КОНСУЛЬТАНТ

Ныне для многих с него начинается воцерковление

Вовремя и верно сказанное слово может решить судьбу человека – отсечь кривые пути-дорожки, направить к вере в Бога, ко спасению. Хотя, признаться, на себе я такое не испытывал. А вполне мог бы...

Однажды, в 80-е годы, будучи студентом Ленинградского университета, сдавал я зачёт по физкультуре. Преподаватель собрал группу прогульщиков занятий и дал задание – пробежать вокруг стадиона имени В. И. Ленина (ныне стадион «Петровский»). Если уложишься по времени, то пропуски занятий простятся, а если нет – прощай, универ. Из-за требований военной кафедры с физкультурой у нас было очень строго, чуть что – сразу отчисляли. Норматив я, к счастью, выполнил, но так переволновался, что решил... зайти в храм. Благо он рядом со стадионом – пятиглавый, красивый. Князь-Владимирский собор. Зашёл я, огляделся... Что-то хотел спросить у священника. Вопрос, наверное, дурацкий был, коль сейчас вспомнить его не могу. Но вот же – потянуло что-то выяснить для себя. Священник находился в алтаре и долго не появлялся. Может, в иконную лавку обратиться? Да как-то зазорно у бабушки консультироваться, поди, неграмотная ещё. Так и ушёл я восвояси.

Сейчас всё это смутно вспоминается. Но в памяти отпечатался обратный путь на факультет. От храма надо было перейти мост через Неву – и вот она, 1-я линия Васильевского острова. На середине чуть горбатого моста меня и догнало, накрыв с головой... Такое чувство полноты бытия пронзало лишь в детстве, на севере Карелии, когда земля и небо казались живыми. И в тот момент впереди всё ожило: серые дома Съездовской и Первой линий как-то повернулись боком, чтобы взглянуть на меня, и сзади кто-то смотрел, и сверху.

С факультета меня не отчислили, и за годы учёбы не раз хотел пройти той же дорогой через мост, чтобы зайти в Князь-Владимирский собор. Но всё откладывал. В итоге путь мой в Церковь оказался долгим и витиеватым. И кто знает, поговори я тогда с кем-нибудь в храме, может, жизнь бы иначе пошла?

Минуло почти четверть века. Вновь я в Князь-Владимирском соборе. Сижу в полумраке левого придела, в уголке за кануном, который тихо теплится зажжёнными свечами, и беседую с... консультантом. Есть теперь такая должность в храме. Как раз для таких захожан, каким и я был когда-то. Рассказываю консультанту Петру Белову свою историю: вот, мол, однажды приходил с вопросом, а обратиться было не к кому...

– Да, теперь у нас всё иначе, – подтвердил он. – В больших храмах служба консультантов действует уже несколько лет. Дежурные священники часто заняты на требах, и мы частично их замещаем.

– И вы постоянно здесь?

– С понедельника по пятницу. А в выходные по благословению нашего настоятеля протоиерея Владимира Сорокина послушание консультантов несёт миссионерская молодёжная группа. Это хорошо подготовленные ребята, прошли у нас оглашение.

– Хорошо подготовленные? – сомневаюсь я. – Нужен ведь большой духовный опыт, чтобы с людьми разговаривать.

– Знаете, если бы вы пришли с духовным вопросом, касающимся, например, раскаяния в грехах, то для его решения я бы вызвал священника. Потому что пастыря никто заменить не может. Хотя я в Церкви давно уже: ещё в детстве прислуживал в алтаре, закончил Духовную семинарию, учусь в богословской аспирантуре Свято-Тихоновского университета, являюсь приходским катехизатором и вхожу в клир собора – пострижен в чтецы. Но всё равно не духовник же.

– А зачем же тогда консультанты? – не понимаю.

– Так ведь 90 процентов вопросов, с какими люди обращаются в храм, к духовности отношения не имеют. Вот на них мы и отвечаем. Точнее, даже не отвечаем – ведь люди по ходу разговора сами понимают, насколько неуместен был их вопрос, и забывают его, – а проводим катехизаторские беседы. Чаще всего человек приходит с одним вопросом, а уходит с ответами на другие.

В храме служба давно закончилась, но люди заходят, ставят свечи, подолгу стоят перед иконами. В правом приделе раздалось пение – батюшка начал молебен. Никто консультанта пока не трогает, и, пользуясь этим, продолжаю расспрашивать Петра Юрьевича:

– Наверное, вам много странных вопросов задают?

– Бывают курьёзы. Поначалу я их даже записывал, настолько они показались неожиданными и, с точки зрения христианина, смешными, но из этических соображений перестал это делать – не стоит человеческую неосведомлённость превращать в анекдот. Вот, скажем, подходит человек и спрашивает: «Как передать письмо покойнику?» Уточняю: «Какому покойнику?» Он объясняет: «Давно умершему. Если конверт с письмом положить в гроб свежего покойника, то оно дойдёт на тот свет к другому умершему?» Вам смешно, но дело-то серьёзное. Человек переживает – хоть и запоздало, но хочет прощения у кого-то попросить. И вот начинаешь ему объяснять, что надо молиться о почивших. Тут выясняется, что он не знает, что такое молитва. Опять объясняешь. По ходу дела вдруг понимаешь, что этот человек вообще ничего о Церкви не знает. И начинаешь с азов...

Чтобы сэкономить время, я теперь стараюсь сразу определить, с кем имею дело. И спрашиваю человека: «В какого Бога верят христиане?» Некоторые обижаются: «Я православный, сорок лет уже хожу в храм, а вы мне такие странные вопросы задаёте!» Но я настаиваю: «Всё же ответьте». И в большинстве случаев слышу что угодно, кроме правильного ответа. Кто-то говорит про Николу Чудотворца, кто-то – что Бог в душе, другие, к счастью, называют Иисуса Христа. Но очень редко кто вспомнит о Боге – Пресвятой Троице. Вот это самый простой тест, чтобы узнать богословский уровень собеседника.

Почему это так важно? Вот пример. Приходит человек и спрашивает, нужно ли на девятый день после смерти жарить блины и варить кисель. Если ты знаешь, что имеешь дело с церковным человеком, то вникаешь в его вопрос и отвечаешь по существу. Но если перед тобой человек не образованный, то любой ответ будет бессмысленен и может оказаться даже вредным. Он утвердится в этом «киселе» – ему так в храме сказали! – и будет всю жизнь думать, что этим «киселём» и ограничивается поминание усопших. А на самом деле этому человеку надо было ответить не про кисель и блины, а рассказать о загробной участи усопшего, что такое бессмертная душа, что такое молитва. И после этого предложить ему прийти на оглашение. Обычно я так и делаю – приглашаю на занятия по основам христианской веры, которые у нас проводятся для взрослых в течение года. В крайнем случае, предлагаю пройти наш «ликбез» – такие беседы с новоначальными проводятся в крестильном храме раз в неделю, по вторникам.

То есть, сами понимаете, любой ответ надо соотносить с тем, кто перед вами: верующий, сомневающийся или совсем неверующий. И только тогда слова приведут к добру.

– Наверное, стоит ориентироваться и на профессиональное образование человека, чтобы доступные слова подобрать?

– Жизненные обстоятельства собеседника, конечно, надо учитывать. Скажем, если вы проводите катехизацию с заключёнными, то уместно вспомнить житие святой мученицы Анастасии Узорешительницы, которая является покровительницей всех заточённых в узы. Ещё там особо почитаются святитель Николай, который от неправедной казни избавлял, и святой апостол Пётр. Помните ведь, Ангел Господень снял с него вериги и вывел из темницы, 9 января установлен даже праздник – поклонение веригам апостола Петра.

– А вы где с заключёнными встречаетесь?

– В 5-м следственном изоляторе, где действует храм-часовня Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Настоятелем его является священник нашего Князь-Владимирского собора протоиерей Сергий Миронов, а я там псаломщик. Службы раз в месяц, а беседы с заключёнными примерно раз в неделю. Ездят туда и катехизаторы нашего собора – есть у нас актив человек в двенадцать.

– В изоляторе, как понимаю, ещё не заключённые сидят, а только те, кто под следствием?

– Там есть два небольших отряда, мужской и женский, для тех, кому уже дали срок, но оставили в изоляторе для работ по хозяйству. Среди них есть и несовершеннолетние. К подследственным же нас почти не пускают. Хоть наш Святейший Патриарх и заключил договор с системой ИТУ, но на внутренние инструкции это не повлияло. А инструкции очень строгие – там же реальный «изолятор», связь с внешним миром не должна мешать следствию. И доходит до абсурда. Предположим, умирает подследственный и его нужно срочно исповедовать и причастить. Чтобы к нему допустили священника, необходимо официальное разрешение следователя. Если тот разрешение даст, то арестант должен ещё написать заявление в воспитательный отдел учреждения, где это дело рассмотрят.

– Среди подследственных, наверное, много невиновных, им духовная поддержка нужна не меньше, чем осуждённым?

– Знаете, я бы не стал так делить. А то стигматизация получается – раз осуждённый, то вот какой-то особенный человек.

Часто у нас, обосновывая необходимость служения Церкви в местах лишения свободы, любят приводить евангельский текст: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (Мф. 25, 44-45). Всё же я думаю – это моё частное мнение, – здесь речь идёт о людях «меньших», которые сидели в темнице за правду, а не за убийство или грабёж. Может, во мне говорит моё высшее юридическое образование, но... вор есть вор, он нарушил одну из десяти заповедей. Вором, кстати, был и Иуда – Евангелие от Иоанна на это определённо указывает, глава 12 стих 6. Между тем нет никого, кто без греха, поэтому никого мы и не выделяем в особые группы. Что заключённый, что его надзиратель – все они люди, обычно мало воцерковлённые, иногда со своими суевериями.

Вот в прошлую пятницу пришлось специально ездить в изолятор – проводить разъяснительную беседу среди женщин, которые находятся там со своими несовершеннолетними детьми. Кто-то пустил среди них слух, что есть разное крещение – в тюрьме и «на воле».

Ситуация там какая. Большинство мам обычно с готовностью крестят своих детей в нашем храме-часовне. В таком добром отношении к православию, может, ещё играет роль и заинтересованность в помощи – через нашу общину ведь они получают детскую одежду, гигиенические средства и так далее, а после крещения мы к тому же вручаем подарки. Но у женщин появилось такое поверье: если ребёнка окрестят «на зоне», то это значит, что его «зона крестила» и он всю жизнь будет мыкаться по тюрьмам. И до нас дошла информация, что когда они выходят на волю, то опять идут крестить детей. А ведь это прямое нарушение Символа Веры: «исповедую едино крещение»!

– И какими словами вы их убедили?

– Здесь для них важна авторитетность мнения. И я так сказал. Вот есть Уголовный кодекс, и в нём лучше всех разбираются прокурор с адвокатом. Есть «понятия» криминального мира, и в них лучше разбираются свои авторитеты. А вот я, катехизатор, лучше вас разбираюсь в других законах – в духовных, потому что закончил Духовную семинарию. Так что уж примите как данность: крещенскую купель «посадить в тюрьму» невозможно, она есть сама свобода, она рождает человека для новой жизни.

– Что самое трудное в послушании консультанта? – спрашиваю Петра Юрьевича. – Отвечать на каверзные вопросы?

– Трудное – это когда весь день повторяешь одно и то же. Приходит человек и говорит: «Мы хотим окрестить ребёнка у вас в соборе. Что для этого нужно?» И вот начинаешь перечислять: крестик, крестильная рубашечка и так далее. Потом переходишь к самому Таинству, объясняешь его смысл. Затем подступаешь к практически неразрешимой сегодня проблеме, такой как подбор крёстных родителей.

– Почему неразрешимой?

– Это отдельная беседа, которая занимает, наверное, минут сорок. Церковная практика к крёстным предъявляет много требований, и таких людей очень трудно найти в своём окружении. У крёстного ведь очень высокая ответственность – он берёт обязательство перед Богом вести ребёнка по жизни, страховать его от всяких духовных и жизненных опасностей. В старину была традиция, что в случае гибели кровных родителей крёстные обязывались брать крестников в свои семьи и воспитывать как родных. Крёстный и крёстная решали этот вопрос между собой – поэтому, между прочим, они не могут быть мужем и женой, чтобы у ребёнка появилось больше шансов попасть в семью. В итоге сиротских приютов на Руси почти не было.

Ещё есть требование, чтобы крёстные жили недалеко от крестников. Сейчас, конечно, имеются средства связи – скайп с веб-камерами, социальные сети, но по скайпу не проследишь, регулярно ли причащают ребёнка в храме. А когда он вырастет, то, например, как повлияешь на его выбор невесты – чтобы он смог создать нормальную христианскую семью? Также не рекомендуется приглашать в крёстные людей внешне порядочных, но имеющих дурную репутацию с христианской точки зрения. Скажем, вот доктор – не пьёт, не курит, хороший семьянин. Но за деньги аборты делает. Фактически он убийца, таких лучше избегать.

Часто возникают вопросы и с именем ребёнка. Сначала говорят: «Окрестите с именем Ваня», – а потом приходят и спрашивают: «А когда у него именины? Мы посмотрели в святцы, а там Иванов больше сотни, местами на один день по несколько Иоаннов приходится! Как быть?» Так с этого вопроса и надо было начинать!

А с миропомазанием вообще отдельная история. Обычно людям трудно понять, что обряд крещения состоит из двух Таинств, в него обязательно входит миропомазание. Начинаю объяснять с того, что «все мы одним миром мазаны». Спрашиваю, знают ли происхождение этой поговорки. В ответ слышу всякие домыслы: «Наверное, это такое вещество, изготовленное по одному и тому же рецепту». И очень удивляются, когда говоришь, что и вы, и я, и Пушкин Александр Сергеевич, и русские цари – все мы – при крещении и вправду, в буквальном смысле, были помазаны одним и тем же веществом из одного и того же сосуда. Рассказываешь им про мироваренный котёл, который с XV века находился сначала в Патриарших палатах Кремля, а ныне находится в Донском монастыре. Каждый Великий четверг там производится миро для всей нашей Церкви, причём в сосуд добавляются частицы древнего мира, по преданию, дошедшего до нас ещё с апостольских времён. Так что, соединясь, это вещество получается таким же, какое было в древности.

Обычно этот рассказ впечатляет людей, и они с большим благоговением относятся к миропомазанию. Хотя не это же главное, а духовная суть Таинства! Чтобы прояснить этот момент, спрашиваю: «А были люди, кого помазывали миром дважды. Кто это?» Редко кто ответит, что это русские монархи. И вот рассказываю, какой для христиан представлялась тяжкой и страшной власть казнить и миловать. Чтобы вынести на себе такое бремя, русские цари и принимали специальное помазывание на царствование. Такова благодать церковного мира!

– То есть самый распространённый вопрос к вам – это о крещении?

– По поводу венчания тоже часто спрашивают. Конечно, можно ограничиться формальным ответом: приходите к стольки-то часам, внесите такое-то пожертвование, и вам всё сделают. Но это будет профанацией. Консультант – это же не «справочная». И вот начинаю говорить о венчании... Ну, там тоже долгие беседы.

– С невменяемыми людьми приходится сталкиваться?

– Бывает, что и явно психически больные подходят. Таковых стараюсь как-то утешить и аккуратненько направить к врачу. Но очень часто приходят те, кто просто очень расстроен, у кого случилась беда. Вот сидишь здесь, пытаешься найти слова утешения для матери, у которой машина насмерть сбила ребёнка, а сам думаешь: «Господи, не дай мне такой доли! И что мои слова для неё? Пустой звук...» Но всё же разговором как-то отвлекаю её от плохих мыслей, и это, думаю, уже оправдывает наше консультационное служение.

Намного сложнее с людьми просто недалёкими и агрессивными. Любой церковнослужитель скажет вам, что у него в практике бывали случаи, когда, например, просители хотели сподобить Таинству Евхаристии болящее домашнее животное. Такие просьбы шокируют, но и тут нужны такт и терпение, чтобы человеку объяснить.

– А если кто-то явно безобразничает, как те известные девицы в Храме Христа Спасителя? Что с ними делать? Прямо в храме применять физическое насилие, выталкивать взашей?

– Слава Богу, у нас такого не случалось. В соборе есть специальный человек, который смотрит за порядком. Но лучше в таких случаях просто вызывать полицию. Вообще, я бы не рекомендовал с невменяемыми вступать в физический контакт. Вы же знаете, даже сотрудники правоохранительных органов на задержание преступника никогда не отправляются в одиночку. Их приедет целый отряд – в бронежилетах, в касках и с автоматами. Потому что от преступника можно ждать чего угодно. А теперь представьте, что в храм зашёл сумасшедший с ножом за пазухой, начал бузить, и какая-нибудь возмущённая старушка пытается его остановить. Она что, хочет заменить собой отряд ОМОНа? Тут можно только словесно усовещать, дожидаясь приезда полиции.

– К вам я добирался через метро «Спортивная», – вспомнилось мне, – и там весь эскалатор оклеен эмблемами «Зенита». Футбольные фанаты вас не донимают?

– Стадион «Петровский» всё же чуть в стороне от храма, а вот прямо напротив нас находится комплекс «Юбилейный». Помните, наверное, именно там в 91-м году был убит музыкант Игорь Тальков во время концерта. Зал «Юбилейного» вмещает более 7 тысяч человек, и в нём проходят самые разные шоу. Когда экстрасенсы выступают, то после сеанса в соборе странные люди появляются. И знаете, в святом месте сразу чувствуется, что они какие-то не такие... Например, могут встать посреди храма и развести в стороны руки, «заряжаясь энергией».

– А всё же футбольные фанаты у вас бывают?

– Зенитовцы? Конечно, заходят. Но они хорошо себя ведут. Кстати сказать, у нас в общине своя футбольная команда есть. Даже две. «Княжичи», которая состоит в основном из студентов, и детская, называется «Владимирцы», – это учащиеся нашей воскресной школы.

– И как, выигрываете?

– Если пройдёте в трапезную нашего собора, то увидите там множество спортивных кубков. Команда у нас сильная, не уступает традиционному сопернику – «Соборянам» из Казанского кафедрального собора. Иногда «Княжичи» играют и на стадионе «Петровский», на запасной арене. Участвовали в матчах со сборной католических общин Петербурга, со сборной иудейской синагоги, с мусульманскими командами, разными этническими землячествами. Футбольные матчи обычно несут как бы идеологическую нагрузку: против наркомании, пьянства. Духовник команды – протоиерей Владимир Сорокин, а тренер – Юрий Петрович Белов, чтец собора, который также служит в местах лишения свободы, в храме Анастасии Узорешительницы.

– Это ваш отец?

– Да, он давний спортсмен, в молодости занимал призовые места на уровне города. А вот я в футбол не играю, хотя и болельщик. Сколько было радости, когда наши в кубке Ингрии победили!

Разговор перешёл на другие темы, и я смог убедиться, сколь широк кругозор собеседника. Одно слово – консультант!

Спросил, коренной ли он питерец.

– Да уж кореннее, наверное, не бывает, – ответил он. – Ещё в древности предки по отцу жили в этих землях.

– Так вы ингерманландец? – блеснул и я эрудицией. – Ведь это их историческая земля.

– Нет, ещё кореннее, – пошутил Пётр Юрьевич. – Мы происходим из карел, которые населяли Водскую пятину и в том числе жили по берегам Невы. Но с XV–XVI веков шведы начали их силой обращать из православия в лютеранство, и тогда карелы попросили русского царя предоставить убежище. Так начался великий исход. Всего к 1670 году под Тверь на земли Бежецкого Верха, опустевшие вследствие голода и эпидемий в Смуту, переехало 25–30 тысяч человек. А сюда на освободившееся место из Центральной Финляндии переселялись лютеране, финны-эвремейсы и финны-савакоты. Ингерманландцами их назвали по новому месту обитания. Это шведское название, образованное от карельского именования inkeri maa, что переводится как «прекрасная земля». По-русски это звучит как «Ижора» или «Ингрия». Это всё территории Волосовского, Всеволожского, Гатчинского и других районов Ленинградской области, а также самого Санкт-Петербурга.

– Получается, что ваши родители вернулись в «прекрасную землю» своих предков. А под Тверью карел много осталось?

– Насколько знаю, в Лихославльском районе две с половиной тысячи человек, по другим районам ещё четыре тысячи наберётся. А в 1926 году в Калининской области во время переписи тверскими карелами себя назвали более 140 тысяч человек, из них почти все владели карельским языком. В 1937–1939 годах на территории области существовал даже Карельский национальный округ с центром в городе Лихославле. Но с началом советско-финской войны его ликвидировали, а против карел начались массовые репрессии – их почему-то заподозрили в сепаратизме и поддержке финнов. Молох прокатился и по ингерманландцам, их сейчас тоже мало осталось. Хотя что касается карел, то дело тут, думаю, не в репрессиях. В советское время слово «карел» стало отождествляться с человеком неграмотным, деревенщиной – и вот этого стеснялись, скрывали свою национальность. Хотя у них богатая культура, ведь эпос «Калевала» именно православные карелы сохранили, а не лютеране.

От древней истории Ижорской земли консультант Князь-Владимирского собора плавно перешёл к истории своего храма. Оказывается, на его месте первая церковь была заложена ещё в 1708 году, почти одновременно с основанием Санкт-Петербурга. Освящена была во имя святителя Николая. А нынешний пятиглавый вид она получила в 1766–1773 годах. В советское время собор закрывался только на один год, в 26-м. С 1938 по 1941 годы здесь находились кафедральный собор и резиденция митрополита Ленинградского Алексия (Симанского). Во время войны и блокады настоятелем собора служил протоиерей Николай Ломакин, родственник маршала Толбухина. После Победы он был в числе тех, кто свидетельствовал против нацизма на Нюрнбергском процессе как представитель русского духовенства.

Впрочем, это отдельная история. Отдельно бы надо пересказать и то, что услышал я от консультанта о создании в соборе Всероссийского Помянника. Сейчас он включает в себя более 15 миллионов имён. Это и блокадники Ленинграда, и погибшие на фронтах войны, и жертвы репрессий, и кавалеры орденов России и Советского Союза.

Все имена и сведения внесены в электронную базу, которая находится внутри тумбы с экраном, что стоит за кануном со свечками. Можно подойти, выбрать из электронного меню нужную категорию – и вот перед глазами имена для поминания за упокой.

Внешне это мне напомнило справочный автомат, какие устанавливаются на железнодорожных вокзалах. Но, как следует из слов консультанта, в храме «справок не дают». А только открывают двери в жизнь вечную.