ОБРАЗ НА КАМНЕ

Течёт Реконька: то скоро, то тихонько

(Окончание. Начало в №658)

Необыкновенно сложно найти среди православных человека, умеющего сочетать два таких качества: молитвенность и... как бы это назвать? В русском языке нет даже слова соответствующего с положительной окраской. Сутяжничество, кляузничество, сутырничество... Речь идёт об умении вести тяжбы в суде, вернее, даже не тяжбы вести... а бороться и, не поддаваясь естественному желанию махнуть на всё рукой, добиваться правды через суд.

Старец Амфилохий был как раз из таких. Может, будь он русским по рождению, не выдержал бы. Но, снова и снова подавая прошения, четыре десятилетия проигрывая дела в судах Петербурга и губернского центра, он продолжал добиваться справедливости. Первые его прошения были обращены ещё к Александру I, но лишь прошение к императору Александру II дошло до Сената и слушалось в 1856 году. Спустя два с половиной года наконец было принято решение в пользу монастыря: Государственный совет присудил выдать компенсацию – 43 тысячи рублей, сумму по тем временам немалую – за незаконно изъятые земли, пожалованные в своё время ещё царём Алексеем Михайловичем «по чудесам иконы Троицы Живоначальной». Но тяжба между Синодом и Земельным ведомством по поводу монастырских земель тянулась после этого ещё семь лет и завершилась лишь в год кончины старца.

А 21 мая 1860 года состоялось торжественное открытие возрождённой указом Государя пустыни: при большом стечении жителей Новгорода, Тихвина и окрестных деревень в Троицкой церкви отслужили Божественную литургию, а затем вокруг обители прошёл крестный ход с пением канона Святой Троице.

Монастырь был восстановлен как заштатный, кормиться предстояло ему самостоятельно, поэтому вопрос о землях был принципиально важен. Как ни любят ныне ссылаться на былые времена, будто жила в ту пору Церковь на приходскую десятину, всё-таки это было не так. Не много построишь на крестьянский гривенник – другое дело, если кто из купцов или дворян пожертвует. Но главное – собственная земля, от которой и можно кормиться. И тут очень кстати оказалось, что монастырь приехали возрождать валаамские монахи во главе со священноиноком Даниилом. С Валаама они привезли уникальную технологию подготовки земли, устроили такие огороды, что за плодородие это место и в советские годы называлось «украиной». Земли в округе – не в пример каменистому Валааму, но потребовали культивации и мелиорации. Всё это было сделано постепенно: и земля стала самой ухоженной в районе, и сады разбили – яблоневый и вишнёвый, огороженные акацией и сиренью; завели молочное хозяйство, пасеку. Уже в лето 1865 года на Реконьке была построена мельница «о двух поставах», проложена гать на Новгород – дело особенно важное, потому что за несколько лет до этого посетители отмечали, что «сообщение с пустынью идёт по узкой лесной тропинке... для приезда в санях с одной лошадью необходимо прорубать дорогу».

А в 70-х годах на обоих берегах Реконьки уже красовался целый монастырский комплекс: главный Троицкий храм, заветный камень, братский корпус, большая колокольня, Покровская церковь, кладбище... – всё это в каменных оградах. В Тихвине на пожертвованном пустыни Городской думой земельном участке появляется подворье с каменной часовней.

Диакон Алексей Шишов рассказывает:

– Монастырь процветал до революции. К этому времени братии с послушниками в нём было до 50 человек. Чтоб возделывать поля – недостаточно. Так что когда жатва наступала, монахи ходили по деревням, просили сколько-то человек выделить на помочи – и люди приходили, помогали. А ещё в многолюдных окрестных деревнях был обычай: случилась радость или какое горе – люди говорили: «Это надо отметить!» И три дня человек работал в монастыре во славу Божию, а то и неделю. Я здесь, в Питере, как-то познакомился с бабушкой, чьи родители встретились в Рекони, работая во славу Божию, и поженились... Процветание монастыря продолжалось до 1918 года, когда всё имущество пустыни реквизировали.

В «безбожную пятилетку» добивали то, что осталось живого от монастыря: монахов увезли и расстреляли, на месте артели «Реконь» организовали хозяйство с названием – несложно догадаться – «Безбожник». В монастырские строения переселили жить в основном приезжих людей, которые быстро загубили мелиорацию на полях, довели строения до состояния разрухи... Монастырские стены стали разбирать на печи.

Во всей этой истории нет ничего оригинального: так разорялись многие и многие русские обители. Удивителен путь очередного – которого уже там по счёту, третьего? – её возрождения.

Мы сидим в небольшом «Пироговом дворике» – за окном стемнело, и посетители уже разошлись. Наши чашечки с недопитым кофе ютятся по углам стола, а основное пространство столешницы занимают альбомы с фотографиями. Разглядываем их. Съехались сюда мои собеседники на джипах – и это тот случай, когда внедорожники на асфальте в центре города не вызывают усмешки: приехали не только «любители езды по грязи», как их представил отец диакон, а теперь ещё и учредители Благотворительного фонда возрождения Реконьского Свято-Троицкого монастыря и помощи нуждающимся «Автокосмос».

Кирилл Забелин объясняет:

– Название «Автокосмос» может показаться неуместным, но мы оставили его для фонда, потому что нас под ним все знают. Ведь изначально был просто клуб, который занимался организацией соревнований и мероприятий, связанных с внедорожниками. Вокруг Питера все маршруты мы изъездили и искали что-то подальше. Услышали в 2007 году о Рекони, о том, что это интересный исторический объект, плюс ещё и труднодоступный. Поехали в первый раз на разведку. Но – не вышло, местные нас сбили с толку. Мы загорелись: как же так, не нашли дорогу?! И через две недели выехали уже на двух машинах. Но честно сказать, такого не ожидали...

Про эту дорогу я уже был наслышан от диакона Алексея. Сам он – не джипер, но в монастыре бывает каждый месяц, да не по разу, поэтому объяснил схему подъезда к обители как обычный паломник:

– От Московского вокзала до Будогощи электричкой, а там есть ребята, которые подвозят до Заозерья. Дальше – пешим ходом. Летом я иду в тапочках. Пусть ноги мокрые – зато легче, чем тащиться по жаре в сапогах через завалы. От Будогощи можно и велосипедом – это около 50 км, по грунтовке часа четыре. Из-за расписания электричек возвращаться иногда удобней через Тихвин – до него 47 км. Клуб «ВелоПитер» любит к нам приезжать. Им мы предлагаем профессиональный вариант: 14 км от монастыря до деревни Порог, а дальше выход на шоссе Неболчи – Бокситогорск. Я летом прошёл этот маршрут – полный экстрим! Болото по щиколотку, велосипед я просто вёл.

Отец Алексей вспомнил 2010-й, когда всё лето в европейской части стояла неимоверная жара:

– В начале июля, когда везде уже была засуха, сюда состоялась большая поездка джиперов. Из Питера стартовало 20 машин, из Заозерья рискнуло выехать 12, а до монастыря доехали три комочка грязи. И какая машина пряталась под грязью, было определить совершенно невозможно. Так что грузы в монастырь привозим только трактором. «Беларусь» и застрявшие машины вытаскивает – бывает, по три-четыре за раз тянет... Но и он проехать может не всегда.

Теперь я прошу подробнее о дороге рассказать моих собеседников-джиперов.

– Что, в самом деле добираются до монастыря лишь единицы?

– Из 15 машин туда доходит 2-3, – подтверждает руководитель Фонда Александр Козлов, самый молодой из джиперов. – Остальные машины либо не едут, либо ломаются. Но бывает, что и на самой простой резине человек доезжал, всем на удивление. Это зависит ещё и от везения.

Марина Забелина – в клубе у неё статус первопроходца – показывает фотографии в альбоме:

– Смотрите, вот так выглядит дорога.

– Красиво машина сидит – по двигатель! – восхищаюсь я. – А это что впереди? Такую волну джип перед собой гонит? Здорово! Похоже на речной буксир. На «буханке» наверно легче ехать, она повыше...

– Эта «буханка» как раз сломалась на полдороге, – говорит Александр. – Нахлебалась в луже воды, ещё немного проехала и встала. Её обратно вытаскивали... Хотя, естественно, все машины у нас подготовленные.

– Когда видишь такой «беломоро-балтийский канал», думаешь, что логичней бы прорубить другую дорогу.

– Путей объезда там нет, – поясняет обстоятельный Александр. – С трёх сторон болото. Семь кэмэ, а преодолеваем их на машине за 5-6 часов. Те, кто идут пешком, скачут по кочкам – они, как правило, обгоняют. Все уже в монастыре, а мы ещё едем. В самом жарком за последнюю тысячу лет году, 2010-м, про который рассказывал о. Алексей, мы напрасно надеялись на сушь: Реконька течёт рядом – и подтопляет. Низина...

– Главный урон монастырской дороге нанесла война, – продолжает Кирилл Забелин, и чувствуется, что не только саму дорогу, но и историю её он изучил досконально. – В конце 41-го года при наступлении на Будогощь по ней прошёл наш танковый корпус и дорога утонула в болоте – танки её туда «вмяли» по колено. Плюс монастырская мелиорация в советское время была уничтожена. А ещё бобровая плотина... Вообще, до революции это был людный тракт между Тихвином и Новгородом, проходивший некогда через монастырь. Просто теперь всё это одичало.

Был у нас один комичный случай. В своё время очень нам помог «Хаммер-клуб». Нужны были стройматериалы. И они нам собрали тысяч 100, наверно. Но у них были сомнения в целевом расходовании этих средств, поэтому решили проконтролировать. Поскольку «Хаммер» – машина тяжёлая, то мы им предложили идти до монастыря пешком. Но человек оказался своенравный, никого не слушая, поехал – думал просто так до монастыря прокатиться перед деловой встречей. И в первом же болоте закопался. И сидел там три дня, пока мы не поехали обратно.

При этом у нас впереди шла машина со стройматериалами, и у неё треснула рама. Нам её пришлось четырежды перегружать. Машина сама себе пыталась помочь: под себя делала подкоп, деревья пихала, чтобы выехать. В итоге она всё равно не дошла и где-то два километра до монастыря мы всё на себе тащили.

– Оставалось ей себя только за кабину поднять да по воздуху перелететь, – смеюсь. – А что, ведь барон Мюнхгаузен вытаскивал себя за волосы!

– А после урагана, помню, четыре человека впереди с пилами расчищали дорогу, чтобы мы могли проехать. Всё было завалено. А вдоль дороги звери сидели! – рассказывает Александр (наверное, моё упоминание о Мюнхгаузене помогло вспомнить).

– Звери? И как они, не боялись?

– Видя нас, в панике метались, бегали вдоль завалов, лось в машину даже впилился, а в лес-то не убежишь – болото....

– А медведи там на обочине не сидели? – вспоминаю я рассказ отца Алексея. Он поведал мне накануне, что в окрестностях монастыря обретаются косолапые и какой-то осенью медведица жила в 70 метрах от дороги: «Когда идёшь, покричишь погромче – и слышно, как она ворчит».

– Когда туда идёшь, медведь всегда идёт параллельно, – объясняет Марина. – У меня есть фотографии следов вот с такими когтями, да и не только медвежьих, а разных животных. А вообще, прямо возле туалета в монастыре живёт медведица. Она уже привыкла к людям.

– Наверно, продукты ваши ворует?

– Нет, только кабаны картошку выкапывают.

– И многие этим беспутным путём в пустынь ходят или только вы?

– Это такая дорога интересная! На ней я познакомилась с ребятами из Киришей, – рассказывает Марина. – Шла пешочком и с ними разговорилась. Оказалось, это бригада строителей, которая специально отправилась посетить монастырь, – они историей своего края интересуются. Мы заранее теперь созваниваемся и, когда едем мимо Будогощи, их забираем. Там теперь у нас место сбора. И деревенские, и из города кто-то просится – если не может сам добраться, мы стараемся не отказывать. Был лишь единственный случай, когда водитель с народа за доставку деньги собрал – решил на этом заработать. Мы уже собирались домой, когда к нам подошла группа женщин с вопросом: «А вы нас домой повезёте? Ведь ваш товарищ взял с нас с каждой по две тысячи!» А «товарища» мы видели в первый раз в жизни. Ну, его Бог и наказал – у него потом машина сломалась.

– ...Ну, а в тот раз, когда вы поехали на двух машинах, – возвращаюсь я к началу нашего разговора, – смогли до монастыря доехать?

– Доехали, – улыбается Кирилл. – Там с отцом диаконом Алексеем познакомились. Сначала нам его просто жалко стало – пожилой человек мучается, кирпичи на себе таскает тяжеленные. Когда он нам рассказал о нуждах, решили хотя бы что-то необходимое ему привезти – продукты, стройматериалы. Стали потихонечку туда это всё доставлять на джипах. Потом к этому начали присоединяться люди; новгородский внедорожный клуб стал помогать. Жили сначала в палатках. Сейчас домик сделали, в нём можно ночевать. В угловой башенке тоже печка есть и человек 10 можно разместить...

...Мы продолжаем разглядывать фотографии. За окном кафе начался вечерний дождь, пару раз подходил официант и выразительно смотрел на нашу компанию: делать нечего, вместо остывшего кофе мы заказали ещё по чашечке.

Александр показывает на снимок: трактор везёт в прицепе какие-то конструкции.

– Это мы стеклопакеты завозили для Покровского храма. В Питере заказывали, с такими полукружиями для храмовых окон. Тяжёлые – не поднять; стёкла и рамы везли отдельно, а на месте собирали. За два дня управились. До этого по стенам текло и кирпич от воды был как мыло: его берёшь, сжимаешь... Теперь влага в храм не проникает, в нём уже два года каждый день топятся две большие печи – на хорах тепло и стены посветлели.

– А территория была вся заросшая деревьями, кустарником, – показывает Марина. – На этом снимке расчистка кладбища – такие огромные лопухи и акации там выросли. Кажется, ерунда, а больше года убирали.

За полвека задичала не только земля – на строениях выросли толстенные деревья. Чурбак для сидения у костра сделан из дерева, росшего на кровле. Те, кто паломничал по заброшенным монастырям и храмам, наверняка замечали, как стремительно природа отнимает назад, под свои детища – ивняк да дурнолесье, болотину и стланик – оставленное людьми. Мне кажется, даже брошенные деревни дичают не так быстро. Может, оттого что деревня всё-таки остаётся частью природы, а землю под святыни мы, верующие, как бы изымаем и отвечаем за неё непосредственно перед Господом?

– Сейчас надо сделать гидроизоляцию Покровской церкви, – делится соображениями Кирилл, – и постелить нормальную железную кровлю. А то рубероидом каждый год покрываем, а он улетает. Слава Богу, недавний ураган постройки не повредил. Может, это действительно чудо.

О последствиях урагана рассказывал мне и о. Алексей. Слова «чудо» он не использовал, но заметил с улыбкой, что, к счастью, монастырь не задело. «У нас хозяйственный двор: вагончик, большой стол, палатка с генератором. Деревья мы вырубали, но оставили несколько старых тополей. Бурей их сломало, но упали они так, что ничего не задели. Был натянут костровый тросик, и вот то дерево, к которому он был привязан, сломало на полметра выше. Аллея старых вязов тоже пострадала. Одно дерево рухнуло в полстах метрах от того места, где мы собирались ставить баню, – чтоб нам дрова далеко не таскать...»

Может быть, и в самом деле слово «чудо» тут трепать не стоит, но ведь знак... Мы всегда ищем их, чтоб понять, благословлено ли наше дело Господом. Вот и у отца диакона я спросил: чувствует ли он помощь Божию в деле восстановления монастыря?

«Можно судить по тому, что Бог милует нас от каких-то происшествий. Например, одной женщине, приехавшей в монастырь, стало совсем нехорошо. В тот момент мы знали, что в деревне точно нет никакого транспорта: все разъехались. Но доходим до деревни – и через 15 минут транспорт появляется с совершенно неожиданной стороны... В начале зимы у нас газ в баллоне кончился, а в деревне стоят 50-литровые баллоны. Думаем: ладно, 12-литровый приволочём в монастырь на себе, а по зиме придётся тащить этот 50-литровый. И тут же, до первого снега, появляется джип, который прорывается в Реконь и привозит баллон... Но главное, что в пустыни нам удаётся совершать не одну литургию в год, а до трёх. Летом много народу приходит. Спрашиваю: "Умеешь читать? Вот Псалтырь. Хоть немного почитай, по мере сил..." Насколько возможно, в храме идёт молитва. И ещё важно, что Бог послал нам насельника – монаха, который постоянно молится...»

Надо сказать, что между приездами в Реконь её городских попечителей обитель не остаётся без присмотра. Вот уже три года здесь постоянно обретается монах Симеон, который уже 15 лет как в постриге. До этого он жил в Зеленецком монастыре, потом в Черменецком, но вот обосновался в такой глуши и живёт совершенно один, выезжая в деревню лишь за пенсией.

С ним успели сдружиться джиперы, всячески помогают ему, но сегодня вот решились поделиться недоумением.

– Недавно в Заозерье откуда-то с Украины явился Паша, – рассказывает Кирилл. – Приехал на автомобиле КрАЗ с будкой – походной церковью. Ходил по ближайшим деревням, крестил и отпевал. Называет себя настоятелем монастыря, взялся в деревне подворье строить. Быстро нашёл общий язык с предпринимателями, уже обзавёлся двумя тракторами, бульдозером, машиной «Нива». Монастырю местные бизнесмены не помогают, а ему дом строят.

– Так он что – священник?

– Нет, просто Паша с Украины... Мы всё это рассказали благочинному, но он считает, что выгнать его может только архиерей. Дом, где мы обычно в деревне останавливались, ему какой-то отец Степан теперь отдал. Он же его и благословил...

– Фантастическая история... Но всё-таки есть надежда, что он искренне хочет послужить, а если нет – то исчезнет скоро на своём КрАЗе.

– Вот и отец диакон так говорит, – соглашается Марина. – Но плохо, что Паша Симеона обижает. Было так, что даже на мороз его выгонял.

Пытаюсь как-то «сгладить»:

– В любом случае «подворье» он с собой не увезёт. По-разному бывает – и случайные люди строят...

– Хорошо бы так... А вот самое интересное, – отвлекает нас от неприятной темы Марина, – фотографии со дня памяти старца Амфилохия, 22 августа. Было человек сто – местные! Некоторые даже на тракторах приезжали. Вон сколько народу за столом сидит! Дети тоже... Приезжал благочинный Любытинского района о. Дмитрий... У нашего Симеона там шикарный огород. На праздничный стол собрали столько овощей, что их можно было не покупать в городе! Мы ждали и Новгородского архиепископа Льва. Заказали вездеход...

– Я ему на обед вёз пять живых карпов в бочке, – как-то не очень весело смеётся Кирилл. – И как уж их реанимировал, чтоб живыми туда доехали. Намучился... Двое суток воду меняли.

– Они дожили до праздничного обеда?

– День не дожили, мы их распотрошили, понесли в деревню пешком – класть в морозилку, – а потом опять пошли за ними. Но владыка не приехал. Сказали, что у него какие-то курсы, экзамены...

Когда был основан благотворительный фонд, мы сразу решили с владыкой познакомиться. Позвонили в Новгород и хотели записаться на приём. Но нам сказали, что всё – через благочинного. Мы взяли с собой все материалы, статьи, в которых о нас писали, фотографии, фильм о Рекони и поехали. Отец Дмитрий очень поддержал нашу идею. А к владыке Льву до сих пор мы не попали. Не сложилось. Но мы, естественно, опять поедем туда, и будем стучаться.

– Мы прекрасно понимаем, что ему головной боли и без нас хватает, – словно бы оправдывается Кирилл. – Архиерей же права на ошибку не имеет...

– А каким вы видите возрождённый монастырь? – спрашиваю напоследок у собеседников.

– Есть такой фильм, снятый про Реконь, называется «Сокровенная пустынь». Наверное, такой она и должна остаться: уединённым скитом, труднодоступным, ограждённым от случайных людей...

Спустя почти год с джиперами мы встретились снова. В «Пироговый дворик» пришли те же люди. Впрочем, есть пополнение: совсем молодые люди Константин Константинов и Андрей – сын Кирилла и Марины. Говорили наперебой, и хотя в их рассказе не встречались «упования», «благодатность» и прочие припевки многих мирян, видно было, что делают они настоящее православное дело. Опять чай, кофе, и – радость в глазах! Марина смеётся:

– Едем в Реконь уже с песнями: на работу – как на праздник! Мы победили!

В марте всего за пару выходных дней они успели так много! «Я очень рад, что такие люди есть», – услышать подобные слова от владыки, довольного такоим обилием энергичных помощников, – это дорогого стоит.

Но по порядку. В прошлый раз расстались мы всё же на такой неопределённой ноте: фонд зарегистрирован, но что дальше?

– Если помните, мы в октябре подали прошение владыке Льву, и после этого я постоянно в епархию звонила, – рассказывает Марина. – Мне всё время отвечали: «Ждите. Ваше прошение рассматривается». Я думала: «Ну, хорошо...» Но мы не понимали, что нам делать, если честно. Церковь молчала, отец диакон Алексий тоже ничего не знал. Конечно, мы понимали, что помогать всё равно можем, но...

Понять Марину можно: трудно работать без благословения. Пока длились эти полгода молчания, Господь словно испытывал их терпение и крепость – они не пытались делать никаких движений, связанных с «побуждением» или «провокацией» священноначалия. Я знаю, что за этим стоит опыт и слово отца диакона Алексея, но выходит, что они слушались Церковь в его лице.

Кирилл разъясняет подробнее:

– Осенью работу мы приостановили, потому что всё стало выглядеть не слишком красиво. Во-первых, не было благословения, во-вторых, какая-то «беготня наперегонки» началась – непонятно было, кто, с какой целью и что делает для Рекони. Мы наладили постоянные поставки в монастырь топлива и продовольствия. Несколько машин стройматериалов отправили в деревню, где Паша достраивал дом, который он сам же назвал Реконьским подворьем, – и, разводя руками, Кирилл добавляет: – А нам всё равно разгружаться в другом месте невозможно было...

– Получилось так... по-христиански, в духе примирения? Вы же везли для Рекони, а получается, что отдали ему.

– Зимой у нас было собрание фонда, и мы решили, что с Пашей нужно налаживать сотрудничество, – говорит Марина. – Надо вместе сосуществовать. Подобные конфликты вправе только церковное начальство разрешать, а мы, по возможности, вообще не должны в них участвовать.

– А дальше как развивались события?

– Мы тогда ещё не знали, что епархия будет разделена, – продолжает Марина. – А зимой назначили епископа Боровичского и Пестовского Ефрема, бывшего наместника Иверского Валдайского монастыря, – и наша Реконь оказалась на территории его епархии. Новый владыка сразу ознакомился с нашим прошением, съездил в монастырь на гусеничном тракторе – там Симеон с трудниками его встретили. Потом владыка Ефрем выслушал послушника Пашу и сказал: «Сбудется твоя мечта быть там экономом, но я буду за тобой пристально следить, а начальствующим над тобой Симеона ставлю...» Но всё это пока временно, наверно. Пришёл Паша в монастырь к Симеону и говорит: «Что ты такого сделал, что тебя здесь главным назначили?» А тот в недоумении: «Я сижу в лесу, никуда не выхожу, я вообще ничего не сделал...»

Епископ очень хорошо нас принял. Все вопросы мы решили за одну поездку в Любытино: причастились на службе, потом встречались с владыкой, ещё и на праздничный обед попали. Нас он благословил «двадцатку» собирать и ехать в Боровичи – регистрировать приход. Сказал: «Официальный статус мы дадим. Занимайтесь вопросом выделения земли» (тут мне сразу вспомнилась история с отсуживанием земли для монастыря старцем Амфилохием, не дай Бог чтоб повторилось! – И. И.). Благодаря владыке у нас с любытинской администрацией контакты установились. Прежде этого даже в планах не было. Для начала нам пообещали отправить в Реконь специалистов, чтоб те подсказали порядок восстановительных работ.

– Да, – соглашается, как всегда очень «конкретный», Кирилл, – это необходимо, потому что у нас возникли спорные вопросы: то ли пол стелить в первую очередь, то ли крышей заняться...

– А помочь финансами администрация не обещала?

– Нет. Пока всё на нас. Поэтому надо думать, как собирать средства. А такого опыта у нас нет, и одного сайта «Автокосмоса» для этого явно не хватит.

Основная проблема – финансирование. Покупка палаток, продуктов питания, материалов и бензина. В первое воскресенье июля у нас проводится ежегодное мероприятие – «Реконьская топь». Целый караван машин повезёт туда грузы, будет много народу – и старые помощники, и стройотряд присоединится.

– Студенческий стройотряд?

– Мы начали сотрудничать с молодёжной организацией «Студенческий совет Санкт-Петербурга». В нём по два представителя от каждого вуза города, представляете, какая сила! – включается в разговор Константин, сам студент факультета кибернетики. – Их очень заинтересовал наш проект. Вы сами знаете, какая сейчас обстановка в молодёжных кругах, каково их отношение к Церкви. Для большинства Бог, христианская вера – абсолютно вне их жизни. Они либо атеисты, либо просто Церкви не знают. Но в совете понимают, что мы – православная страна. Не обязательно в Реконь поедут воцерковлённые и даже верующие люди, но они познакомятся с Церковью непосредственно сами, а не с чьих-то слов. Впоследствии можно отправлять ребят туда на экскурсии, чтоб они смогли погрузиться в монастырскую атмосферу. Мы планируем разработать для них специальную программу. Раньше студенты ездили в стройотряды, на картошку, а сейчас им ездить некуда. Энергии много, и главное – направить её в нужное русло. Ребята могли бы, например, помогать ещё и в другом деле. Фонд ведь занимается также поддержкой детского дома...

– Константина епископ благословил быть миссионером, – улыбается Марина, слушая, как он взахлёб рассказывает о планах. – Владыка Ефрем так обрадовался, что у нас много молодых ребят!

Всю беседу только самый молодой из нас – Андрей – просидел молча.

– А вам удалось в реконьском проекте найти себе дело по душе?

– Я с первой поездки – когда мы только искали монастырь – родителям помогаю, как могу. А по образованию я философ-религиовед. Закончил университет, и работа нашлась как раз по моей теме. Хочу попробовать вместе с нашим архивариусом издать книгу по Рекони. Материала много, тем более что все мои курсовые и дипломная работа близки к православию. Мне хочется что-то доброе делать в этом мире...

Так называли колодец, встречавший некогда паломников недалеко от скита старца Амфилохия.

Когда-то старец предсказал: «Опустеет и заглохнет пустынь. Реконь повторит всё, что станет с Россией. Россия возродится, если кто-то вызнает и запомнит имена ста иноков пустыни и в полдень в алтаре зажжёт на помин их душ сто свечей – и с ходу назовёт все имена».

– Минувшим летом, – рассказала мне Марина, – мы нашли могильную плиту, очистили её: на плите было имя одного из первых монахов, который пришёл с Валаама... Прежде оно нашему архивариусу Виталию не было известно. На сегодня известно уже 97 имён.

– А ещё три?! – невольно вырвалось у меня.

– Надо искать... Нашлась же личная икона старца Амфилохия – известна семья, в которой она хранится. А ещё мы собрали документы и подали на его канонизацию...

...Сидим мы посреди шумного Петербурга, беседуем, витает парок над горячим чаем, а мне видится: где-то в глубине тихвинских лесов над затерянной обителью поднимается дым – это монах Симеон топит свою келью; а неподалёку, в глуши, едва заметной струйкой поднимается пар над берлогой – беспокоен весенний сон медведицы; а рядом из-подо льда пробилась и журчит в дымке река с названием от забытого старинного корня – слова «речь» – Реконька, то есть попросту – «говорушка»...

Кирилл смотрит в окно и говорит:

– Знаете, чем мне всё это нравится? – и сам же отвечает: – Тем, что всё само собой произошло. Мы постепенно в это втягивались...

«Наверное, так и обретает человек веру», – успеваю подумать я, но мой собеседник сам подводит черту:

– ...И дальше не нужно составлять план – там, впереди, с Божьей помощью ещё что-нибудь придёт.