НА ПОЛЯРНОМ КРУГЕ

Четыре года назад в очерке о редакционной экспедиции на Приполярный Урал к Поклонному кресту мы рассказывали о иеромонахе Варфоломее (Потапове) (Освящение гор, «Вера», № 570). К нам он тогда присоединился перед самой заброской в горы – в Инте, откуда сам родом. Руководитель нашей группы Евгений Суворов – бывший геолог, бывалый альпинист и сотрудник «Веры» – уже был знаком с батюшкой. А я его тогда впервые увидел и как-то скептически отнёсся: не богатырского сложения, в широком брезентовом плаще и в тяжёлых рыбацких сапогах-броднях – как он по горам-то лазить будет? Заметив мой взгляд, батюшка тихо так улыбнулся: «Амуницию долго собирал. Ведь какие деньги у монаха? Вообще, я с детства мечтал съездить в горы. Из окон моей комнаты в Инте была видна далёкая цепочка гор, и я рассматривал их в домашний телескоп...»

Только к концу экспедиции выяснилось, что батюшка всё время терпел боль в ногах: и когда поднимались на Народную, высочайшую вершину Урала, и когда карабкались на безымянный пик, которому присвоили имя Маргелова, первого командующего ВДВ. Иеромонах ни разу не отстал, на ходу перебирая чётки и творя Иисусову молитву. Как и бывает в горах, душевно мы с ним сошлись, не хотелось потом расставаться. Из Инты отец Варфоломей уехал в Усть-Цильму, затем оттуда – на самый край света, в посёлок Новый Бор Усть-Цилемского района, что стоит на самом Полярном круге. Больше я его не видел.

Как он там, на «голом» месте, где никогда не было храма, где кругом староверы и потомки ссыльных немцев? Съездить бы туда, чем-нибудь помочь... Только один из нас, горных походников, Серёга Поротиков, на это решился. Вернулся, рассказал: «Тяжело батьке нашему. Но храм строит».

И вот прихожу в редакцию газеты: батюшка с Женей Суворовым чай пьют! Навестил, будучи оказией в Сыктывкаре. Присоединяюсь. Как-то даже странно – не за дымным костром, не из алюминиевых кружек, а так очень даже культурненько, с печеньицем чаёвничаем.

– А помните, отец Варфоломей, как вы пик Маргелова освящали? – спрашиваю иеромонаха. – У нас ещё был с собой флаг ВДВ с лозунгом десантников «Никто, кроме нас». И вы помолились о русском оружии и десантниках. А сотовые телефоны не работали, никакой связи с внешним миром...

– Точно! – поддержал меня Женя. – И не знали мы, что в это время началась война в Южной Осетии. Видно, с Урала до Кавказа молитва дошла, и наши десантники тогда не сплоховали...

– Расскажите, как у вас после 2008 года сложилось.

– Мне владыка сказал: «Вначале ты поезжай в Усть-Цильму, а если что – в Новый Бор поедешь». Я так и понял, что «тайги» мне не миновать. Это даже севернее, чем моя Инта. Если посмотреть на карту, то ближайшая к посёлку Новый Бор деревня находится перед пунктирной чертой, которая Полярный круг обозначает, а сам посёлок – уже за чертой. И вот где-то осенью 2008-го позвонили оттуда, глава поселения сообщил, что народ решил храм построить, для этого дела сруб пожертвуют. Поехал я туда на уазике по зимнику, несколько раз застревали, машину подкапывать пришлось. Приехал, посмотрел: сруб прямоугольный, 10 на 6. Для небольшой церкви вполне годится. Договорились. Так там оказался.

Строительство тяжело шло. Я думал, повеселей будет – все набегут, раз-раз... Первую неделю местные приходили помочь, а потом все разошлись по своим делам – у кого рыбалка, у кого что. Многое пришлось самому делать.

– Там же староверы живут?

– И старообрядцы, и немцы-лютеране, разные люди.

– А лютеране откуда?

– Это поволжские немцы, их ещё при Сталине сослали туда. Некоторые немцы селились отдельно, так, наверное, образовалась таёжная деревенька Нонбург, что выше по Печоре. А другие вливались в русские староверческие сёла. Как понял, немцы и староверы хорошо уживались. Новый Бор отстраивался с немецкой аккуратностью, улицы там прямые. Сам посёлок на возвышенности стоит, и вроде небольшой: посреди него встанешь – лес вокруг виден. Но это так кажется после других селений по Печоре, которые вдоль берега вытянуты и выглядят большими. А этот просто плотно застроен, на немецкий лад.

– Население большое?

– Тут вот какая странность. Если не считать Ермицу, то Новый Бор – самое северное село в Усть-Цилемском районе. И при этом самое населённое после райцентра. Вместе с деревней Медвежка там почти тысяча жителей. Почему так остро и встал вопрос со строительством церкви.

– Получается, на севере лучше жить? – удивляюсь.

– Поначалу устьцилёмам просто высокое сухое место в приречном бору приглянулось, хозяйство там завели, – объясняет батюшка. – А в начале века там Иван Дуркин с семьёй поселился, потом другие потянулись. В августе 2008-го посёлок как раз своё столетие отметил, митинг был, цветы на могилу Дуркина возлагали. При нём там несколько домов было, а в 1931 году случился наплыв – баржи к берегу пристали, с них архангельских и вологодских ссыльных ссадили. Вскорости пришли переполненные баржи с поволжскими немцами. В первое время там многие умирали от голода и тифа, а потом такое хозяйство устроили, что оно своими продуктами Воркуту кормило, тоннами отправляли. Новый Бор величали «приполярной житницей». Сейчас-то, говорят, уже не то, в 90-е порушили... Хотя вот уже при мне рыбный цех сделали. Это идея Ивана Кетлера была, он из немцев. Сейчас на трёх тонях рыбаки трудятся, хорошие уловы бывают.

– Интернет там есть? – любопытствую. – Это сейчас признаком цивилизации считается.

– Говорят, будет – когда сотовая связь появится. Вышку уже построили, обещают в октябре запустить.

– Ну, теперь пообщаемся! – обрадовались мы с Женей. – А с дорогами у вас как?

– Из райцентра на лодке с хорошим мотором можно за три с половиной часа добраться. А с января по апрель – на внедорожнике по зимнику. В самую распутицу или когда шуга по Печоре идёт, лучше на вертолёте добираться, это не так дорого – билет до полутора тысяч рублей, половину стоимости государство дотирует. Кстати, туда ещё частный катер ходит, так он дороже вертолёта – тысяча семьсот рублей.

– Серёга Поротиков к вам же зимой приезжал?

– Да, хороший зимник был – 50 градусов мороза стояло. Вёз мне в подарок настойку из морошки собственного приготовления. Так она замёрзла! Я и не знал, что он приедет... Говорят мне: тут тебя парень спрашивает. Иду к магазину, вижу: Сергей витринные ценники на фотоаппарат снимает. Экзотика. Цены-то ладно, но климат у нас и вправду суровый. Долго болел я поначалу, очень сильно простудился, с фурункулами по телу. Хоть и родился на Севере, но, как приехал туда, сразу почувствовал, какой холодный воздух. Заполярье...

Серёга мне книжку показал, называется «Как климатические условия влияют на человека». Там говорится, что чем условия жёстче, тем человек более напряжён, реже расслабляется, не отдыхает, а если его заденешь, он может и резко ответить. И ведь точно! Люди в Приполярье более жёсткие. Я сам, когда туда возвращаюсь, чувствую, как организм начинает напрягаться от холода. Раньше весил 76 килограммов, так было до 2008 года, а теперь – 90. Сыктывкарцы удивлялись: мы думали, ты худой, замученный оттуда приедешь. Просто организм набрал вес, чтобы с холодом бороться.

– Квартиру нормальную дали?

– Однокомнатную. Там и живу, там и молюсь пока с народом. Тесновато, конечно, поэтому людей немного на службы приходит – только те бабушки, которые и раньше собирались на молебны по домам. Они ещё в советское время во главе с Татьяной Торлоповой читали Евангелие, простую службу своими словами совершали. Некоторым из них уже за 80.

– Батюшка, расскажите, как вы храм строили, – просит Евгений.

– Началось с того, что в Новом Бору хотели контору сделать для ЖКХ, сруб приготовили. Но что-то не сложилось. И Георгий Идамкин, когда на главу посёлка баллотировался, предложил сруб отдать под церковь. Принял я его, а дальше что? Денег нет ни на работников, ни на стройматериалы. И тогда же, в 2008-м, поехал я в Москву, где деньги водятся, встал с ящиком на ВДНХ. У меня на табличке было написано, что требуются средства на храм во имя священномученика Виктора (Островидова). Это епископ Глазовский, викарий Вятской епархии, он умер в ссылке у нас в Усть-Цилемском районе. Вот во имя его я храм и собирался построить. Люди подходили, любопытствовали, некоторые делали замечание: «Как вы можете храм одному новомученику строить? Не бывает такого». Мол, можно освящать в честь новомучеников и исповедников, но не единственного конкретного мученика. Отвечал им: «Не было, так будет». А потом у нас в Коми Республике и вправду много храмов появилось в честь отдельных новомучеников.

– И быстро средства собрали?

– Где-то месяц с ящиком стоял, всего-то 30 тысяч рублей пожертвовали. Чтобы нормально собирать, надо становиться в самую гущу посетителей православной выставки, для чего требуется купить место на выставке. А это дорого, могло вообще не окупиться. И вот стою думаю: «Всё. Стройки не будет». Вдруг какая-то бабулька маленькая, сухонькая подходит, начинает расспрашивать и неожиданно предлагает: «Вы, батюшка, поезжайте в своё Заполярье, а я собирать буду». Договорились, купили мы место на выставке, как положено. А бабушка Тамара очень живой оказалась, со знанием дела подошла. Гляжу со стороны. Она такая низенькая, а голос во все стороны разносится: «Братья и сестры! Помогите храму на вечной мерзлоте!»

Отец Варфоломей тихонько смеётся в кулак и дальше продолжает:

– С помощью Тамары собрал я достаточную сумму. В первый год сруб сложили. Во второй я купол сделал из жести, такой чешуйчатый. В третий – кровлю. Очень медленно дело двигалось, сил не хватало.

– А местные не помогали, что ли?

– На срубе двое молодых ребят работали, я им оплачивал. Крышу крыли, тоже двое пришло. Потом благочинный отец Пётр стал помогать – и деньгами, и материал привозил на пароме. Он в соседней Ермице тоже храм стал строить – это от нас ниже по течению Печоры, почти на самой границе с Ненецким округом.

– А что же местные-то? – повторяет вопрос Женя. – Из-за староверия своего, что ли, в помощники не рвутся?

– Конфликтов со старообрядцами не было? – вторю ему.

Батюшка крестится:

– Нет, всё слава Богу... Они как бы сами по себе. Сначала присмотрятся, а потом уж могут подойти. А так – нормально... Ну, это народ такой. Я вот прихожу в тамошнюю библиотеку, книги читаю – и за всё время с библиотекарем только несколькими фразами обменялись. Однажды всё же разговорились, и стал я журналы православные ей приносить, она читала, понравилось. И только потом откровенный разговор получился. Рассказала она о своём дедушке-старовере, каким тот непростым человеком был. Были у него предсказания о будущем, а теперь уже о нашем времени – будто мужчины станут женскую одежду носить, а женщины в мужскую одеваться. В то время это казалось фантастической выдумкой...

Считаю, что к местному старообрядчеству надо с уважением относиться, это же наш, русский народ. Жалко только, что они беспоповцы. Но это дело я хотел исправить – с самого начала была задумка храм единоверческий построить, чтобы служить в нём по старому обряду. Будучи в Москве, специально съездил в Михайловскую слободу, в единоверческий приход, чтобы подучиться и старые служебники приобрести. Их настоятель, отец Евгений, дал мне кое-какую литературу, подсказал, где ещё прикупить можно. И вот в Новом Бору попробовал я по-старому служить, но понял, что не простое это дело... К тому же местная старообрядческая община прознала про мои начинания – не знаю уж как. Наверное, от тех староверов, что к нам на службы заходят. И вскоре слышу, что Алексей, который у них главный в Усть-Цильме, стал исполнять священнические требы – венчать людей. Хотя как мирянину это ему не положено, только исповедовать может. Потом бабки старообрядческие приходили к «нашим» старообрядцам: мол, не ходите к ним, никонианам, «у нас тоже есть причастие». А какое у них может быть причастие, если нет священства?

Батюшка удивлённо разводит руками, а я припоминаю:

– Они вроде так рассуждают: поскольку у них есть желание причаститься Святых Тайн, но не имеют таковой возможности, то это желание им вменяется за причастие и покрывается Святым Духом.

– Не знаю, не знаю... Хорошо, что после моих попыток служить по старому обряду они стали задумываться над этим. Эти попытки я оставил, потому что всё же нужен знающий человек. Да и в Новом Бору не так уж много старообрядцев осталось. А вот в Усть-Цильме единоверческий храм обязательно открывать надо. Там он и до революции был.

– А мне довелось у нас в Коми видеть самодеятельных единоверцев, – делюсь с батюшкой сведениями. – Живут они в Чупрово – на краю Удорского района, почти на границе с Архангельской областью. При мне служили обедницу, читали акафисты по старым рукописным дедовским книгам, а когда приезжал священник из епархии, то причащались. И вот недавно, слышу, они обратились в епархию с просьбой о канонизации Степаниды Петровны Коровиной. Мы о ней писали – это старообрядческая иконописица, ведшая монашеский образ жизни, арестованная во время Пасхальной службы в 1936 году и принявшая смерть за Христа (Райские сады крестьянки Коровиной, «Вера», № 437). И тем самым владыку нашего поставили перед сложным вопросом. С одной стороны, бывшие староверы почитают свою мученицу-землячку и хотят просить её молитвенного заступничества, а с другой – она же была из беспоповцев, как её канонизировать? Даже местночтимой святой сложновато назвать.

– Да... Не просто тут всё, – вздохнул батюшка. – На Бога надо полагаться... К истине разными путями идут. Есть у нас в Бору одна старообрядка, её родственник Георгий в нашу церковь давно уж ходит, простой такой парень. И вот этой старообрядке сон приснился: увидела она голубей, клюющих хлеб, смоченный вином. Стала она спрашивать у всех, что за сон такой странный. Даже в Усть-Цильму к старообрядческому наставнику Алексею обращалась. Потом пришла ко мне с тем же вопросом. Говорю ей: «Это Святое Причастие. Вам причащаться надо». Она: «А как я буду причащаться, у нас этого нет». – «Так приходи к нам». И потихоньку к нам она перешла. И сейчас радостная такая!

Ей Сам Господь помог. И это даётся простым сердцам, которые верят в простоте... А на самом деле староверы – народ очень отзывчивый.

– Серёга рассказывал, вам какая-нибудь старообрядческая семья завсегда баню затопит, к столу пригласит, сёмужкой угостит. Так ли это? – спрашивает Женя.

– Да, радушные люди, – кивнул батюшка. – Но это, наверное, общее для северян, которые ещё не испорчены цивилизацией. Вообще, что нам делить? Помню, в Усть-Цильме на Вербное воскресенье проезжал я мимо старообрядческой церкви, а оттуда люди выходят – радостные такие! И вот я смотрел на них: ну разве они не наши, не русские, не православные?!

Другое дело, что настоящих старообрядцев, которые бы всё соблюдали, очень мало осталось. Им или обратно в старое благочестие идти надо, или к нам в церковь. А быть между-между – это не дело.

– Как считаете, с вашим появлением что-то изменилось в Новом Бору? – интересуюсь.

– Некоторые люди подходили и говорили, что присутствие священника поменяло обстановку в посёлке. Что именно поменяло, так и не смогли объяснить... Наверное, отношения мягче стали. Вот небольшой пример. Раньше в моём многоквартирном доме шумно было. Помню, Серёга ко мне приехал, я печку натопил, спать его на полу уложил. Тут соседи стали буянить: бам-бам! – не уснуть. Серёга вскочил: «Я сейчас пойду и проповедь им прочитаю!» Говорю: не ходи туда, душу повредишь. Он всё равно пошёл, слышу – крики продолжаются. Возвращается, глаза большие: «Батюшка, ты был прав. Повредил!» А прошло время, и, знаете, потихоньку всё успокоилось, сейчас в доме тишина, никто не кричит.

– Отец Варфоломей, а помните, в горах на привале вы как-то сказали: «Вот бы пожить здесь одному да помолиться!» Так и не удалось?

– Какое там... Приходские дела. В этом году решил: ну, всё, точно пойду, всё для этого сделаю! Приехал в Инту, а там другая работа оказалась. Так-то хочется в горы. Но не бродить, как у нас было, а остановиться на одном месте, пожить, помолиться. Но это, если захотеть, и в Новом Бору можно, там в тайге места пустынные. На озёрах некоторые домики себе поставили и живут подолгу – это в порядке вещей. Одна семья вообще там постоянно проживала, в посёлок только за пенсией являлись. Было бы желание.

– Вы человек-то городской...

– Мне нравится на земле жить, в город совершенно не тянет. Ещё у меня с самого начала монашества была такая мечта – храм построить. А где строить? Там, где его нет. В городах хоть один да есть. Остаётся что? В деревню ехать.

Батюшка смеётся, потом, посерьёзнев, добавляет:

– Правда, мечта моя за эти четыре года несколько изменилась. Храм построить не я должен, а люди. Чтобы храм был не «мой», а «наш». Теперь как делаю? Вот нужно конопатить стены. Работа простая, сам могу сделать. Но даю объявление: люди добрые, приходите поработать. Пришли. И женщины, и дети. И как веселей стало! Потом я после детей работу доделывал, доконопачивал поплотней. Но храм – это не стены, а люди!

– И когда думаете храм закончить?

– В следующем году, если Бог даст. Стены есть, теперь внутри осталось. Материал нужен, и специалистов всё же придётся нанимать.

Пришла пора вновь прощаться. Хочется обнять человека, с которым ел из одного котла, делил походные невзгоды и вместе молился в стужу на горной вершине – у заснеженного Поклонного креста. Но сан уважать надо... Батюшка благословляет нас, тихо улыбается. Уже тогда, в горах, понял я, в чём сила таких «тихих» людей. Потому что с ними Бог.

Помочь Новоборскому православному приходу можно по адресу: 169495, Республика Коми, Усть-Цилемский р-н, п. Новый Бор, ул. Центральная, д. 11, кв. 12. Иеромонаху Варфоломею (Потапову Вадиму Викторовичу) Сот.: 8-912-56-77-434.