ДОЛГИЕ ПЕСНИ ВЕРХОВАЖЬЯ

«Национальную память нужно будить!» – считают прихожане Богоявленского храма в Пежме

Автобус Архангельск – Вельск. Не доезжая нескольких километров до цели своего пути, обращаю внимание на указатель поворота в село Богоявленск. Сколько раз тут ездил – и никогда не видел этой таблички. «Надо же, какие молодцы, – подумал я, – такое красивое название сохранили. Наверное, и люди в этом селе замечательные. Хорошо бы съездить к ним, посмотреть, как они живут...»

В Вельске я встретился с благочинным о. Сергием Ермаковым. Рассказывая о своём церковном округе, батюшка вспомнил об огромном старинном храме Богоявления Господня в Пежме, который восстанавливается силами сельчан. В этом богоугодном деле им помогают прихожане храма Святых новомучеников и исповедников Российских в Бутово, приезжающие в Пежму каждое лето. На следующий день мы с батюшкой собрались в это село, благо до него от города всего 35 километров. По дороге на Архангельск доехали до знакомого мне поворота, и когда машина свернула, я аж вздрогнул от неожиданности.

– А что, и Богоявленск в этом направлении? – спрашиваю батюшку.

– Так Пежма и есть Богоявленск – это старинное название села.

«Вот это да! – удивляюсь про себя. – Я надеялся выбраться сюда, может, годика через два-три, а Господь чудесным образом, словно услышав мои мысли, устроил всё тут же».

Богоявленский храм стоит посреди села на возвышенном месте и потрясает своими размерами. Раньше он считался главным соборным храмом по всей округе. До сих пор местные жители называют его собором. Это и не удивительно. На купола смотришь, и возникает ощущение, что они достают до облаков: высота колокольни более 50 метров. Внутри храма просторно. Сейчас все три придела – святителя Николая Чудотворца, Георгия Победоносца и Богоявленский – разделены разве что массивными колоннами. Небольшой простенький иконостас – только в Никольском приделе. Храм не обогревается, и вряд ли такое огромное пространство можно как-то обогреть, тем более в сильные морозы.

В этот февральский день на улице минус 30 – и столько же в храме. На стенах и на полу иней. Прямо на морозе батюшка служит молебен. Пар валит у него изо рта. В конце молится о строителях и благотворителях храма, поминает всех сельчан, погибших в годы войны. Строгие мемориальные таблички с именами не вернувшихся с войны висят на стене Георгиевского придела. Так, уже в наше время, православная община решила увековечить память своих земляков.

После богослужения мы вместе с о. Сергием по крутым лестничным пролётам поднимаемся на колокольню. День солнечный, радостный, и вид сверху завораживает. Ощущаешь себя птицей, парящей над землёй: далеко внизу маленькие деревенские домики, разбросанные тут и там по косогорам, между ними – заснеженные ниточки тропок. Но в полной мере налюбоваться этой красотой не даёт пронизывающий до костей ветер. Всего несколько минут «полёта», и мы с батюшкой почти бегом спускаемся вниз.

Пока о. Сергий разговаривает с прихожанами, я успеваю дойти до огромного поминального креста, который установлен в полусотне метров от храма, рядом с проезжей дорогой. Как потом выяснилось, под этим крестом перезахоронены кости, которые года три назад обнаружили при строительстве дороги. Дело в том, что Богоявленский храм всё время стоял на погосте. За многовековую историю здесь были похоронены тысячи людей: священнослужители, купцы, крестьяне. Но в советское время от кладбища не осталось и следа...

В здании сельской администрации мы встретились с активистами православной общины. Как выяснилось, глава пежемской администрации Владимир Валентинович Трапезников принимает активное участие в возрождении храма. А возглавляет попечительский совет по восстановлению Богоявленской церкви бывший председатель сельсовета, который до Трапезникова был ещё и главой сельской администрации, – Владимир Викторович Казаков. Крупный, боевого вида мужчина. С ним-то я и начал разговор.

– Богоявленские церкви частенько назывались по какому-то явному чуду Божию. А у вас в церковных летописях какие-то сведения об этом сохранились? – спрашиваю Казакова.

– Что касается храма, было или нет какое чудо – до нас такие сведения не дошли. Зато имеем здесь чудо геологическое, – отвечает он. – Аномальные холода по Архангельской области начинаются, как правило, у нас. Вот сейчас по соседству, в Вельске, минус 20, в Пакшеньге минус 15, а откуда у нас такой морозище – непонятно.

Первое упоминание о нашем селе в письменных источниках относится к 1645 году. Уже тогда в селе стояло несколько деревянных церквушек. В 1806 году вместо деревянной Богоявленской была построена каменная церковь. С тех пор храм постоянно достраивался, видоизменялся. Почти через 30 лет к нему пристроили колокольню, потом над трапезной подняли ещё пол-этажа. В XIX веке колокольню из-за опасности разрушения полностью разломали и затем отстроили заново. Только к 1914 году храм приобрёл свой нынешний вид.

В 1930 году, когда проводилась административно-территориальная реформа, посчитали, что негоже, чтобы сельский совет назывался Богоявленским. Поэтому село переименовали в Пежму – по названию реки, протекающей рядом. В советское время в храме разместили колхозный склад: хранились посевные, удобрения, различная техника.

– Попытки восстановить Богоявленский храм предпринимались неоднократно, – продолжил рассказ Казаков. – В список памятников архитектуры регионального значения храм был включён ещё в 70-е годы. В 90-м году была заказана проектно-сметная документация на восстановление, которую сделал Ленинградский реставрационный институт. Но выделенных бюджетных денег тогда хватило только на смету.

В 1994 году храм попал в федеральную программу по реставрации памятников архитектуры. Мы закупили оцинкованное железо на кровлю, но, к сожалению, дальше этого дело не пошло.

Наша православная община была зарегистрирована в 1991 году, и несколько энтузиастов самостоятельно пытались что-то делать. Но серьёзная работа началась только с 2009 года. Тогда к нам в гости приехал из Москвы Иннокентий Кулаков – староста бутовского храма Новомучеников и исповедников Российских. Он дружит с моим сыном. Дед Иннокентия отсюда родом. И вот он стал нас стыдить: «Негоже, что такой замечательный храм рушится. Надо его восстановить». И мы решили взяться за это дело.

Стали искать кровельщиков, чтобы закрыть хотя бы основную площадь крыши. А это около 700 квадратных метров. Только в Хмельницкой области смогли найти – отец, два сына и сват (один из них дьякон) восстанавливали Почаевскую лавру. Обещали оплатить им дорогу, обеспечить жильём и питанием. Свои имена и фамилии они просили не называть, видимо из скромности.

На начало работы у нас имелось только 40 листов оцинкованного железа, а требовалось 400. И – ни копейки. Но было огромное желание восстановить храм.

А кровельщики торопят. «Организуйте нам фронт работы! – говорят. – Мы к вам приехали работать, а не загорать. Тем более не хотим тут ваших мух кормить». (Отчего-то наши мухи их сильно невзлюбили.) С четырёх утра было слышно, как на крыше раздаётся стук молотков, – и так до 11 вечера, почти безо всяких перерывов. Когда спали люди – непонятно. До 5 августа они хотели все работы завершить, потому что к ним, в Почаев, приезжал Патриарх, – они очень хотели успеть к приезду Святейшего. А тут ещё, как назло, последние две недели начались дожди. А по дождю много не наработаешь. Чуть затихнет – они сразу же на крышу лезут, начинают работать, как ливанёт – слезают. Так целыми днями и лазили.

Мы только успевали заготовлять для них материалы: подключили к этому делу совхозную пилораму, потому что надо было менять стропила колокольни и летней церкви, ходили по всей округе с шапкой, деньги собирали – по людям, по предприятиям. За первый год насобирали 667 тысяч рублей. Так в первое лето мы всю кровлю и закрыли новым железом. Две главки – над Георгиевским и Никольским приделами – поставили.

Летом же помогать нашим прихожанам приехали москвичи – школьники и студенты во главе с настоятелем храма в Бутово о. Кириллом Каледой. Тогда нашу стройку окормлял прежний благочинный о. Антоний Яворский. Батюшки провели массовое крещение в реке; окрестили сразу 93 человека. А потом отслужили первую после 76-летнего перерыва службу в восстановленном Никольском приделе. Народу отовсюду собралось много – только причастилось 128 человек. Потом на том месте, где находились советские лагеря, торжественно были установлены два больших поклонных креста. Отец Кирилл и отец Антоний их освятили, по всем убиенным отслужили панихиды.

Затем подключили совхозную столярку. Наш столяр Василий Паршин занялся реставрацией оконных проёмов. Если какие-то рамы нельзя было отремонтировать, заменял точно такими же. В 2010 году принялись за расчистку фундамента, за внутреннюю отделку.

Услыхав, что у нас восстанавливается храм, 2 мая к нам приехал губернатор. Видит: крыша новая сверкает на солнце, работа идёт, – а денег у него никто и не просил. «Я, – говорит, – готов помогать тем, кто делает всё сам». И выделил 500 тысяч. Потом, правда, трижды приезжал, проверял, не закопали ли мы эти деньги. Но что он нам наметил, мы сделали...

Ещё один восстановитель храма – Александр Михайлович Келарев, легендарный, можно сказать, человек для Пежмы. Он не только умеет играть на многих старинных инструментах: гуслях, важской тальянке, дудочках и рожках, – но ещё старается обучить молодёжь. «Где родился, там и пригодился» – эта поговорка как нельзя больше подходит к нему. Будучи профессиональным артистом, с концертами он объездил всю Россию, долгие годы жил в Ленинграде, а потом вернулся в родные места. Впрочем, несмотря на крестьянский быт, Келарев и сейчас больше интеллигент, нежели крестьянин. Ещё студентом Ленинградского института культуры он начал заниматься научной работой, которую не оставляет до сих пор. Правда, сфера его интересов не вполне обычная. Он изучает и активно воссоздаёт традиционную деревенскую культуру Русского Севера, занимается сохранением крестьянских ремёсел, православных праздников, песенных традиций, привлекая к этому в основном детей. Александр Михайлович считает это делом государственной важности, потому что от сбережения русской культуры, которая своими корнями уходит в деревенский старинный быт, зависит сохранение русского народа и всего государства.

Худощавый, высокий, с длинной, как у старообрядцев, бородой, Келарев скор на ногу и на слово. Во время разговора сумел и нас с о. Сергием увлечь своими теориями.

– Активное разрушение нашего государства через уничтожение традиционной русской культуры началось ещё до перестройки, – говорит Александр Михайлович. – Когда мы ездили в экспедиции по деревням, то видели у крестьян книгу волшебства, так называемую кабалку. К ней часто обращаются и жители Архангельской области, в частности в селениях по Солге. Они не знают, что каббала – это тайное еврейское учение... Когда я сюда переехал, первым делом решил колокольные звоны возродить. Колоколов не было, поэтому я затащил на колокольню 11 динамиков, три усилителя, и мы с помощником устроили на всю Пежму ростовские колокольные звоны. Местные жители как на концерт вышли, слушают, не сообразят, откуда звон идёт.

Потом я стал настоящие колокола собирать. В Шоноше один нашёл. Просил мужиков местных: «Отдайте мне». Не отдали. Кто-то его украл, хотел финнам продать, и мне пришлось выкупать. Потом в старой заручейской церкви ещё один достал, в Вельске два. Так и собралась звонница. И начал я постоянно звонить по праздникам и перед службами. Специально ездил в Центр колокольного звона в Москве обучиться этому делу.

Колокольные звоны – как молитва: они зовут людей к Богу. А сейчас надо не только в колокола звонить, но и всем по голове стучать. Времена-то тревожные, если не сказать последние!

– Никому по голове стучать не нужно, – возражает о. Сергий. – Двери в храмы должны быть открыты, чтоб всегда можно было зайти. Наше дело – строить ковчег, а придёт кто-нибудь к нам или нет, это каждый должен решать сам...

Однако у Александра Михайловича, похоже, несколько другая точка зрения. Он за активное миссионерство и считает, что национальную память, которая сохраняется в поколениях на генном уровне, надо будить.

– Ещё учась в институте, мы с сокурсниками создали при Ленинградском Дворце молодёжи народный коллектив «Очели», – продолжает свой рассказ Келарев. – Я стал владимирскими рожками заниматься, узнавать, откуда они. Мы ездили в научные экспедиции. Бабушки пели старинные песни, а мы на магнитофон записывали. Вдоль всего побережья Белого моря проехали, потом побывали и на Вологодчине. Уже после института на базе консерватории мы создали ещё один фольклорный коллектив, «Славиши», тоже стали ездить с концертами, исполнять песни наших дедов, показывать, на каких инструментах они играли.

– А что такое «Славиши»? – интересуюсь я.

– Это название древних гуслей из Великого Новгорода. Гусли – исконно русский инструмент, имеют огромное значение не только для русской культуры, но и для мировой. Я принимал участие в двух международных конференциях, посвящённых этому вопросу. Современная поп-, арт- и рок-музыка отношения к русской культуре не имеют. Мы же старались показать людям традиционное музыкальное мышление наших предков: долгие песни, старинные свадебные обряды. Это совсем другая музыкальная культура. И слава Богу, что нашему поколению её удалось ещё застать.

– Как песни вы назвали – «долгие»? – переспрашиваю Келарева.

– Ну да, долгие. Раньше на гуслях начинали играть с четырёх лет, долгие песни с детства учили. Они похожи на молитвы и поются почти как знаменный церковный распев. Это крестьянские песни русских женщин, которые бытовали ещё с незапамятных времён. Есть такие старушки, которые много чего ещё помнят, – на Пинеге, на Мезени... В районе Коноши есть одна бабушка. Их сейчас по пальцам можно пересчитать.

После того как я узнал обо всём этом, мы организовали новый ансамбль и начали исполнять совсем другую музыку. С концертами объехали пол-России: гастролировали по Приморскому краю, на БАМе были. Интерес к концертной деятельности пропал, когда на нас стали смотреть, как на индейцев, и расплачиваться долларами. Мы решили пойти по пути возрождения православной веры, начали ходить в православный кружок. У коллектива «Славишей» появилась мечта – переехать в сельскую глубинку, и выбор пал на один из экологически чистых районов России – Верховажье. Когда я увидел пежемский Богоявленский собор, то сразу понял, что останусь здесь навсегда. Но всем коллективом переехать не удалось, и окончательно на свою малую родину перебрался я один. Это было в 1989-м. С тех пор живу здесь. Как могу, занимаюсь восстановлением традиционной культуры Русского Севера.

– И как же вы начали претворять свои идеи в жизнь?

– Я обратился к завотделом культуры Зинаиде Павловне Рыжковой. Она предложила мне стать директором Пежемского дома культуры. Я принялся за работу. Стал создавать народный хор – это как раз по моей специальности, – чтобы он исполнял то, что пели прабабушки. Но из этой затеи ничего не вышло. Многие считали эти песни нудными, говорили: «Нам бы что-нибудь побыстрей...» К сожалению, даже поколение наших родителей не понимает всей красоты долгих песен. Я говорю не в укор им, это общая беда.

В 1991 году мы организовали в Пежме Центр русской традиционной культуры «Высокуша», по названию несуществующей ныне деревни. Вместе с детьми в Пежме, Вельске и близлежащих деревнях стали осваивать забытые ремёсла, изучать местный фольклор. У меня появились единомышленники и помощники среди воспитателей и учителей.

Мы выезжали в экспедиции, встречались со знатоками старины, организовывали концерты. Начали возрождать традиционные народные гулянья, колядование на Рождество, масленицу, Радуничное Воскресение (этот праздник ещё называют Красная горка).

В 1992 году, ещё до развала совхозов, с несколькими единомышленниками мы организовали своё крестьянское хозяйство. Нам выделили землю на Усокше, недалеко от Пежмы. Мы туда электричество провели, начали дома строить. Я держал четырёх коров, двух лошадей. Но опять же – молоко девать некуда, а лошадей приходилось сдавать в наём. Дом мой на Усокше до сих пор строится, остальные от этой затеи отказались...

Для меня самым главным было возродить молитвенную жизнь в селе. Ещё в 1989 году в селе Берег мы с местными жителями восстановили часовню Казанской Божьей Матери. Первый раз на открытие общины к нам из Архангельска приехал о. Владимир Кузив, а потом нас стал окормлять о. Валентин Таразевич. Он освятил часовню и после этого приезжал проводить богослужения. Помню, на Богоявление в 1996 году он служил в холодном храме, простыл и заболел, потерял два зуба... А когда батюшки не было, мы собирались сами, читали в часовне молитвы, акафисты.

Я думал, что постепенно должно начаться восстановление Богоявленского храма. Так оно и получилось. С 1990 года мы со школьниками начали убирать храм. Так что работа велась и до приглашения профессиональных строителей. Но храм большой, работы ещё много: иконостас нужен, подсобные помещения восстановить, обновить купола...

Находясь в Пежме, я узнал много интересного из истории села и Богоявленского храма. Об одном чуде Божьем мне рассказал Александр Михайлович. А ему – непосредственная участница этих событий Мария Попова. Случилось это ещё в 30-х годах, когда с колокольни сбрасывали крест. Накинули на него толстенные канаты, а за их концы заставили тянуть чуть ли не всё население села. Идея была в том, чтобы повязать всех общим грехом. Пригнали с уроков даже школьников начальных классов. Крест долго не поддавался, а потом всё-таки накренился, свалился с купола и полетел вниз. И когда пролетал над четвериком, то отпечатался на его стене. Причём не в перевёрнутом виде, а как положено и в полную свою величину, – хотя даже не коснулся этой стены. Это явное чудо Божие, которое заставило многих задуматься над тем богохульством, которое они творили. И этот нерукотворный крест уже никто со стены убрать не мог, он сохранился до сих пор, и даже при ремонте храма его хотят оставить, как напоминание о чуде Божьем в страшные времена богоборчества.

А в неожиданной помощи, пришедшей из храма в Бутово, многие усмотрели небесную помощь святой мученицы Аполлинарии Тупицыной из деревни Шелюбинской, в 5 верстах от Пежмы. Здесь, в Богоявленском храме, она крестилась, молилась, приобрела ту горячую веру, которую пронесла через всю свою короткую жизнь. Последние годы она жила в Москве и была расстреляна на Бутовском полигоне 13 октября 1937 года.

Аполлинария родилась в крестьянской семье, закончила прогимназию в Вельске и до революции работала медсестрой. А после революции стала странствовать по храмам и монастырям, пока не осела в Москве, трудясь то прачкой, то няней. При этом всё свободное время отдавала Церкви, много молилась и постилась. Может быть, поэтому получила от Господа дар отмаливать людей от болезней. Слух о подвижнице распространился по всей Москве, и к ней за исцелением потянулись болящие. Но, молясь за людей, Аполлинария в первую очередь врачевала человеческие души, советовала вернуться к праведной христианской жизни. 17 сентября 1937 года её заключили в Бутырскую тюрьму, а 8 октября расстреляли «за участие в контрреволюционной церковной группе и антисоветской агитации». Ныне святая мученица Аполлинария Тупицына почитается покровительницей Пежмы.

...Перед выходом этого материала я созвонился с Александром Михайловичем Келаревым, спросил, как у них идут дела. Сейчас верующие Пежмы готовятся к Пасхе. За последние годы, когда началось активное восстановление храма, их заметно прибавилось. По традиции ранним утром о Воскресении Христовом жителей древнего села оповестит пасхальный благовест. А затем все соберутся в соборе на праздничную службу. Проводить её Александр Михайлович будет особым мирским чином, потому что своего священника пока что здесь нет. Недавно окормлять Пежму был назначен второй священник Успенской церкви г. Вельска иерей Димитрий Фасечко, но он приедет служить уже на Радуничное Воскресенье. После службы состоится праздничный концерт, с участием коллектива Александра Келарева из Верховажья «Народный праздник». На радость пежмарям будут исполнены бытовавшие здесь проникновенные долгие песни.