она по-прежнему должна была кормить мужа вкусными завтраками и ужинами, встречать его при полном параде, накрывать достойный стол для гостей – и при этом быть постоянной сиделкой у больного человека.

Наташа жалела сестру: она и так всегда была тоненькой, а теперь и вовсе стала прозрачной. И очень грустной. Муж всё меньше обращал на неё внимания. Иногда он не приходил ночевать. Мог пропасть на несколько дней, а вернувшись, вёл себя как ни в чём не бывало. Наталья возмущалась бесхарактерностью сестры. Она советовала ей принять какие-то меры и подействовать на Сергея, но Алёна была слишком мягкой, нерешительной и пасовала перед жёстким, властным характером мужа, продолжая подчиняться ему во всём. Видимо, она продолжала любить его.

Пролежав лет пять, свекровь умерла. В последнее время характер её смягчился, душа стала отзываться на доброту и терпение невестки, и перед смертью она даже целовала ей руки и просила прощения за все свои выходки.

Возраст Алёны перешагнул за тридцать, и теперь она очень надеялась, что муж разрешит ей родить ребёнка. Но Сергей думал иначе. Как-то вечером он посадил жену в машину, привёз её в однокомнатную квартиру на окраине Москвы и объяснил, что разводится с ней и теперь Алёна будет жить здесь. Он больше не любит её и собирается жениться на другой женщине, а она, Алёна, пусть благодарит его и за эту квартиру. Она и её не заслужила, потому что ни дня в своей жизни не работала, а просидела все эти годы на его шее.

Затем он захлопнул за собой обшарпанную дверь и ушёл в своё новое счастливое будущее. И Алёна долго сидела на пустой грязной кухне, где, кроме старой плиты и раковины, видавшей лучшие времена, ничего не было. Время остановилось. И Алёна совсем не знала, что делать дальше. И будет ли это «дальше» вообще. В комнате стоял диван, и под утро она, не раздеваясь, заснула. Проснувшись, испугалась, что проспала и не успеет с завтраком. А потом поняла, что готовить этот завтрак больше некому. И жить ей, Алёне, тоже, наверное, больше незачем.

Она несколько раз ездила домой, но дверь ей не открывали, замки сменили. А один раз открыли, но лучше бы этого не делали, потому что на пороге Алёна увидела высокую молодую девушку. Она была намного моложе Алёны, но вид у неё был очень уверенный. Она строго спросила:

– Сколько вы ещё будете нам надоедать? Разве вы не понимаете, что вас больше не любят?! У вас что, совсем нет чувства собственного достоинства? Пора бы уже и завести – в вашем-то возрасте! Что? Какие вещи?! Ваши вещи?! Да какие там ваши вещи – на помойке они!

Дверь захлопнулась перед носом Алёны. Она долго стояла у этой закрытой двери и никак не могла сообразить, что она должна делать дальше, а потом медленно побрела прочь. Дверь снова открыли, и высокая девушка вышла вслед Алёне, сунула ей в руку большой пакет и негромко сказала:

– Мне стыдно за вас! Посмотрите на себя – вы же похожи на побитую собаку! Как с вами Сергей жил – я просто поражаюсь...

Девушка ушла. Она шагала широко и уверенно и держала себя тоже уверенно – была полна чувства собственного достоинства. Алёна вяло подумала, что, наверное, такая девушка и правда больше подходит её бывшему мужу. А не она, Алёна, у которой нет ничего своего. Никакой своей жизни. И её больше не любят. А ещё она похожа на побитую собаку. Какой мужчина согласится жить с женщиной, похожей на побитую собаку?!

Алёна заглянула в пакет: из него торчали скомканные салфетки, которые она когда-то старательно вышивала. Она вспомнила, как старалась передать красоту цветка на вышивке. И как украшали эти салфетки их семейный стол. Медленно достала их, аккуратно сложила и оставила отчего-то на грязной осенней дорожке. Она шла по этой дорожке и плохо видела её: в глазах всё расплывалось. Накрапывал дождь, и Алёна не могла понять: дождинки на её щёках или слёзы? Она лизнула одну дождинку, и та оказалась солёной.

Новая жизнь Алёны не клеилась. Она нашла работу лифтёра, с людьми почти не общалась, только по службе. И ещё Алёна начала пить. Наташа долго не замечала её пристрастия к спиртному. Это бывает у таких домашних, скромных женщин, как Алёна: их бытовое пьянство долго остаётся незаметным для окружающих. Алёна работала, а после смены пила одна на кухне, засыпая нередко за столом, а затем снова шла на работу.

Наталья приходила к сестре, но долго не могла понять, в чём дело. В первое время Алёна не пила в её присутствии, прятала бутылки. Наташа только удивлялась запустению в квартире и тому, что сестра, всегда такая аккуратная, не пыталась эту квартиру отмыть, украсить, сделать уютной. Она всегда так любила вышивать, вязать, а сейчас нигде не было ни салфетки, ни коврика. Даже тюль Алёна не повесила на давно не крашеное кухонное окно, откуда с высоты седьмого этажа просматривался только пустырь.

К тому времени Наташа пришла к Богу, воцерковилась. Она была крещёной (в детстве её окрестила верующая бабушка), а вот Алёна – нет. К моменту её рождения бабушка уже лежала больная, а больше некому было позаботиться о крещении ребёнка.

Теперь Наталья стала думать о том, как окрестить Алёну, но та никак не могла собраться в церковь. Глаза у младшей сестры стали совсем грустными, и вела она себя так, как будто жизнь для неё кончилась. Алёна продолжала жить только по необходимости, не ожидая уже ничего хорошего от будущего.

Когда Наталья поняла, что сестра пьёт, то остановить её она уже не могла. Алёна пошла в отпуск, и у неё начался настоящий запой. На работу идти было не нужно, и она пила и засыпала, а проснувшись, пила опять. Как-то Наташа приехала к сестре и услышала её жалобы на то, что в квартире развелось много пауков. Она, Алёна, уже и дихлофос купила, и с веником за ними гоняется, а их всё больше и больше.

Наташа осмотрелась. Пауков нигде не увидела, и это показалось очень странным. Ей и в голову не могло прийти, что у сестры, тоненькой и хрупкой, очень быстро развился алкогольный психоз. Возможно, более крепкая женщина до такого состояния дошла бы только через несколько лет, но Алёна достигла его очень быстро.

Наташа отобрала у сестры спиртное, которое та уже перестала от неё прятать, приготовила обед, уложила Алёну спать и ушла. А на следующий день состояние Алёны ухудшилось. Теперь сестра жаловалась, что пауки везде. И главное – появился среди них новый, самый большой, белый и противный, который лезет Алёне прямо на ноги, и стряхнуть его она никак не может. Ещё младшая сестра стала слышать за окном церковную музыку и пение, в котором чётко различалось: «Аллилуйя тебе, Алёна, аллилуйя!»

Наташа, испугавшись, вызвала скорую, узнала, что у сестры «белочка», как назвал медбрат белую горячку. Медики оказались людьми опытными, спорить с Алёной не стали, а, наоборот, пообещали главного паука отловить и на шприц посадить, для чего демонстративно достали большой шприц и пригрозили пауку. И Алёна охотно согласилась поехать с такими милыми и понимающими людьми, обещавшими прогнать нахальных пауков.

Алёну увезли в психиатрическую больницу. Алкогольный психоз сняли, а поскольку выглядела Алёна ещё вполне прилично и вида алкоголички приобрести просто не успела, то выписали её очень быстро.

Наталья пришла навестить сестру, а та уже снова отмахивалась от белого жирного паука, который, по её словам, не давал ей никакого покоя. Наталья уложила сестру на диван и пошла на кухню готовить обед, предварительно выбросив всё заново купленное Алёной спиртное. Когда она заканчивала варить суп, то услышала скрип балконной двери и почувствовала порыв холодного зимнего ветра. Наташа пошла в комнату и, не увидев сестры, вышла на открытый балкон. Сначала она искала Алёну на своём балконе и на балконе соседей. Ей и в голову не могло прийти, что смотреть нужно вниз. Потом она услышала крик: «Смотрите – женщина выбросилась из окна!»

Посмотрев вниз, Наташа почувствовала, что сейчас сердце остановится: далеко внизу на снегу лежало тело её младшей сестры. Как во сне набрала номер и вызвала скорую помощь, потом медленно спустилась вниз. Возле Алёны стояло несколько человек, но никто не решался тронуть её.

Наталья села на снег рядом с сестрой и так сидела, пока приехавшие медики не увезли Алёну в реанимацию. Ей повезло дважды: она упала в сугроб и снег был не застывшей глыбой, а мягким, пушистым, свежевыпавшим – как раз шли сильные снегопады. Тем не менее состояние Алёны было критическим и врачи считали, что шансов выжить у неё почти нет.

Наталья приняла решение окрестить сестру, не желая отпускать её в вечность некрещёной. Встал вопрос: как претворить это решение в жизнь? И тут, по словам Наташи, всё получилось так, как будто ей помогали ангелы. Заходит она в отделение реанимации – и нос к носу сталкивается с батюшкой.

Оказывается, отец Роман приходил, чтобы причастить тяжелобольного человека. Батюшка внимательно выслушал Наташу и сразу же направился в палату к её сестре, пообещав посмотреть, чем он сможет помочь. На тот момент Алёна продолжала оставаться в коме и лишь на незначительное время приходила в себя.

Через некоторое время батюшка вышел, и на лице его, хоть и радостном, проскальзывало сильное недоумение или, как выразилась Наташа, «ошарашенность». При входе священника в палату Алёна открыла глаза и в её взгляде появилась разумность. Это уже было удивительно, так как врачи видели её только в роли домашнего растения, не более того. Одна её медицинская карта была сравнима по толщине с романом «Война и мир».

Отец Роман окрестил Алёну, предварительно разузнав, раскаивается ли она в содеянном. И после крещения Алёна пошла на поправку. Причём с удивительной скоростью. Через некоторое время трубку аппарата искусственного дыхания вынули и она начала, хоть и с трудом, но говорить, чем доставила небывалую радость сестре и всему медперсоналу, не ожидавшему от неё после такого падения вообще каких-либо проявлений умственной деятельности.

А Алёна продолжала удивлять: будучи человеком стеснительным, она, начав говорить, стала отказываться от судна и проситься в туалет, который, по её словам, находится по коридору налево и там постоянно курят сестрички. Откуда она это узнала, загадка, ведь привезли её в бессознательном состоянии, крепко привязали к кровати, и на тот момент её никто ещё не отвязывал. Также она могла рассказать, где находится ординаторская и пост дежурной медсестры, хотя видеть этого никак не могла.

Наталья знала, что часто жизнь людей, принявших крещение в зрелом возрасте, резко меняется. Как будто они получают в жизни второй шанс.

– Понимаешь, Оль, я видела на примере собственной сестры, как сюжетная линия её судьбы полностью меняется и начинает вести к свету из тьмы. Наверное, звучит высокопарно, но... Ты меня понимаешь?

– Понимаю, Наташенька... Только вместо «сюжетной линии судьбы», наверное, будет правильней сказать «Господь Бог».

– Ну да! Я ж тебе и начала рассказывать о Промысле Божием в жизни человека!

Алёна вышла из больницы, отлежав довольно долго сначала в реанимации, а потом в травматологии. Но вышла, можно сказать, своими ногами, правда с палочкой, прихрамывая. (От палочки она отказалась примерно через полгода.) Глаза её ожили, и в них появилась радость жизни. Сёстры шли не спеша по тропинке, и Алёна ежеминутно останавливалась, чтобы полюбоваться весенней травкой, жёлтыми цветочками мать-и-мачехи, букашками в траве, чтобы послушать весёлый щебет птичек.

Наташа сделала ремонт в квартире сестры, и теперь там было вполне сносно. Она очень боялась, что когда придёт к Алёне в следующий раз, то снова обнаружит у неё спиртное. Но этого больше не произошло. При очередном визите она увидела, что на кухне и в комнате сестры появились самодельные горшочки с цветами, а на столе стоял букет полевых цветов. Наталья смотрела на этот простенький букет, и ей хотелось плакать: он означал, что прежняя Алёна, та, которую она знала в детстве и юности, – вернулась.

Также Алёна стала вместе с сестрой постоянной прихожанкой храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Видимо, после пережитой клинической смерти неверующим человеком оставаться трудно...

Нашла себе Алёна и новую работу. Она стала помогать волонтёрам в собачьем приюте, который находился рядом с домом, на пустыре. А потом, окрепнув, сама стала волонтёром. Она заботилась о собаках, об их здоровье, о прививках, брала на передержку, искала кураторов. Когда Наталья навещала сестру, та уже не грустила. Да и грустить ей было некогда.

Она объясняла Наташе, что передержка – это временный приют, то есть когда берут на время домой щенка, больную собачку или здоровую, но совершенно домашнюю, которой будет тяжело в клетке приюта. А куратором называют человека, который опекает животное и морально отвечает за всё: за лечение, передержку, подбор новых хозяев. Наташа теперь постоянно встречала у сестры очередного Бобика или Тузика, спасённого от неминуемой гибели.

У Алёны появились друзья-волонтёры, и Наташе при знакомстве они показались людьми сильными, добрыми, открытыми. Ещё у Алёны теперь была своя собака – пёс, который попал под поезд. Нашли его около депо. Много людей проходило мимо на работу утром и вечером, но никто не оказал собаке реальной помощи. Наиболее жалостливые кидали еду умирающему псу, но тот не ел. Волонтёрам сообщили, что у собаки «порезана лапа и торчит кость», но сделать они сами ничего не могут. На деле оказалось, что часть лапы была просто оторвана. Когда Алёна с ребятами приехала за пёсиком, он умирал. Лапу ампутировали выше локтя, пёсика выходили, и Алёна оставила его себе.

Выздоровевший пёс был назван Рексом и оказался умным и красивым, вот только передвигался он, сильно хромая. В хозяйке Рекс души не чаял. Наталья спросила, почему Алёна не оставила себе здоровую собаку. И сестра ответила, что для здоровой собаки хозяина найти легко, а пёс-инвалид никому не нужен.

Алёна спасла Рекса, а пёсик познакомил хозяйку с Алексеем, владельцем красавицы-спаниеля Глори. Алексей работал ветеринаром в частной клинике. Он заинтересовался хромотой Рекса, а узнав о его чудесном спасении, предложил Алёне свои бесплатные консультации ветеринара. Консультации эти, по мнению Наташи, происходили подозрительно часто. И интуиция её не подвела – дело закончилось свадьбой и венчанием. Но это уже совсем другая – счастливая – история. Ведь Промысл Божий не обижает никого.

Ольга РОЖНЁВА




назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга