СТАРЕЦ ДАНИИЛ КАТУНАКСКИЙ

Основатель монашеской общины в Катунаках старец Даниил (в миру Димитриос Димитриадис) Катунакский (1846–1929) – один из самых замечательных представителей афонского монашества конца XIX – начала XX вв.

Димитриос Димитриадис родился в 1846 году в городе Смирне (ныне Измир, Турция), где за 24 года до этого греческая диаспора пережила ужасную резню от турок. Он стал самым младшим ребёнком в семье, где, кроме него, было ещё пятеро детей.

Уже в юности Димитриос духовно сроднился с двумя рабами Божиими, старшими по возрасту. То были его тёзка Димитриос и Анастасис (которого многие называли «святой мыловар»). Мыловар по профессии, Анастасис всегда держался правила: «Очисти не только лицо, но и душу от беззакония!» Кроме мыла, посетителям его небольшой лавки предлагались всевозможные предметы благочестивого обихода: духовные книги, свечи, ладан и даже канат, прикреплявшийся к потолку, – для тех, кто пожелал бы при совершении молебных бдений на дому подражать древним подвижникам. Вместе они часто собирались в часовне, где упражнялись в чтении святых отцов, пели утреню или канон Божией Матери.

Всё больше узнавая о Святой Горе Афон, Димитриос укреплялся в желании уйти из мира. В Смирне на подворье Хилендарского монастыря жил тогда духовник-святогорец, которому он рассказал о своём стремлении к иночеству. «Чадо! Есть явное соизволение Пресвятой Госпожи Богородицы на то, чтобы быть тебе монахом Её вертограда», – выслушав юношу, сказал старец. После этих слов Димитриос возвращался домой как на крыльях. Но Богу угодно было с первых шагов научить Димитриоса отсечению собственной воли. Внезапно умер его отец, что для большого семейства означало, помимо прочего, неминуемую нужду. Опечаленный, юноша пребывал в растерянности. «Потерпи немного, – сказал духовник, – и Бог откроет Свою волю». Так пришлось искателю монашества заняться торговлей и помогать осиротевшим матери и сёстрам.

Наконец, когда ему исполнилось девятнадцать лет, тайно оставил он прежнюю жизнь и отправился искать место для своего подвижничества. Мать Димитриоса осталась безутешна. «Он тайно покинул нас! – повторяла она. – Почему он это сделал? Разве я не почитаю Бога? Почему он не просил моего благословения? О, Богородица, всем сердцем молю Тебя, не позволь ему стать монахом, если не придёт он попрощаться со мной и попросить моего благословения».

А юноша тем временем приехал к известному высотой своей жизни старцу Арсению Паросскому. Тот, распознав в молодом человеке призвание к совершенной жизни, не захотел, однако, удержать его при себе. Он помолился, чтобы Господь явил Свою волю, и посоветовал Димитриосу отправиться на Афон в знаменитую Свято-Пантелеимонову обитель, пророчески известив напоследок, что ему суждено окончить жизнь у подножия Святой Горы.

Димитриос ступил на корабль, чтобы отплыть к Святой Горе. Но ветер был неблагоприятный, и после целых суток мучений судно пришвартовалось в порту Смирны. Так, после девятимесячного отсутствия, юноша очутился в своём родном городе. Сойдя на берег, Димитриос тут же встретил своего духовного друга и тёзку. Будущий инок не хотел заходить в родительский дом из опасения, как бы противник-диавол не уловил его в свои сети. Ведь отсюда он и бежал, чтобы последовать Христу «невозвратным помыслом»! Но друг успокоил его: «Твоя мать не возроптала на призвавшего тебя Бога, но ей причинило скорбь, что ты ушёл, не получив напутственной молитвы. Она каждый день молит Пречистую не сподоблять тебя монашества без матернего напутствия, и Та, как видно, вняв мольбе и слезам, попустила непогоду на море».

Когда Димитриос ступил на порог дома, мать восприняла его появление как чудо и возблагодарила Богородицу за то, что Та услышала её молитвы. И когда позднее сын целовал ей на прощание руку, она со слезами благословила его: «Теперь ступай, дитя моё, с миром, и да хранит тебя благодать Божия на пути, который ты избрал!»

Братия Свято-Пантелеимонова монастыря в ту пору насчитывала около 250 монахов. Сотворив поклон настоятелю, Димитриос смиренно попросил принять его послушником.

По правилам святогорского общежития испытуемых назначают на самые трудные работы. Первым послушанием Димитриоса стал уход за 85-летним монахом – старцем Саввой, проживавшим за пределами обители. Приходилось делать всё: мыть, подметать, стирать, стряпать, и притом безукоризненно, с непременного благословения. Нужно было многое терпеть, и не одни лишь стариковские причуды. У этого старца было достаточно опыта для воспитания новичка, а молодому человеку оставалось лишь смиренно кланяться и на всё отвечать: «Благослови, отче».

Потом Димитриоса послали к двум монахам-болгарам, которые прозывались «корзинщиками», так как изготовляли мешки и корзины для монастыря. Предстояло выучиться новому ремеслу и прислуживать им. Это было тем труднее, что «корзинщики» отличались суровым нравом. Каждую пятницу по вечерам они молились о упокоении душ умерших. Когда в один из таких вечеров подошла очередь новичка, он правильно произнёс слова молитвенные, поставив косвенное дополнение во множественном числе в винительном падеже: «Упокой, Боже, рабы Твоя». Но болгары закричали: «Ты неправильно сказал; надо говорить не "рабы Твоя", а "раб Твоя"!» Димитриос не смутился, не стал объяснять им правила грамматики и впредь, из послушания, произносил эти слова с неверным согласованием.

Настоятель и братия вскоре оценили духовные дарования и нравственные качества нового инока, и его постригли в монахи с именем Даниил. Надлежало ему освоить и рукоделие, он выучился вязать шерстяные чулки и носки для братии, а позже, под руководством отца Дионисия, стал постигать ремесло иконописца. А так как отец Даниил выделялся образованностью, решено было сделать его секретарём монастыря.

Подошла для монаха пора испытаний. Около 1876 года умер игумен Савва, грек по происхождению. В обители между греческими и русскими монахами возникли распри: греки желали избрать нового игумена грека, а русские – русского. Отец Даниил, как секретарь монастыря, оказался в центре всех этих нестроений.

Дело дошло до Константинополя, и четыре представителя монастыря – двое греков, одним из которых был отец Даниил, и двое русских – отправились к Патриарху Иоакиму II. Тот разрешил спор в пользу русских, а о. Даниил был за греков, поэтому ему пришлось покинуть Пантелеимонов монастырь.

Он решил найти себе для безмолвия уединённую каливу. Но ему пришлось провести два месяца в больнице Ватопедского монастыря, с обострением нефрита, который мучил его уже десять лет. Приступы болезни сопровождались жестокими коликами, жаром и головной болью. Отец Даниил особенно чтил Матерь Божию и молил Её не оставить его в страданиях. В Ватопедском монастыре хранилась часть Честного Пояса Пресвятой Девы (именно его в 2011 году привозили в Россию на поклонение. – Ред.). На праздник Положения Честного Пояса (31 августа) Божия Матерь чудесным образом избавила монаха Даниила от болезни, которая с тех пор больше не возвращалась.

На некоторое время отец Даниил стал насельником Ватопеда, выполняя здесь послушание архондаря (гостиничного). Однажды он для благоустройства Ватопедского подворья должен был съездить на свою родину – в Смирну. Земляки его возрадовались, узнав, что из их города вышел такой человек, а местный митрополит Мелетий, который и раньше слышал о старце Данииле, пожелал удержать его в городе, сделав своим викарным епископом. Старец же Даниил поблагодарил владыку, отказавшись от такого предложения. «Ваше Высокопреосвященство, – сказал он ему, – я считаю себя недостойным священного сана и никогда не расстанусь с уделом Божией Матери. Я дал обет...»

По возвращении в Ватопед старцу Даниилу была предложена должность эпитропа (советника) Святой Горы, однако и от неё он решительно отказался, намереваясь возобновить подвиг безмолвия. Прожив ещё пять лет в Ватопеде, он переселился в небольшую исихастскую каливу в Катунакиях.

Знаменитые Катунакии – пустынная местность на юго-восточном склоне горы Афон, прямо над Карулей, пристанищем отшельников. Местоположение каливы старца Даниила, устроенной на высоте трёхсот метров над уровнем моря, поражало открывающейся панорамой. По свидетельству Мораитидиса, «даже камни там сочатся потами святых и слезами преподобных».

Убогая калива не имела храма: лишь две кельи да цистерна для дождевой воды. Одну из келий новый безмолвник обратил в часовню. Монах Даниил зарабатывал теперь на жизнь вязанием носков. Что же до провизии, то он с немалыми трудами переносил её из гавани скита Праведной Анны на своих плечах ровно столько, сколько требовалось для самого непритязательного обихода. Немного дождевой воды, самодельная утварь – вот всё, чем обходился он в своём нехитром хозяйстве.

Несмотря на то что он не имел священного сана, иноки из всех монастырей и скитов Святой Горы, а затем и из всех уголков Греции стали приходить в его убогую каливу за руководством и советом. Рядом с ним все приходящие обретали внутренний мир и разрешение самых трудных вопросов. То же достигалось и при общении через переписку.

Три с половиной года прожил в одиночестве старец Даниил в пустыни.

Он возобновил занятия иконописью, которой обучался ещё в Свято-Пантелеимоновом монастыре. Позже, когда старец принял в свою каливу первых послушников и вокруг него собралась со временем синодия, он принялся обучать этому ремеслу и братию. Так было положено начало Дому иконописи, мастера которого с благоговением и усердием продолжают своё святое делание и поныне. Здесь, в Доме иконописи, до сих пор хранятся иконы кисти преподобного.

Первым послушником старца стал иеромонах Афанасий из Патр, которого он принял после трёх с половиной лет полного уединения. Ещё через двенадцать лет прибавился второй послушник, отец Иоанн из Гревены.

«Был канун праздника св. Марии Магдалины, – пишет побывавший в это время у о. Даниила духовный писатель Александр Мораитидис. – Войдя внутрь, я вытер пот... который выступил от страха. Строение, в которое я вошёл, не было церковью, хотя и было убрано как церковь. Это была молельня, в которой старец Даниил, не имевший собственной церкви, вычитывал службы с двумя своими учениками. Все трое стояли там, опираясь на монашеские посохи, сделанные из веток орешника. У них были святые иконы, книги, ладан, они пели...

После вечерни во время отдыха в прекрасном дворе я получил прекрасное угощение – леденец и стакан холодной воды. Перед нами простиралось великолепное величественное море, раскинувшееся до берегов Сев. Спорада.

Позднее ради меня была и вечерняя трапеза. Отшельники всегда вкушали раз в день, непременно в девятом часу, в маленькой трапезной, сияющей чистотой. Монах Иоанн, чьим послушанием были поварские труды, подал нам скромную пищу: варёную вермишель, фрукты и вкусное сладкое печенье.

Но самое сильное впечатление на меня произвела тогда ночь в Катунакии.

После того как мы вкусили в скромной трапезной каливы (Сама Владычица Богородица благословила скромную нашу пищу, ставшую этим благословением сладкой), мы вышли на воздух и присели на каменные скамьи перед маленьким домиком для гостей, чтобы отведать десерт – как сказал старец Даниил. Мы провели долгие часы в беседе в виду моря, поблёскивающего в лунном свете. А несколько позже, ночью, прочитали во дворе вечернее правило, после чего старец удалился выслушать обычные еженочные исповеди двух своих духовных чад».

Исихастирий был очень мал, а братия умножалась. Поэтому в 1904 году началась напряжённая и тяжкая работа по возведению нового здания. Была сооружена прекрасная двухэтажная калива, с кельями, с приёмной комнатой, иконописной мастерской, специальной дорожкой для прогулок на берегу моря и прекрасной церковью в верхнем этаже, освящённой в честь Всех преподобных отцов, на Святой Горе подвизавшихся.

Во время строительства возникали самые невероятные препятствия и искушения. Старца Даниила обвинили в Большой Лавре – главном афонском монастыре – в том, что «здание это возводится, чтобы служить пропагандистским планам русских». Травля общины зашла было настолько далеко, что братия была готова покинуть Катунакию. «Горечь и скорбь окружили нас, – писал первый из учеников старца Даниила, – и нигде мы не находим убежища и поддержки. Всё темно и безнадёжно».

Среди испытаний для старца Даниила в Катунакии была и близость смерти его ученика Афанасия. Однажды знакомый монах принёс им две камбалы – поистине утешение в скудной аскетической трапезе пустынников. Отец Афанасий сел за стол чрезвычайно усталым и голодным. Едва начал он есть, как большая кость прочно застряла у него в горле в горизонтальном положении – претерпевая страшную боль, он стал задыхаться.

Встревоженный старец пытался расшатать кость свечкой, но безрезультатно. Он дал пожевать страдальцу хлебных корочек, надеясь, что они протолкнут кость, но и они не помогли. Он не знал, что ещё предпринять, смерть казалась неизбежной. Старец заливался слезами. Но, несмотря на чудовищно распухшее горло, смерть отступила. Настал вечер, прошла ночь, забрезжил новый день.

«Афанасий, давай отслужим молебен святителю Павлу Исповеднику. Этот святой сугубо помогает тем, кто страдает горлом, потому что, когда он учил, что Сын и Отец равносущны, ариане обернули вокруг горла его его же омофор и задушили».

Не имея возможности говорить, отец Афанасий молча согласился и сквозь боль стал молить святого Патриарха о помощи. Во время молитвы в голову пришла мысль просунуть глубоко в горло палец и потянуть кость кверху. Он незамедлительно сделал это и... был спасён! Кость, длиной около двух с половиной сантиметров, была у него в руке. «Дивен Бог во святых своих!»

Очень поучителен случай, произошедший с одним из учеников старца – Дамаскином. Когда тот пришёл в общину, то поначалу стал выказывать большую преданность и послушание, и его посчитали достойным монашеской схимы. Но по прошествии немногого времени всё изменилось: старец уже не казался ему таким духовно опытным, каким виделось вначале. Он узрел в нём множество недостатков, много несовершенного. И решил что-то предпринять.

«Мне нужно поискать другого, лучшего старца. Я должен найти такого, чтобы был по мне», – решил Дамаскин.

С такими мыслями однажды утром отправился он в Каракал, где подвизался прославленный старец Кодрат. Он верил, что старец Кодрат успокоит его душу, указав достойного старца. Когда же всё рассказал ему – всё, кроме того, что «недостойным» старцем был старец Даниил, – стал ожидать ответа.

«Тебе следует сделать вот что, – сказал богодухновенный отец. – Иди в Катунакию, там есть великий старец именем Даниил. Он станет наставлять тебя, а ты пребудь в послушании».

Отец Дамаскин, никак не ожидавший такого ответа, был, видимо, смущён. Но что оставалось делать? Нахмурив лоб и поразмыслив, вернулся он в Катунакию. Это необычное «совпадение» привело его в чувство, и он впредь оставался в смирении и послушании.

Старец Даниил был, по общему признанию, выдающимся духовником. Когда высокие сановники, такие как посланники Русского Царя, приезжали на Святую Гору, чтобы встретиться с мудрыми монахами, их направляли к двум отцам, которые, по общему мнению, считались лучшими представителями Горы Афон: к старцу Даниилу и к старцу Каллинику Исихасту.

Среди тех, кто избавился от заблуждений с помощью старца, был и учитель из Керкиры, который клялся в том, что близок со святым Спиридоном. Тот побуждал его во время молитвы держать в руке зажжённую свечу и не задувать её, пока она сама не догорит и не обожжёт ему ладонь, потому что если он это терпеливо выдержит, то будет мучеником. И, кроме того, велел ему не причащаться в церкви, а слизывать жидкость, выделявшуюся на обожжённой руке, потому что это то же, что и Святое Причастие. Можно себе представить, какие ужасные ожоги обезобразили его руки. Перед учениками своими керкирец часто показывал, как молитвой может разогнать облака или вызвать дождь. Но не было никакой пользы от того ученикам, ибо после молитв и чудес он говорил глупости.

Но пришёл день, когда из-за ожогов руки его перестали слушаться, и он в поисках помощи оказался в Катунакии, где старец Даниил поведал ему, чем Божии чудеса отличаются от чудес бесовских, и освободил несчастного от власти диавольской.

Кроме того, освободил старец от заблуждений и монаха из Патмосского монастыря отца Антипу, которому были видения в течение трёх лет. Он заверял, что Бог диктовал ему толкование книги Откровений, которое должно было опубликовать.

По мнению этого монаха, разные важные предсказания Апокалипсиса исполнились во время Второй мировой войны. Например, деятельность двух пророков, о которых говорится в 11-й главе Апокалипсиса, охватывает, согласно пророку Даниилу, 1290 дней – это равно числу дней между маем 1941 и октябрём 1944 года. Также число Антихриста, 666, о котором говорится в 13-й главе, он увидел в имени Гитлера, основанном на латинском алфавите. (А соответствует 100, В – 101, С – 102 и так далее.) Таким образом, Н=107, I=108, Т=119, L=lll, Е=104, R=117. Итого: Hitler=666.

Старец Даниил убедил монаха сжечь эти истолкования.

Также исцелил он одного человека из Калавриты, который с бесовской помощью выучил наизусть всё Евангелие, мог, не обжигаясь, пройти через огонь.

Исцелил и одного монаха из русского монастыря, стремившегося быть величайшим аскетом. Пост у того был самый суровый, одежда самая грубая, зимой он ходил босиком и так далее. Среди прочего, хотя правила предписывали класть триста земных поклонов в день, он делал три тысячи. Другие монахи дивились, глядя на него. На двери кафисмы того монаха увидел отец Даниил отверстие, сделанное для того, чтобы проходившие могли заглянуть внутрь и восхититься таким аскетизмом, и понял, что не о Боге подвиги те. Он поделился своими сомнениями с игуменом обители, который запретил делать монаху три тысячи поклонов, но ограничиться пятьюдесятью.

Так как бывший «великий аскет» вынужден был совершенно переменить свою жизнь, то вскоре не мог сделать и пятидесяти поклонов, вместо грубой одежды стал носить самую дорогую и стал очень разборчив в еде. Конечно, всё это удивило других отцов, понявших, что он только из тщеславия предавался излишнему аскетизму. Это и объясняет такую сильную перемену, что заблудшие всегда бросаются в крайности. Как научают богомудрые отцы, крайности, избыточность, всё чрезмерное – это от бесов.

Старец Даниил, которого так хорошо знал и почитал весь православный народ в Греции, получал большую почту. Обстановку кельи старца составляла единственная небольшая табуретка. Сидя на ней и положив на колено бумаги свои, он писал ответы своим корреспондентам. Много тихих вечеров провёл он так – писал при слабом свете керосиновой лампы, отрывая время от сна. Часто, окончив письмо, старец шёл в иконописную мастерскую и читал там монахам, смиренно принимая замечания и предложения. Подписывался обычно так: «Остаюсь с отеческой любовью, монах Даниил, иконописец».

Вот что случилось с монахом Каллистратом из Лавры св. Саввы Освященного. В течение сорока лет он мужественно подвизался на Святой Земле, но, несмотря на свои многочисленные духовные подвиги, к концу земной жизни впал в прелесть. Он воспринял как нечто Божественное возню бесовскую, возникавшую, когда он молился.

Представьте, например, что во время утренней службы монахи вдруг видят, как отец Каллистрат начинает дрожать и трястись. Когда же об этом говорили, он защищался, утверждая, что дрожь эта – знак милости небесной к нему.

Отцы Лавры и предостерегали отца Каллистрата, и просили его исправиться, но сил душевных не доставало им, чтобы убедить его, что он в прелести. Он же, хотя и верил, что сотрясения происходят от действия сил Божественных, всё же временами испытывал сомнения. Прослышав о прозорливости афонского старца Даниила, решил просить его совета.

В своём письме старец рассуждал о дрожи, происходящей от Божией милости, и о телодвижениях и дёрганиях, происходящих от прельщения. Он напомнил Каллистрату советы великих отшельников и особенно св. Григория Синаита: «Когда, делая своё дело, увидишь свет или огнь вне или внутри либо лик какой – Христа, например, – или Ангела, или другого кого, не принимай того, чтоб не потерпеть вреда. И сам от себя не строй воображений, и которые сами строятся, не внимай тем и уму не позволяй напечатлевать их в себе». Проявления Божией милости через излияние света или радостной дрожи известно злым духам, которые неопытным представляют похожие имитации и вводят их в прелесть. Если нет опытного наставника, то и явление подлинных знаков благодати верующему может привести к прельщению. Потому что враг знает, как сбить человека с пути истинного и обманом и подделкой увести его. Старец Даниил подчеркнул, что под действием благодати человек становится рассудительным, мирным, беспечальным душой и телом, почтительным. Отметил также, что Божественная благодать, входящая в сердце верующего человека, не проявляет себя обычно тогда, когда он находится среди других людей, а тогда лишь, когда он уединён в своей келье или пустыни.

Оставаясь человеком очень деликатным, о. Даниил приписал: «Не изумляйся своей ошибке. Брат мой возлюбленный, я тебя не упрекаю за неё. Только Сам Бог непогрешим и непобедим. Мы видим, что даже многие святые впадали в такую прелесть, но человеколюбивый Иисус не отверг их. Так и ты, возлюбленный мой старче, выйдешь победителем».

Отец Каллистрат полностью освободился от своей прелести и бесовских телодвижений. Исполненный смирения, написал он ответ:

«Ты ангел, посланный мне Богом, так как слова твои – Божии слова, и как только я их прочёл и осознал, все происки врагов прекратились».

Более 48 лет старец Даниил провёл в Катунакии в неустанных трудах – в молитвах, в сочинении книг, в духовном руководстве учениками. Лето 1929 года было последним, когда он сиживал в прохладе двора, беседуя с гостями и чадами. В начале сентября наступила зима, старец слёг в постель с жесточайшей простудой.

Со слезами на глазах, дрожащим голосом дал он всем ученикам своим, собравшимся вокруг постели, последние наставления и благословения, предсказав расширение каливы. После полуночи язык его двигался уже с трудом, а губы побелели. Он говорил, но понять было невозможно. Утром в каливе совершили литургию, прошло часа три. Лицо его светилось, и он улыбался в каком-то священном восхищении. После помазания старец отошёл. Он скончался 8 сентября, в праздник Рождества Богородицы.

Мудрый старец оставил вместо себя нового старца – Даниила, немногословного аскета, благочестивейшего священника, продолжившего дело своего учителя.

Сокрушённо думаю о нынешнем поколении, что за грехи наши Господь попустил хитрому диаволу найти к нему подходы с двух сторон.
С одной стороны, иерархи, правящие в нашей Церкви, вместо того чтобы защищать традиции, вводят разные новшества; в то время как, с другой стороны, истинно верующие, вместо того чтобы выразить в письменной форме своё мнение с проницательностью и в мирской манере, бунтуют против иерархов, и, делая так, они выставляют их в дурном свете перед всеми. Таким образом, вместо пользы причиняется вред с обеих сторон.