СКОЛЬКО СТОИТ МИЛОСЕРДИЕ?

Ныне принято ругать новые времена, сравнивая их с советскими, – мол, тогда и люди были добрее, самоотверженнее, и государство больше о населении заботилось. Но так ли это? Людей-то вроде никто у нас в России не заменял: какие были, такие и остались. А государство... Тут тоже не так всё просто, ведь в разные периоды советское государство было разным. И наши «новые времена» тоже разные.

В Коряжме, небольшом промышленном городке на юге Архангельской области, это видно на примере долгостроя местной больницы. Когда началась перестройка, партия озвучила планы по строительству грандиозного медицинского центра: «Всё для блага человека, всё во имя человека!» В 1988 году стройка наконец началась. Не сказать, чтобы ударными темпами – поди, не сталинские времена. В 1991-м работы были заморожены. И только в 2010-м решили завершить долгострой. Управились на удивление быстро – в прошлом году медцентр заработал уже на полную силу. И что примечательно, было построено даже больше, чем планировала партия в 88-м.

Это мы обнаружили, изучая схему на стенде перед входом в больничный городок: «1. Лечебный корпус. 2. Пищеблок... 11. Христианская часовня». Действительно, за огромным семи­этажным главным корпусом, напротив приёмного отделения, примостилась аккуратная бревенчатая часовенка. Перекрестившись на храм, идём «на приём» к главному врачу.

Попали мы удачно – в больнице только что завершился первый этап... военных учений, и главврач Сергей Витальевич Хохлов на некоторое время освободился. Кабинет его самый обыкновенный, как у руководителя предприятия. О медицине напоминают только две мягкие игрушки, украшающие стену, – доктор Айболит и медсестра в платочке с красным крестом на груди.

Пригласив садиться, Сергей Витальевич объяснил, что за учения в больнице идут:

– Обыгрывали чрезвычайную ситуацию во взаимодействии с городскими властями. Проблема в том, что здравоохранение у нас выведено из ведения муниципалитетов, напрямую подчиняется Минздраву, поэтому приходится отрабатывать слаживание на местном уровне.

– А что за ЧП отрабатывали? Войну? – интересуюсь.

– В том числе. Следующим этапом будет выезд и развёртывание госпиталя в пионерском лагере под Коряжмой. Точный пункт вам не скажу, да он и поменяться может в зависимости от того, какие территории условно попадут под радиоактивное заражение. По разнарядке от нас должно выехать сто сорок три человека, вот ждём сигнала...

Зазвенел телефон на столе, затем промурлыкал сотовый – и главврач погрузился в решение каких-то больничных вопросов. Да... забот выше головы. Как потом выяснил, под началом Сергея Николаевича находятся два стационара, четыре поликлиники, отделения «Скорой помощи», диагностические подразделения. При этом его больница обслуживает не только Коряжму, но и Сольвычегодск, и множество посёлков, в том числе в Вилегодском, Красноборском, Ленском районах. А тут ещё военные учения, да журналисты откуда-то на голову десантировались.

– Извините. Так какие у вас вопросы? – положил трубку хозяин кабинета.

– Часовня в больничном городке – это ваша инициатива?

– Тут такое дело: больница очень долго строилась, всякие препятствия возникали, и вот, чтобы Божья помощь была строительству, решили часовню поставить. Глава администрации города сказал мне, что «мы это дело сделаем», – и сделали. Постоянные службы в часовне пока не ведутся, но вопрос решается с новым владыкой, он обещал назначить священника.

– Говорят, что часовня появится и в соседнем с вами Котласе, при центральной городской больнице. Храмы при медучреждениях становятся нормой?

– Там строить часовню Сам Бог велел, – пояснил Сергей Витальевич. – Котласская горбольница носит имя святителя Луки (Войно-Ясенецкого) в память о том, что святитель в 1931 году работал в ней хирургом, отбывая ссылку. В больнице есть икона с частицами его мощей, привезённая из Троице-Сергиевой лавры. Об этом вам лучше бы рассказал Сергей Александрович Суханов, который был главврачом больницы и организовал всё это дело. Я же, как говорится, находился на вторых ролях.

– Но тоже участвовали?

– Конечно. До назначения сюда главврачом я работал в Котласе, был заместителем у Сергея Александровича. Вообще же в наименовании больницы именем святителя Луки участвовал весь больничный персонал – несколько сот человек поставили подписи под прошением к городскому собранию и Архангельскому архиерею.

– Вижу, у вас в кабинете также имеется иконка святителя Луки. Он как-то связан с вашей жизнью?

– О нём я узнал ещё студентом, когда учился в Архангельском мединституте. По специализации я всегда хотел быть хирургом, и настольная книга для нас, студентов, – «Очерки гнойной хирургии» Войно-Ясенецко­го. Позже, когда работал в Котласе, портрет святителя всё время был перед глазами – он висел в нашей ордина­торской ещё до того, как больницу назвали его именем.

– Архиепископ Лука был глубоко верующим человеком. Как думаете, это помогает во врачебной практике?

– Все врачи, даже неверующие, знают, что чаще всего болезни связаны с нервной системой, со стрессами и так далее. На зарождение болезней влияет душевное расположение человека, это факт. А как лечить тело, не обращая внимания на душу? Каждый врач старается настроить пациента на выздоровление, пытается подобрать для этого какие-то свои слова. И если врач верит в Высшую помощь, то это, наверное, передаётся больному.

– У вас бывали случаи чудесных исцелений?

– Да вам любой врач о таком может рассказать. Помню, ещё в 80-е годы работал я в посёлке Шипицыно, в нашем Котласском районе. Можете представить деревенскую обстановку – нет никакого серьёзного оборудования. А тут поступил учитель физкультуры с тяжелейшей травмой. Мне, врачу, совершенно было не понять, за что в первую очередь браться – ну не живут после таких травм. Пытался поддержать больного, и он выжил, научился заново говорить, мыслить. До сих пор удивляюсь... Жизнь – это тайна. Бывает, бьёмся-бьёмся, расширенные консилиумы собираем – ну всё испробовано, никакие современные технологии не помогают. И вот подходишь к койке с обречённым на смерть человеком, смотришь на него... а потом он встаёт на ноги. Знаю, что святитель Лука молился перед каждой операцией. Как это помогает – тайна, о которой рассуждать, думаю, бессмысленно.

– Сергей Витальевич, а вы как в медицину пришли? – перевожу разговор на другую тему.

– Да очень просто, – улыбнулся доктор. – Моя бабушка болела. И однажды ко мне пришла подруга, сказала, что в медицинский собирается поступать. Тут бабушка и говорит: «Ты бы тоже с ней пошёл, хоть меня вылечишь».

– И вылечили?

– К сожалению, не успел.

– В роду у вас были верующие?

– Обычные крестьяне, священников вроде не было. В Церковь я пришёл сам, уже в сознательном возрасте. Как-то естественно, само собой получилось. И конечно, благодаря знакомству с отцом Василием Яворским, который в Туровце меня окрестил. А жена намного раньше крестилась. Мама у неё верующей была, а весь их род из Красноборского района вышел – там святые места, где была обретена знаменитая чудотворная икона Спаса Нерукотворного, где молился святой Пётр Черевковский.

…Снова раздался звонок телефона, главврач кого-то терпеливо выслушал, ответил: «Да, конечно, помогу. Перезвоните чуть позже».

– А что у вас за игрушки на стене? – спрашиваю доктора.

– Вот эту даму, сестру милосердия, сольвычегодские подарили. А куклу-доктора – главный врач Шипицынской больницы. Это к 75-летию нашей Коряжемской больницы, в прошлом году отмечали.

Заметив моё недоумение, доктор пояснил:

– Конечно, юбилей был не этого здания, а в целом больницы. 75 лет назад сюда, в Коряжму, когда ещё города не было, приехали первые медики. Больница же – это не стены, а люди, традиции, врачебный опыт, который через годы передаётся.

– Старые традиции, какие были у русских земских врачей, по-прежнему живы?

– Отчасти. В последнее время, к сожалению, многое стало сводиться к деньгам. Это касается не только стоимости лечения для больных, но и устремлений самих докторов – смотрят, в какой клинике зарплата больше. Студенты, которые сегодня учатся в медвузах, выбирают специализацию не по своим наклонностям, а потому, где смогут больше заработать. И не все студенты после выпуска становятся врачами, хотя срок обучения у нас большой – по 6-7 лет. Профессора называют разные цифры: от 20 до 30 процентов не идут в медицину. Выпускники понимают, что впереди много работы, которая требует большой отдачи времени, душевных сил, а заработок не такой уж большой.

– В советское время было иначе?

– Тогда всем одинаково платили – 110 рублей что в Верхней Тойме, что в Красноборске, что в Архангельске. Отличался только северный коэффициент. И на первом месте стояло чувство полезности своей работы, даже если ты в сельской больничке трудишься. А теперь у нас страховая медицина, каждый пролеченный больной стоит какую-то сумму денег, мы вошли в рыночные отношения. В городах вовсю развивается частная медицина – есть частные клиники, стоматологические кабинеты, диагностические центры. Там заработки приличные.

– И как в вашей медицинской среде решается этот вопрос? Кому-то ведь и в так называемой бесплатной, бюджетной, медицине работать надо?

– В нынешнем году в Архангельске проходили Вторые Войно-Ясенецкие чтения, на которые собрались медики со всей нашей области. И там был задан вопрос: «Сколько стоит милосердие?» На самом деле вопрос простой, но и сложный одновременно.

– Это как с донорством? – припомнил я. – Не так давно Минздрав выпустил приказ, что сдача крови должна быть актом милосердия, за неё донорам не надо денег платить. А потом пришлось отыгрывать назад, поскольку число доноров резко уменьшилось и возник дефицит крови. У вас тоже такая проблема была?

– Это коснулось крупных городов, там больше крови в дело идёт, а мы как-то не ощутили.

– И как вы считаете, донорство должно быть бесплатным?

– В советское время донор, кроме бесплатного обеда, получал прибавку к отпуску и отгулы на работе. С одной стороны, это было как бы платой, с другой – оправдывалось с медицинской точки зрения, ведь донор и в день сдачи крови, и на следующий день должен отдохнуть. То есть имелся материальный стимул, но напрямую кровь не продавалась. Сейчас справки на отгулы тоже выписываются. Только в рыночных отношениях это не всегда срабатывает, не каждый работодатель обрадуется внеплановому отгулу своего сотрудника. Остаётся платить деньги... Как к этому относиться? Вот и возникает вопрос, сколько же стоит милосердие.

– И сколько же?

– Нисколько. Милосердие, как жизнь и смерть, – или оно есть, или его нет. Его невозможно измерить в денежных или в каких-то иных единицах, это же не хлеб и не колбаса. Если ты помогаешь больным – значит, помогаешь. Мой учитель, хирург Виктор Павлович Наумов, в своё время был организатором и пропагандистом безвозмездного донорского движения в Котласском районе, сам сдавал кровь 120 раз (более 35 литров). У него самого редкая 4-я группа, и сколько жизней он спас! Представьте: больной в критической ситуации, крови для переливания в районе нет – и что делать доктору? Ложиться на кушетку и сдавать свою. Как это назвать? Фактически это трансплантация, пересадка от одного к другому. Сколько она стоит? А сколько стоит спасённая жизнь? Тут философствовать можно сколько угодно.

– Сергей Витальевич, как вы думаете, такие люди, как Лука (Войно-Ясенецкий), в наше время существуют?

– В медицине? Конечно, есть самоотверженные люди, а то как бы наше здравоохранение на плаву держалось.

– Имена назвать можете?

– Из тех, что недавно из жизни ушли, – Виктор Павлович Наумов, хирург первой категории, заслуженный врач РФ, о котором уже упоминал. На последних Войно-Ясенецких чтениях я делал о нём доклад. Мне повезло работать под его началом ещё в Шипицыно, потом вместе с ним в Котлас перешли. Он 1941 года рождения, и я считаю его своим учителем.

Ещё у нас известен Александр Густавович Глейх, который, как и святитель Лука, попал в наши края не по своей воле. Родился он в Гуляйполе Запорожской области, отец его воевал в Финскую войну. Но когда началась Великая Отечественная, власти обратили внимание на немецкую национальность отца и сослали его в Котлас – в трудовую армию. Здесь он строил железнодорожный мост через Двину, да так и остался, семью сюда выписал. И сын его, Александр Густавович, с 61-го года работал в Коряжемской больнице, был бессменным заведующим хирургическим отделением. 30 лет оперировал, брался за самые тяжёлые случаи, и не сосчитать, сколько жизней спас. Где-то видел статистику: за один год Глейх выполнил треть из 960 операций хирургического отделения. Причём операции бывали очень сложные. Например, одному парню отскочивший от пневмолотка дюбель попал в сердце и застрял в сердечной мышце. Опыт операций на сердце в Коряжме отсутствовал, но надо было срочно оперировать – Глейх взялся и сделал, парень выжил. Как вспоминают, был он не только врачом от Бога, но и человеком широкой души, доброго сердца, всего себя отдавал спасению людей. Когда вот эту новую больницу начали строить, ему говорили: «Ну, поработаем, Густавович!» Не дожил, умер в 91-м. Жаль, не увидел наши новые операционные со специальной системой очистки воздуха, с современным оборудованием. Но всё равно Александр Густавович среди нас как бы присутствует. Видели в холле мемориальную табличку с его именем? Это мы перенесли её со здания старого стационара. И улицу, которая к новому больничному городку ведёт, переименовали в улицу Глейха.

– Это всё же люди старшего поколения, – уточняю вопрос. – А я спрашивал про наших современников.

– Перечислять нынеш­них было бы, ­наверное, нескромно. Вот, например, мой заместитель – Василий Иванович Бояринцев, заведующий поликлиникой филиала «Группы Илим». Он ученик Глейха. Когда молодой интерн Бояринцев сдавал экзамены в Архангельске, его спросили, кто руководит его интернатурой. Комиссия услышала имя Глейха – и даже вопросов задавать не стала, сразу присвоила звание врача. Такой у Глейха был авторитет. А сейчас Василий Иванович сам заслуженный врач России, в позапрошлом году администрация города наградила его Крестом святого Лонгина Коряжемского.

– Необычная награда...

– Она появилась недавно, ею отмечают одного человека раз в год. Пока что у нас в Коряжме четверо кавалеров Креста: учитель, врач, рабочая и спортивный тренер. Если посмотреть Положение о награде, то первой строкой там идёт: «За особый личный вклад в развитие и умножение духовного, нравственного, интеллектуального потенциала города». Видите, что сейчас ценится? Нравственный вклад. Без этого ни одна область деятельности, тем более медицина, развиваться не может.

На столе снова зазвонил телефон. «Да, да... и в каком он состоянии?» Главврач молча слушал, потом, прикрыв ладонью трубку, обратился ко мне: «Вы уж извините...» Интервью окончено, а жизнь – с её трагедиями, утратами и холодом надвигающейся смерти, которой, как и встарь, противостоят русские земские врачи, – эта жизнь продолжается.