ПАМЯТЬ
отец Василий

ВНУТРЕННЯЯ ЖИЗНЬ – ТАЙНА

Ровно 20 лет назад, на Пасху 1993 года, в Оптиной пустыни сатанистом были убиты три насельника – иноки Трофим, Ферапонт и иеромонах Василий (Росляков). Предлагаем вниманию читателей расшифровку интервью с о. Василием, которое он дал за девять дней до гибели. Автор интервью неизвестен.

Отец Василий: …Нам Святое Писание говорит так, что Бог есть не Бог мёртвых, но есть Бог живых. Все живы. И поэтому, поскольку мы служим именно такому Богу, Который воскрес и победил воскресением смерть, в Боге нет смерти, её не существует. И вопроса такого не должно существовать для человека верующего.

Корр.: То есть и старцы живы?..

О. В.: Конечно, конечно.

Корр.: Ничто никуда не исчезает, всё переходит в какие-то иные формы, да?

О. В.: Ну... да. Если так можно сказать, в какие-то иные формы.

Корр.: А всё-таки духовность России – вот что это такое?

О. В.: Духовность России – это Христос. Он говорит нам: «Я есмь Истина, Путь и Жизнь» (Ин. 14, 6). Вот... Поскольку духовность – она не может быть вне Христа, поэтому для России духовность выражается одним словом: «Христос». Вот и всё.

Корр.: Может быть, отсюда и наша трагедия? Потому что мы преданы Христу, и поэтому нас так мучают...

О. В.: Без сомнения, именно так. Христос сказал: «В мире скорбни будете: но дерзайте, яко Аз победих мир» (Ин. 16, 33). Так что обетования Господни непреложны, и никто никогда их отменить не может. Мы живём сегодня этим обетованием – только так.

Корр.: Какова внутренняя жизнь Оптиной?

О. В.: Внутренняя сторона – тайна, таинство. Ведь наша Церковь содержит семь таинств, на них зиждется всё. Всякое таинство – оно имеет, допустим, внешнюю окраску: произносятся какие-то молитвы, совершаются какие-то действия. Но в этом таинстве – незримо Сам Христос, Его благодатью совершается таинство. Так и внешняя жизнь Оптиной, и её внутренняя жизнь. Вот вы видите внешнюю жизнь, а внутреннюю жизнь нельзя рассказать. Опять же внутренняя жизнь Оптиной пустыни – Сам Христос. Когда мы к Богу приобщаемся, только тогда мы можем понять эту внутреннюю жизнь. А по-иному она нам никак не откроется. «Аз есмь дверь: Тот спасется, кто Мною войдет, и войдет, и изыдет, и пажить свою обрящет» (Ин. 10, 9). Вот это и есть дверь к внутренней жизни Оптиной – Христос.

Корр.: И всё это несказанно...

О. В.: Несказанно. Потому что как рассказать о том, как действует Бог? Невозможно.

Корр.: Но можно рассказать то, что ты чувствуешь, например?

О. В.: Можно. Возьмите псалмопевца Давида. Он говорит: «Вкусите и видите, яко благ Господь» (Пс. 33, 9). Пожалуйста – вкушайте и увидите.

Корр.: Это тоже для вас несказанно?

О. В.: Ну... возьмите Иоанна Лествичника. Как он пишет: «Попробуйте человеку, который никогда не вкушал вкус мёда, объяснить вкус мёда»*. Вы пробовали когда-нибудь? Естественно, все попытки ваши будут бессмысленны. Так и тут. Господь говорит: «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мф. 11, 28), «Возьмите иго Моё» (Мф. 11, 29). То есть Бог нас учит. Допустим, я вам передаю какую-то информацию, и вы думаете, что это так и так, что я вас учу… Нет, Господь нас учит. Как я могу вам передать то, что должен вам передать Сам Бог? Это невозможно. Я не имею дерзости такой – на себя это брать. Так что вот так. «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим».

Корр.: А скажите, пожалуйста, при всей святости... поднимемся ли мы?

О. В.: «Егоже бо любитъ Господь, наказуетъ: биетъ же всякаго сына, егоже приемлет» (Евр. 12, 6). Мы – возлюбленные сыны Бога ради того, что мы содержим истину православия. Поэтому, естественно, и наказываемся, что Господь нас особенно любит. Как любой отец – он любит своего сына, потому без наказания никогда не оставит. Наказывает по любви, не по жестокости. Мы привыкли к тому, что наказывают только с жестокостью. Господь наказывает ради того, чтобы нас вразумить – ради этого только и посылаются нам какие-то скорби, ради вразумления нашего, чтобы нам познать Истину Христову. Вот и всё. В этом ничего страшного нет, и надо быть всегда готовым к этим скорбям... Нет на земле человека, который бы никогда не скорбел. Нет, вот и всё. А то, что у нас так, я считаю, у нас лучше, чем у всех… Суть в том, что мы хороши только лишь потому, что мы православные, если мы православные. То есть мы содержим православие – поэтому мы «хорошие».

Корр.: А почему русский народ выбрал православие? Или оно выбрало нас?..

О. В.: Как мы можем знать Промысл Божий? Когда Он учеников собрал и сказал: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод» (Ин. 15, 16). Почему Господь избрал иудейский народ и восставил из него пророков? Мы не знаем. Почему Он избрал русский народ и дал ему хранить истины православия? Мы не ведаем пути Божии. Для нас это тайна запечатанная, даже, может быть, после смерти она нам не откроется. Но поскольку этот дар нам дан, мы обязаны его хранить и свято блюсти и чтить. Как, почему – это не наше дело.

Корр.: А что для вас служба?

О. В.: Мы совершаем службы. Что такое служба? Это служба Богу. Господь говорит: Вы Мне будете поклоняться и Духом, и истиной на всяком месте (Ср.: Ин. 4, 23). Вот что такое служба – это общение с Богом. Такое открытое общение, как хотите это назовите: разговор, молитва, Ему предстояние, Ему служение. Поэтому это всегда живо, не умирает – это жизнь. Потому что в этом присутствует Сам Христос.

Корр.: Вы не устаёте от службы?

О. В.: Мы же не ангелы, конечно, устаём. Но Господь нас укрепляет по мере того, насколько Он это считает нужным. Даёт нам и уставать, и потрудиться. Преподобный Исаак Сирин пишет, что если твоя молитва была без сокрушения сердца и без труда телесного, то считай, что ты помолился по-фарисейски** Так что надо и пот пролить, и тело своё понудить, и душу, конечно. А старец Силуан как говорит, помните? «Молиться за мир – это кровь проливать»***. Вот так, такой он, труд молитвенный. Вот, пожалуйста, возьмите Евангелие, моление Господа о Чаше: «И был пот Его, как капли крови» (Лк. 22, 44). Вот какой молитва может быть. Нам такая молитва неведома, непонятна, но такая молитва тоже есть.

Корр.: Получается, чтобы достичь чего-то, нужно пройти через боль?

О. В.: Обязательно. Это закон. Его установил Сам Господь. Зачем же Он претерпевал Крест?

Корр.: То есть каждый должен пройти через свой крест... Иначе ничего не получится из внутренней жизни.

О. В.: Нет, никак. «Возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк. 9, 23) – и будешь Моим учеником. Значит, надо обязательно взять крест и идти, отвергнувшись себя. Вот и весь закон.

Корр.: Ваша жизнь отличается, слава Богу, от мирской.

О. В.: Конечно, отличается. Но в основном, как учат святые отцы, всё то, что исполняет инок, должен исполнять и благочестивый мирянин. За исключением, пожалуй, одного – что мы даём обет безбрачия. Раньше так и было: древние христиане мало чем отличались от монахов.

Корр.: Но ваша жизнь всё равно больше внутренняя...

О. В.: Это не нам судить. Господь Судья один есть. Кто чем живёт и как живёт...

Корр.: Как же вам трудно и больно!

О. В.: «Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех» (Мф. 5, 12), «и паки реку: радуйтеся» (Флп. 4, 4). Вот такие обетования... А вы говорите...

Корр.: Но всё равно вам трудно, потому что вы проходите другим путём, чистых духом.

О. В.: Считаю, что нам помогает Господь. Поэтому нам легче.

Корр.: Он всем помогает. Но вам труднее...

О. В.: Ну как же так... Ведь есть у отца любимые сыновья, да? Вот монах для Отца Небесного – любимый сын. Кого Он больше любит, кому больше помогает? Монаху. Нам – легче. А вот тем людям, которые удалены от Бога, становятся как бы блудными сыновьями, вот им трудно. Труднее почему? Потому что Самому Господу труднее им помочь. Вот в чём трудность человеческой жизни-то, понимаете? Человек берёт всё на себя и отстраняет от себя Бога. Вот мир и несёт эти все скорби, потому что от Бога отошёл. И тащит этот воз непосильный. А мы пришли к Богу, и Господь за нас всё несёт и всё делает. Монахи – это возлюбленные Господни дети. Вот старцы, пожалуйста, возьмите. К чему они пришли? К непрестанной радости. Вы подойдите к батюшке, отцу Амвросию. «Батюшка, вы скорбите?» – да, глядя на них, таких и вопросов не возникало. При виде нас, немощных, такие вопросы могут возникнуть. А в идеале-то, конечно...

*«Кто хотел бы чувственным словом изъяснить ощущение и действие любви Божией во всей точности… тот делает нечто подобное человеку, вознамерившемуся словами и примерами дать понятие о сладости мёда тем, которые никогда его не вкушали» (прп. Иоанн Лествичник. Лествица, или Скрижали духовные).

**«Всякая молитва, в которой не утруждалось тело и не скорбело сердце, вменяется за одно с недоношенным плодом чрева, потому что такая молитва не имеет в себе души» (прп. Исаак Сирин).

***«Молиться за людей – это кровь проливать... но надо молиться... Всё, чему когда-либо научила благодать, надо делать до конца жизни» (прп. Силуан Афонский).

Подготовила Елена ГРИГОРЯН

Стихи иеромонаха Василия,
написанные им до пострига:

Открыть бы чернильницу ночи,
Набрать бы небесных чернил,
Чтоб разум себе заморочить
Далёким мерцаньем светил.
Чтоб, выплеснув грусть и тревогу
На смятые эти листы,
Увидеть прямую дорогу,
Всю жизнь по которой идти;
Чтоб стих стал понятен и прочен,
Как эта ночная стена…
Но чтобы пугались не очень,
Под утро увидев меня.

*    *    *

Засмейтесь – больше не могу
О жизни рассуждать беспечно,
К любой иконе подойду,
Грошовую поставлю свечку.
Старинный золотой оклад,
Глаза закрывши, поцелую,
Из слов, пришедших невпопад,
Молитву сочиню простую.
И ничего, что я стою,
Запуган собственною речью.
К другой иконе подойду,
Ещё одну поставлю свечку.

*    *    *

Как приблизится время цветенья
Золотистой осенней листвы,
Так приходит ко мне вдохновенье
Из далёкой лесной стороны.
Оно поутру в город заходит
С хороводом ветров и дождей
И меня без ошибки находит
Среди полчищ машин и людей.
Если в шумном метро я кочую,
То оно золотистой стрелой
Проникает сквозь толщу земную
И становится рядом со мной.
И такое с душой сотворится,
Что сказать – не поверит никто.
Мне завидуют вольные птицы
За сиянье и лёгкость её.
Я тогда становлюсь на мгновенье
Не от мира сего молчуном,
А бесплотных стихов сочиненье
Служит хлебом тогда и питьём.
И тогда ничего мне не стоит
Бросить всё и уйти в монастырь,
И упрятать в келейном покое,
Как в ларце, поднебесную ширь.

Осенние волны

Глаза сдружились с белым потолком,
И ветви рук срослись за головой.
Уж сорок дней и снегом, и дождём
Осенний дух сражается с землёй.
Закрыть глаза – и вспомнится легко
Осенний запах клёнов и берёз.
А тут всё льёт и льёт вода в окно,
Да воет за стеной соседский пёс.
На землю рассердились небеса –
Неважно им, какой сегодня век.
Как старый Ной, оглядываю я
К спасенью предназначенный ковчег.
Готовиться к потопу срок пришёл.
И я затих, припомнил все грехи.
Поскрипывает мой дощатый пол,
Наверно, не доплыть мне до зимы.
Но, может быть, осеннею землёй
И этот пересилится потоп,
И белый голубь утренней порой
Оливковую ветвь мне принесёт.

О кресте могильном

А где-то, я и сам не знаю где,
Но где-то всё на этой же земле
Стоит одна высокая сосна
И думает ночами про меня.
И что-то, правда, сам не знаю что,
Но что-то очень важное одно
Она мне всё пытается сказать,
Да веткой нелегко меня достать.
И отчего не знаю, по стволу,
Похожая на женскую слезу,
Стекает молчаливая смола
И каплей застывает янтаря.
И где-то на сосновой той коре,
К которой прикоснулся я во сне,
Виднеются белесые рубцы,
То высеклись объятия мои.