ВЕРТОГРАД

ХОДЯТ И ОРЕШКИ ПОЩЁЛКИВАЮТ

Письма вятского обывателя

В преддверии Дня защитника Отечества мы предлагаем вашему вниманию фрагменты книги «Письма вятского обывателя», выпущенной недавно в кировском издательстве «О-Краткое» (автор-составитель – Р. Я. Лаптева).

Уже три года идёт Первая мировая война, и в начале сентября 1916 года в солдаты забирают юного Серёжу Клабукова. Сергей бы и рад попасть на фронт, но оставлен пока в школе юнкеров – при высоком росте у него недостаточна масса тела. Сарапул не так уж и далёк от родной Вятки, и тем горше разлука со всеми, кого он оставил дома. Остаётся лишь одно утешение – часто писать и ждать ответных весточек. Эти письма стали драгоценным документом эпохи. А также свидетельством того, что крепкая вера и материнские молитвы способны провести невредимым через любые трудности и потрясения.

(Письма публикуются в сокращении).

Сентябрь 1916 года

г. Сарапул:

Милые мои родные, здравствуйте! Кажется, завтра начнём учиться. Солдатская пища вполне сытна. Принесли шинели и фуражки. Всё старое, поношенное и выглядит не франтовато, но что же делать?

г. Вятка:

Здравствуй, дорогой наш Серёжа! С нетерпением мы ждали твоих открыток, всё думали, попил ли ты чаю в дороге, закусил ли чего-нибудь. Как мы жалеем, что всё у тебя в мешке измялось, превратилось в крошки.

Мы сочувствуем тебе, будем молиться за тебя Богу. Когда мы тебя проводили, вой на берегу не прекращался долго...

г. Сарапул:

Вот уже несколько дней учимся обращаться с винтовкой. Давно я боялся ружья, как символа мужества, что, по ложному моему убеждению, во мне отсутствует. В действительности винтовка в слабых моих руках тяжела, но я обращаюсь с нею без особых замечаний со стороны командира.

Денег, милая Мама, не посылай. Полакомиться разве купи шоколаду у Перлова – две коробочки по 50 коп. под названием «Галс-Петер». Прибавьте полфунта чаю, коробочку самоварной мази для чистки пуль, несколько мягких белых тряпочек. Если можно, свечку. Хорошо бы фуфайку, но очень, вероятно, дорога ныне. Да, кстати, угости в мои именины Фотичку и Варичку чем-нибудь повкуснее.

Начинаю привыкать к обстановке, меня окружающей, и товарищам. В роту прибыли три молодых казанца. Очень интересные субъекты: знают массу чудных песен и скрашивают нашу жизнь.

г. Вятка:

Здравствуй, Серёжа! Наступление Брусилова одержало полную победу. И на днях дожидаем телеграмму о выступлении Греции. Вероятно, Греция объявит войну Болгарии, значит, скоро можно будет ожидать конец войны.

Будь здоров и не падай духом. Победа будет наша, в Германии дела очень плохи. Любящий тебя твой дядя Александр Коробков.

г. Сарапул:


Сарапул нач. ХХ в. Соборная площадь

Милые мои родные!

В день моего Ангела я сходил в женский монастырь. Взял пометку с просфорой, спросил монашку: «Сколько за молебен?» Она ответила: «Сколько можете – ведь вы же воин», – и, взявши без денег мою пометку, положила её на аналой. Но я при ней же положил на пометку 20 коп. Дальше меня удивило и сильно обрадовало: священник прежде молебна стал читать Акафист Сергию Радонежскому при пении хора. Молебен окончился. Я приложился ко многим образам и поспешил в казарму.

...Стоит ненастье. Многие деревья сбросили с себя лист. Осень полная. Грязь. Чистить сапоги ужасно надоедает. Требуют, чтобы не только были чисты, но и блестели. Во всём строгая дисциплина. Только и смотри: кто бы ни подвернулся из офицеров, не отдай чести – горе. Например, офицер входит в комнату и все чем-нибудь заняты: пьют чай, читают или просто разговаривают, нужно первому заметившему крикнуть: «Встать! Смир-но!» Ругань всё время висит в воздухе. Я смотрю на это совершенно спокойно и принимаю как неизбежное. Сам же, Боже сохрани, не ругаюсь...

г. Вятка:

Милый Серёжинька, извещаю тебе печальную весть: у нас в Вятке носятся слухи, что возьмут на войну ратников в папины годы. Мы уже папочку приготовляем в воины. У отца Вениамина Тихоницкого хоронили сына 13-го сентября, прапорщика, отпевали у Владимирской церкви и погребли в ограде у самого алтаря. Верно, разрешили.

Октябрь 1916 года

г. Вятка:

Здравствуй, дорогой наш Серёжа! Посылаем тебе посылку. Варенье обёрнуто «Копейкой» и «Вятской речью». Ты этот номер почитай, тут есть один случай с Шаляпиным, когда он был на лечении, кажется, в Сочи.

г. Сарапул:

Сарапаул начало 20 века
Сарапул в нач. ХХ в. Пристань на Каме

Сегодня ходили на ученье в лес. Рассыпным строем шли на воображаемого врага, бежали через большой овраг в штыковой бой. Это было похоже на игру в войну – и то какой-то страх, а что будет в действительности... При перебежках в цепи отдыхали среди чудной природы, какова есть осенью. Проходят временами обыватели. Собирают шишки, хворост и просто празднично гуляют.

Мы уже теперь «старики». Молодые – прибывшие по последней мобилизации «детки» – теперь сняли свои косматые волосы, надели фуражки и шинели, выглядывают солдатами.

Гимнастика мне, к сожалению, не даётся. На брусьях один из худших. Но это ничего, не подумайте плохо обо мне: гимнастика – предмет не обязательный. Я смелость свою боюсь проявить только потому, что можно серьёзно себя изувечить, а для чего?

Ни газет, ни телеграмм не читаю и не знаю, что творится на войне.

Наступили морозные дни. Пожалуй, стало чувствительно холодно. Дома бы ходил в шубе, а теперь в лёгкой шинели и нижних тоненьких рубашках, картуз и больше ничего. И, представьте себе, переношу без заболеваний. Солдата, видно, Бог бережёт.

г. Вятка:

Милый наш Серёжа, здравствуй! 15-го числа хоронили поручика Короткова, который добровольцем ушёл. Вятский герой, имеет три Георгия и две медали. Катафалк был весь завешан венками, была музыка и много солдат. Описывать подробно не буду, ты и сам знаешь, с какой честью хоронят героев. При выносе с вокзала во Владимирскую церковь играла всё музыка, пели певчие. Фотю я не могла долго вызвать домой из церкви. Как пойдём, она опять вернётся: «Погоди, крёстна, я ещё посмотрю ордена». Они лежали на бархатной подушечке, на крышке среди венков.

У нас расклеена мобилизация 2-го разряда. Квасной мастер Пырочкин пойдёт второй раз, 41 год.

г. Сарапул:

Милые мои родные! Сегодня с утра отправились в походное движение далеко за город. Перед нами стояли окопы, горели громадные костры соломы, представляя удушливые газы, и в то же время это пелена для прикрытия атакующих войск. Пальба всё время висела в воздухе, и пахло порохом. Было что-то похожее на войну.

Читал твоё, Мама, письмо с такою внутренней трепетной любовью к тебе, что и передать не могу. Живо представляю, как ты сидишь, близко, склонив свою гладко причёсанную головку к листу бумаги. Мысленно переношусь к вам. Вот Бабушка идёт из спальни, махая в воздухе рукою, разыскивая что-нибудь знакомое ухватиться. Вот Еня разливает чаёк с молочком. Входит Саша с газетой или письмом от Сергейки...

Какая дороговизна у вас в Вятке! Как-то вы всё переживаете?

г. Вятка:


Старая Вятка

Здравствуй, дорогой Серёжа! Мы переживаем «молочный кризис». Неделю тому назад установлена такса на молоко в 50 коп. четверть, вместо бывшей цены 1 руб. – 1 руб. 20 коп. На другой же день и по сие время с рынка молоко исчезло. Благодаря этому между деревней и городом возникла вражда, доходящая до столкновений, а иногда и до комизма. Деревня на базаре кричит: «Лопайте теперь таксу!» – а город: «Врёшь, ты без города пропадёшь!» Под шумок бабы носят молоко на дома за 1 руб. Какие ещё эксцессы в продовольственном кризисе сулит нам судьба – неизвестно...

Дорогой и милый наш Серёжа, здравствуй!

Теперь каждый день идёт приёмка и высылка. У нас взят дворник Матвей, он нам дрова носил. Такое настало время, что и всем придётся сходить на войну, встать на защиту Отечества. Да, милый Серёжинька, вот какое время нам пришлось переживать! Но будем молиться Богу и надеяться на Него.

Я радуюсь нашей славной Италии, какие хорошие делает победы. Каждый день берёт по несколько тысяч в плен...

г. Сарапул:

Милые мои родные!

Разве уж покаяться перед вами в одном постигшем меня наказании. Я был уборным по столовой. Хотел мыть пол, но дежурный не велел (а все уборные в подчинении дежурных). Ушёл я с ротою на учение, а без нас начальник зашёл в столовую, признал пол нечистым и отдал приказ всех уборных по столовой поставить на два часа под винтовку. Вы не знаете, что это за наказание, а военный человек хорошо знает. Стоишь с ружьём на плечах и не шевелишься! Немногие выстаивают. И вот слышится команда дежурного: «Клабуков, возьми ружьё! На плечо!» Все спят. Я стою под ружьём. Передо мной образ распятого Христа Спасителя во весь рост, перед ним – большой подсвечник. Я пережил ужасное время. Посмотрю на образ Христа, переношусь мыслями к вам, мои дорогие, и не могу сдержать рыданье. Обидно было, конечно, но не стану же я оправдываться, да это и недопустимо. Представьте, что наши братья переживают лицом к лицу с врагом, и моя жизнь покажется вам не такой печальной.

...Встал сегодня пораньше барабанного боя и теперь, умытый, в вычищенных сапогах, в ожидании утренней молитвы сижу в классе и пишу это письмо. Вчера мы ходили на панихиду в память павших на поле брани. Панихида была среди площади у собора, было ещё несколько рот и оркестр музыки.

Я, слава Богу, здоров, если не считать постоянную боль в ногах при сильной ходьбе, да вот ещё по ночам, когда согреешься под шинелью, мучает кашель. Днём во время строевого бега вспотеешь, потом остановят, от усталости нахватаешься холодного воздуха – вот и горловая простуда. Но это не так существенно. Рубашку-фуфайку послали вы великолепную, тёплую, а то старая превратилась в какой-то простой ситец.

Декабрь 1916 года

г. Вятка:

Здравствуй, дорогой наш Серёжа. Сообщаем тебе успокаивающую весть: Германия и её союзники обратились к державам Согласия с официальным предложением вступить в переговоры о мире. Всё идёт к лучшему.

г. Сарапул:

Здравствуйте, дорогие! Получил посылку. Нервно, с нетерпением вскрываю и начинаю за обе щеки есть пирожное. Когда больше половины съел, тогда только пришёл в себя и оставил на следующий раз.

Иметь родных, таких как у меня, – это прямо какое-то счастье. Я чувствую глубокую связь с вами со всеми. Это, я думаю, объясняется одним словом – «любовь». Почти каждую ночь кого-нибудь вижу во сне и обязательно в милой старой обстановке жизни.

г. Вятка:

Серёжа, ты всё кашляешь и кашляешь, как бы не заболел. Как это, право, не дадут никакого лекарства. К Рождеству получишь от нас посылку с рождественскими гостинцами. В ней нашатырно-анисовые капли от кашля и капли датского короля, они мне очень помогают. А в жестяной маленькой баночке свиное сало, намажь грудь. Вчера я ходила к обедне ко Всем Святым, был праздник иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», молилась за вас, воинов. Надеюсь, что Пресвятая Богородица поможет.

г. Сарапул:

Вы не вздумайте мне к Рождеству слать посылку, оставьте этот расход! А если и пошлёте когда, то исключительно вот что: испеки, Мама, вроде кулича, нарежьте его на ломтики, высушите и сухариками пошлите. Приложите ещё туда соды и бутылочку машинного масла, его надо для чистки винтовки. Вот и всё. Сласти оставьте для Фотички и Варички.

...В Сочельник рано утром мы всей командой отправились в лес за пихтой. В казарме закипела работа, появились чудные пихтовые гирлянды. Купили фонари и японской работы разные настенные украшения. На видном же месте на столе установили великолепно украшенную ёлку. Обед: суп великолепный, жареный поросёнок. Чайку попил с небывалым удовольствием, т. к. варенья – какого хочешь.

...Милые мои, на днях при учебной команде образовалась особая команда «тридцати подготовляющихся в школы прапорщиков». Вот в эту-то команду нас всех, имеющих образовательный ценз, и зачислили. Мы уже выходили на строевые учения и чувствуем трудности. Будто бы только таким серьёзным учением и можно создать хорошего офицера.

Посмотрели бы вы теперь на своего Сергейку! Нам выдали полное походное снаряжение: вещевой мешок, три сумки для патронов, патронтаж, флягу, палатку, лопату, кирку, мотыгу, топор, котелок. Когда всё это надето, то замечательно красиво смотреть, ровно в действующую армию собрался. Не подумайте, дорогие мои, что это нас подготовляют на фронт. Повторяю: нет, только для обучения, чтобы всё знать и уметь.

Январь 1917 года

г. Сарапул:

Фотичка и Варичка, я закупил тетрадей – совсем ученик. Была диктовка. Слышится при диктовке: «Детина полоумный на диване», – а нужно писать: «Дети на полу, умный – на диване», или: «В деревне волки изъели церковь», – а нужно писать: «В деревне Волки из ели церковь», или: «Наши святки высоки», – а нужно писать: «Наши с Вятки, вы – с Оки».

Так вот, милые мои, развивают в нас внимание и работу мысли.

Февраль 1917 года

г. Вятка:

Дорогой Серёжа, посмотрел бы ты, что у нас делается в городе. Муки нет! А хочется ознаменовать масленицу блинками. На днях стали выдавать у Жернакова. Бедные люди! – бьются у дверей с самого раннего утра, боясь потерять очередь.

г. Сарапул:

Под руку попало в посылке что-то, завёрнутое в бумагу и перевязанное верёвкою: это просфора! Мне так приятно, что вы по четвергам ходите на акафист Николаю Чудотворцу и сохранили даже просфору. Теперь я в минуты серьёзных переживаний, обращаясь к помощи Николая Чудотворца, буду принимать и кусочек просфоры.

г. Вятка:

У нас как-то всё идёт к концу. Вдруг испортилась печь. Теперь ведь что испортится – беда, мастеров нет. Хорошего трубочиста взяли на войну, трубы не чищены месяца четыре. Какой-то был мальчуган и только испортил. Натопили уже голландку, в ней и готовили... Боже, неужели война скоро кончится!

г. Сарапул:

Весна уже начинает чувствоваться. Чистый воздух, тепло, солнце ярко светит, а мы красиво идём по улицам города Сарапула и поём песни.

Март 1917 года

г. Сарапул:

Поздравляю вас, дорогие, с новой жизнью! История не знает, какую открыть страницу, чтобы записать пережитое нами золотыми буквами. Мы удивили весь мир – в три дня переменили существующий строй правления. Настолько быстро свершилось, что кажется каким-то сном. В ночь на 1 марта стало известно, что в Петрограде что-то свершилось. 3 марта все армии перешли на сторону нового правительства!

Мы демонстративно сняли со стен все аншлаги устрашающего характера, например: «Тяжкие кары», «Наказание за проступки», и изорвали их, т. к. это не закон, а произвол прежнего правительства. Сбросили и изломали громадные доски, на которых крупными буквами было, какому наказанию подвергаются нижние чины за побег, за самовольную отлучку со двора казармы. Этим и закончилась наша внутренняя демонстрация.

Вчера все роты были собраны на Троицкой площади и целым полком пошли по улицам: впереди оркестр музыки, за ним мы. Подъём неописуемый. Чувствуем, что не идём, а летим. Народу – масса. В казармах нам прочли телеграмму об отречении от престола Государя. Вечером при пении молитвы «Спаси, Господи» вышло некоторое замешательство и спели конец в полутоне...

г. Вятка:

Милый Серёжа, Господь благословил нас! Мы начинаем видеть солнце. Я тебе всё писала, что ждём весну, а с ней и счастье, вот оно уже с нами. Как хочется сейчас жить… Наша дорогая, наша умница Государственная дума, что она сделала для нас! Привет ей, большущее русское спасибо. Революция, и без кровопролития!

г. Сарапул:

Вот неделю сидим у себя в помещении и почти ничем не занимаемся. Теперь будем обращаться не «Ваше Превосходительство», «Ваше Благородие», а «господин генерал», «господин прапорщик». Теперь уже «не нижний чин», а просто «солдат». Прежде: «Что ты, подлец, плохо вычистил винтовку, возьми себе два часа с полной выкладкой!» Теперь: «Как Вам не стыдно оставить невычищенной винтовку! На будущее время, я надеюсь, этого с Вами не будет». Мальчишки бегают по казарме с газетами. Боже сохрани, если бы раньше нашли газету. До чего дожили – час разучивали такую песенку, за которую прежде садили, а теперь мы завтра пойдём по городу и будем петь: «Смело, товарищи, в ногу!»

г. Вятка:

Радуемся за вас, дорогие солдаты. У нас в Вятке все солдаты весёлые, как в первый день Пасхи. Ходят и пощёлкивают орешки. Господь услышал наши молитвы, будем просить Бога, чтобы он сохранил спокойствие, которое сейчас переживаем. Бабушка иногда, смешная, в ужас приходит: «Не понимаю, как без царя жить, управятся ли они? Это уж не немцы ли пришли, видишь, и царя убрали. Какая-то оказия в жизни невиданная».

г. Сарапул:

Сегодня у нас в Сарапуле праздник Свободы. В 10 утра мы двинулись к кафедральному собору с пением «Смело, товарищи, в ногу». Вышел на площадь крестный ход. Короткая панихида по павшим борцам, затем – молебен с многолетием. Всё флаги и флаги, сплошной красный цвет...

16-го марта перед обедом весь полк принял присягу новому правительству. Встаём не спеша, почти совсем нет у нас утренних смотров, на вечернюю поверку идут только те, кто находится в казарме, а кто гуляет, то и о всякой поверке забывает. Я, конечно, чуть свободное время, пишу вам письма и на вечернюю поверку всегда уж являюсь. Иногда, даже слышно: от нашей команды на поверку вечернюю является только 5-6 человек. Обрадовались свободе. Но чтобы кто-нибудь повёл себя безнравственно – таких среди нас нет. И Боже сохрани, если кто позволит на улице или в каком-нибудь притоне проявить себя, он, во-первых, не товарищ нам и судом чести нашей, как будущих офицеров, будет немедленно отстранён от команды.

г. Вятка:

Нельзя не восторгаться этой новизной. Но, к стыду русских граждан, свобода в большинстве понимается иначе! Наши деревенские граждане-солдаты широко и по-своему её понимают. Это бьёт в глаза. Недаром в воззваниях правительства, его отдельных членов и в заграничной прессе начинают появляться указания на сохранение дисциплины как непременного условия при победе. Отдельные эксцессы лучше всего иллюстрируют картину. Прапорщик, гуляющий с барышней, встречает трёх рядовых, обратившихся к нему со словами: «Г-н прапорщик, уступите нам вашу барышню!» Прапорщик, оголивший шашку, ничего не ответил, а те разбежались. Может ли этот офицер быть гарантирован от того, что ему завтра рота не вынесет приговор об исключении? Прапорщик, желая вывести свою роту к присяге, находит в казарме только 60 человек. Что он должен делать?.. Дай Бог, чтобы прорыв врагом на Стоходе не объяснялся отсутствием дисциплины... А в общем, конечно, маленькому служилому люду куда легче стало дышаться! Любящие тебя Николай и Маня Огородниковы.

г. Сарапул:

Христос воскресе! В городе уже мало снега, грязь на дороге. Кама синеет. Милые, дорогие мои! Нам, быть может, не скоро придётся увидеться, но я чувствую, что проклятый немец долго не выдержит и положит оружие, и тогда наступит настоящий отпуск. Будем ждать грядущих событий. На днях меня произведут в ефрейтора. Заказал портному новые погоны с нашитой серебряной ленточкой поперёк. Вот ваш Сергейка до чего дослужил.

Мы читаем теперь газеты «Кама», «Свободная Россия» и «Русское Слово». Боже мой! Сколько открывается подлостей из жизни царствующего Дома Романовых, и мы ещё ждали победы над немцем!!!

Милые, дорогие мои! Посмотрели бы, как мы теперь хорошо живём, ну положительно не чувствуем гнёта солдатчины. Вот эту неделю, например, и так-то с месяц занятий нет, играючи только чертим. Зато каким я сделался чертёжником – просто прелесть! Всю неделю свободны, и я пользуюсь случаем помолиться.

Июль 1917 года

г. Вятка:

Здравствуй, милый мой Серёжа! Спасибо тебе, я так рада, что всегда держишь Бога в душе. Молись Богу, тебя Бог никогда не забудет.

Так рада за тебя, что теперь ты ешь ягоды – клубнику, малину. Всё хоть лакомишься, только не объедайся, чтобы не захворать.

Да, Серёжа, у нас на фронте не совсем хорошо. Что-то будет? Всё угрожают проклятые немцы. Всё это большевики устроили. Мы уже думаем, что скоро немцы в Россию водворятся. Над бабушкой смешно: «Ой, что мы будем делать?» Я и говорю: «Вот как они придут, то мы должны им поклониться». А бабушка и говорит: «Я уж не вижу, задом им ещё поклонюсь, так они меня заколют».

В Вятке были проводы девушек «батальона смерти». Был молебен на Кафедральной площади. Так много народу провожало, точно как бывают проводы Николая Чудотворца на Великую реку. Девушки все интеллигентные, нежненькие. В картузах, гимнастёрках, подстрижены, на груди приколоты цветы. Очень уж было тесно, нельзя было увидеть, в чём они – в брюках или нет, удалось только увидеть одни головы.

Вот, Серёжа, ты нынешнее время называешь «грозой». Это правда. А как тяжело стало жить, будет ли когда просвет. Скоро и ести-то нечего будет купить. Муки белой нет, привыкли к чёрному хлебу. Пишешь, что у вас белого хлеба убавили. Что уж делать? Всё так дорого, дак просто ужасно. Ты, поди, голодаешь.

Серёжа, ты не соглашайся в 106-й полк, его у нас отправляют на позицию. Ты лучше не определяй полк и куда поступить, а положись на волю Божью. Куда лучше, туда тебя Бог и устроит.

Ты всё писал, как тебе лучше сделать костюм. Мой совет один: сделай брюки чёрные или синие, как-то красивее. А эти зелёные уж так надоело смотреть, особенно у солдат. Грязные у нас солдаты, страшные растрёпы.

Серёжа, ты пишешь, что у вас запретили ходить гулять надолго. Пожалуйста, храни себя, не вступайся, где не нужно. Все ведь какие-то вольные, нечего их слушать.

Август 1917 года

г. Вятка:

Ты бы посмотрел, что делается в городе, так в ужас бы пришёл! Муки нет. Скорей бы уж мир заключали, ведь всё равно уже ничего не сделать. Вот опять полк отказался идти в бой, и милые офицеры, которые нам не изменяли так же, как дорогие казаки, взяли ружия и пошли в бой, и пали в бою. Мы не забудем ихнюю память. Германцы павших офицеров со славой похоронили. Все у нас изменщики. В Петрограде уже совсем невозможно жить, даже сознаёт новое правительство. Николая II, Романовых увезли в Тюмень. Говорят: «Не тот враг приближается к Петрограду – немец, а враг – голод». Железных дорог нет, бежать им придётся в Вятку... Надо мир просить, а то ещё хуже будет.

Ходили в городскую пекарню запастись хлебом. Приходилось стоять в хвосте. Народу полна лавка. Жара нестерпимая. Все выпрелые, лезут и толкаются из-за каких-то 5 фунтов чёрного хлеба, на который прежде не хотели и смотреть. Что-то будет дальше?

Здравствуй, милый мой Серёжа. Получили от тебя дорогие гостинцы: две груши, яблоки, ватрушечки, табак и сахар. Такой драгоценный подарок. Всё разделили поровну. По груше, конечно, Фотичке с Варичкой, и по ватрушечке всем, по яблоку разделили. Табак, конечно, Саше с Николаем Саввичем. Премного благодарны, Серёжа, за такие подарки и за твои хлопоты. Пусть тебя Бог хранит, Ангел-хранитель, Иван-воин. Я его всё прошу, чтобы тебя сохранил.

Горячо любящая тебя мама.

*    *    *

От редакции: С. М. Клабуков прожил долгую жизнь. После увольнения из рядов Красной Армии вернулся в Вятку, перешёл на гражданскую службу; всю жизнь работал на одном из предприятий г. Кирова. Семейная жизнь сложилась счастливо. Мама до конца жизни жила в его семье.