«БЕССИЛЬНЫ ТАМ УЗЫ ЗЕМНЫЕ»

Родился епископ Никифор (в миру – Иван Ефимов) в 1888 году на Урале, в селе Косулино Челябинской губернии, в крестьянской семье. По одним данным, будущий святитель окончил только начальное училище, по другим – гимназию. Видимо, вскоре после окончания учёбы переехал с Урала в Приамурье. И там с 1906 года, с неполных 18 лет, он, по его собственным словам, начал «служить в церковных учреждениях». Полтора десятка лет Иван Фомич Ефимов, оставаясь мирянином, исполнял различные послушания в Приамурской епархии. В июле 1914 года епископом Приамурским и Благовещенским стал Евгений (Зернов) – один из виднейших российских иерархов ХХ века, выдающийся пастырь, будущий священномученик. Вскоре Ивана Фомича назначили его секретарём, и исполнял он эту обязанность восемь лет, вплоть до своего ареста и ссылки. Следует добавить, что с епископом Евгением их связывали не только служебные отношения, но и близкая духовная дружба.

После революции до лета 1922 года Церковь на Дальнем Востоке не испытывала таких притеснений, как в Центральной России. Но многими верующими ощущалось, как тучи всё более сгущаются… Как раз в это время, в возрасте 32 лет, Иван Фомич почувствовал в душе явственное призвание ко священству. Духовно близкому человеку, Валентине Алексеевне Беляевой, он писал тогда:

«По своему служебному положению я постоянно соприкасаюсь с деревенскими “уполномоченными”, являющимися к Е. (епископу Евгению. – Ред.) и представляющими “совесть” деревни. Народ духовно дичает, грубеет, не имея никакой пищи для души, не слыша Христова Евангелия, наоборот – подвергаясь воздействию развращающих современных учений (о недостатке церквей и духовенства в нашем Крае я уже упоминал в одном своём письме). Дети растут совершенными дикарями. Но среди духовного одичания в людях остаётся вера, что всё же есть в мире Истина, Свет и Святость. Люди инстинктивно “желают” Христа, стремятся к Нему, хотя и не знают Его, несмотря на своё звание христиан. Вы не видали и не слыхали, как просят Е. депутаты от деревень дать им священника и доставить утешение среди скорбей, дать возможность их детям услышать о Христе, и потому не можете оценить неотрази­мость мотивов, которые заставляют всякого верующего, способного быть благовестником, взять на себя мирное иго Христово.

Церковь вправе требовать, чтобы Её сыны отдали Ей свои силы, когда Она переживает годину скорби и гонений и нуждается в жертвах и даже подвигах со стороны верующих...»

В том же письме (в апреле 1921 г.) Ефимов так раскрывает свой душевный настрой:

«Я решил отдать себя всего на служение Церкви… Отказавшись от личной жизни, я смог бы пожертвовать собою на другом поприще – как гражданин и солдат, – и прежде я предпочёл бы именно это поприще (да и предпочитал), но теперь – не то. Теперь я без колебаний избираю поприще христианина, т. к. оно стало особенно близким моей душе и сердцу. Многое перекипело в моей душе за последнее время, и я не только чувством, но и умом стал верующим человеком. Все наши великие события есть ничто, как и все кумиры, которым служат люди. Единственное, что есть великого в мире, – это воплощённая любовь Божия, Христос. В Нём – святость, истина и жизнь… Вне Христа нет ни истины, ни жизни, ни счастья, и это моё непоколебимое убеждение. Вот почему поприще христианина для меня желанно: оно – моё призвание».

После некоторых колебаний (владыка Евгений отговаривал его, словно бы проверяя) Иван Фомич избрал монашеский путь служения. При постриге он был наречён Никифором и вскоре рукоположён в иеродиакона. Об этом свидетельствует последняя строка стихотворения, посвящённого им Валентине Алексеевне:

Моя дорогая, есть сфера –
бессильны там узы земные над нами,
Пространству и времени, жизни и смерти
там имени нет;
Там родина духа, там святость,
держава, и сила, и слава Того,
Кто глаголом любви
вызывает миры к бытию.
Нетленной душою от тлена земли
вознестись в эту сферу,
Любовь и святыню Небес
достоянием сделать земли,
В страданье и в тленье их всеять,
как семя во взрытую ниву,
Из праха земли возрастить Небу
жатву добра и святыни –
Вот счастье и наш идеал!
В той сфере мы с Вами, отвергнув земное,
пребудем в общенье духовном,
В единстве стремлений горе,
во всерадостно-светлой любви…
В мгновенья порывов в небесные сферы
на крыльях молитвы
Меня поминайте,
а я у Престола молюся за Вас.

В 1922 году будущий владыка Никифор стал иеромонахом, а вскоре и игуменом. Время ускорялось. На Дальнем Востоке по окончании Гражданской войны установилась советская власть, пришёл сюда и обновленческий раскол – «красная церковь». Всюду начались закрытия тихоновских храмов, изъятия церковных ценностей, аресты духовенства и активных мирян. В марте 1923 года был арестован и о. Никифор (Ефимов). После года заключения его отправили в ссылку в Вятскую губернию. Когда в 1926 году он вернулся в Приамурье, здесь уже несколько лет епископская кафедра вдовствовала, поскольку еписком Евгений был также арестован. Видя духовную разруху, игумен, сам только что претерпевший от богоборцев, не побоялся встать во главе борьбы с обновленчеством в Дальневосточном крае (ДВК). Объезжая приходы Благовещенской епархии и общаясь с верующими, он одних удерживал от соблазна уклониться в раскол, других, отпадших, возвращал в лоно Церкви. При этом о. Никифор очень многое сделал для духовного и организационного сплочения приамурских тихоновцев, лишённых с 1923 года единого церковного центра. Во многом благодаря ему в самом Благовещенске к началу 1926 года православные начали значительно преобладать над схизматиками: на 2000 зарегистрированных властями тихоновцев приходилось всего 450 обновленцев.

Вот что писал об этом уполномоченный ОГПУ Грилль в своём «Обзоре деятельности тихоновцев в ДВК» за апрель 1926 года: «За последние три месяца тихоновцы значительно усилились организационно, расширились территориально и количественно увеличились. Это объясняется, по-видимому, тем:

1. Что обновленцы ослабли материально и морально, значительная их часть перешла к тихоновцам.

2. Агитация и пропаганда тихоновцев усилилась в связи с приездом в Приморскую губернию тихоновского епископа, а в Амурской губернии архимандрит Никифор, желая создать себе славу поборника православия, не «жалея животов своих», разъезжает по епархии с проповедями, захватывая неустойчивые обновленческие приходы.

Своей энергией и умением подходить к массе он так сумел организовать её, что теперь использует эту организованность, направляя сразу по несколько десятков в обновленческие приходы под видом обновленцев, чтобы впоследствии они могли оказаться в большинстве и захватить приход, голосуя на общем собрании за переход в тихоновщину. Подобного рода случаи имели место в г. Благовещенске в Ильинской и Вознесенской церквах. Правда, эта попытка успеха не имела, но случаи эти настолько характерны, что их никак нельзя обойти молчанием».

Когда встал вопрос о поставлении нового викария Благовещенской епархии, способного во время вынужденного отсутствия правящего архиерея взять на себя его обязанности, выбор священноначалия пал на архимандрита Никифора (Ефимова). По всей видимости, он был рекомендован на это служение самим Благовещенским владыкой Евгением (Зерновым), находившимся в то время в Соловецком лагере особого назначения.

21 марта 1926 года в Иркутске 37-летний о. Никифор был хиротонисан во епископа Хабаровского. Послужить он успел всего восемь месяцев, но смог многое сделать. 1 ноября следует первый арест, затем, в январе, следующий. Анонимный автор «Сведений о церковных группировках на ДВК» писал в это время: «Наша дальнейшая работа в области церковников по-прежнему должна вестись в сторону борьбы с реакционной частью церковников и относительного укрепления прогрессивной части их, закрепления окончательного раскола, создания вышеуказанных трёх течений. Одновременно с этим необходимо принять меры к усилению антирелигиозной пропаганды». В конце января 27-го года владыку переправляют в Москву и там помещают в Бутырскую тюрьму. Затем следует ссылка в Архангельскую область. Спустя год его освободили – при категорическом условии, что он не вернётся в Приамурье. В итоге священноначалие назначает владыку на Котельническую кафедру Вятской епархии, где он уже бывал в предыдущей ссылке. В начале 1929 года ему на некоторый срок поручается управление и всей Вятской епархией.

Надо сказать, что в ту пору, со второй половины 20-х годов, начался, пожалуй, один из самых сложных и трагических периодов во всей российской церковной истории. К безбожным гонениям и расколам добавился ещё и страшный разлад в ограде канонической Церкви. В возникшей смуте «своя своих не познаша» и начались внутренние дробления среди тихоновцев со взаимными «запрещениями в служении», «извержениями из сана», «отлучениями» и т. д. Как и в случае с прежними обновленческими разделениями, это нестроение было спровоцировано ОГПУ. Оно не стеснялось в средствах. Оказывая давление на заместителя местоблюстителя, использовалась в качестве «аргумента» угроза расстрела всего заключённого епископата. В итоге чекистам удалось добиться немалых успехов. Вот что писал своему начальству в августе 1929 года Е. А. Тучков – начальник 6-го отделения ОГПУ: «Митрополит Сергий по-прежнему всецело находится под нашим влиянием и выполняет все наши указания».

Конечно, Высокопреосвященнейший Сергий – будущий Святейший Патриарх – вовсе не был врагом Церкви, и целью всех его мероприятий, в том числе и компромиссов с большевиками, была церковная польза, как он её по-своему понимал. По словам Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, «трагедия митрополита Сергия была в том, что он попытался“под честное слово” договориться с преступниками, дорвавшимися до власти».

И разумеется, избранная митрополитом Сергием линия стала сильным соблазном для очень многих. Немалое число иерархов, священников, монахов и мирян прервали с заместителем местоблюстителя евхаристическое общение. Они считали, что его нынешняя деятельность поставила его в один ряд с раскольниками, теми же обновленцами, и потому не видели для себя возможности разделять с ним общую Чашу.

Другая часть церковного народа, тоже не всегда и не во всём соглашаясь с действиями заместителя Местоблюстителя, оставалась, однако, с ним в общении. Ибо не усматривала уважительного, с точки зрения канонов, повода для крайней меры, такой как отделение от него. И видела гораздо большее зло в новых дроблениях. Среди них такие священномученики и исповедники, как митрополит Петроградский Серафим (Чичагов), архиепископ Верейский Иларион (Троицкий), архиепископ Симферопольский Лука (Войно-Ясенецкий), последний Оптинский старец Никон, преподобный Севастиан Карагандинский и другие, – все они были в числе сохранявших общение с заместителем Патриаршего местоблюстителя.

И к первым, «непоминающим» («антисергианам»), и ко вторым, «поминающим» («сергианам»), мы сегодня обращаем наши молитвы. И те и другие, будучи разделены на земле, примирились у Престола Божия. Когда на Архиерейском Соборе 2000 года Русская Церковь прославляла сонм Новомучеников и Исповедников, отношение к разделениям тех лет было сформулировано так: «В действиях “правых” оппозиционеров, часто называемых “непоминающими”, нельзя обнаружить злонамеренных, исключительно личных мотивов. Их действия обусловлены были по-своему понимаемой заботой о благе Церкви». По словам известного церковного историка и патролога протоиерея Иоанна Мейендорфа, «спор между митрополитом Сергием и “оппозицией” есть спор внутри Церкви».

Но в годы, о которых у нас идёт речь, говорить о примирении между двумя течениями в лоне Русской Церкви было ещё невозможно. И владыка Никифор (Ефимов) вполне ощутил на себе тяжкие последствия этого, попущенного Богом, внутрицерковного раздора. Сам он был согласен с позицией своего старшего друга и наставника архиепископа Евгения (Зернова), который говорил: «Ради церковного мира и сохранения единства нужно покрыть любовью то, в чём погрешил митрополит Сергий».

Вятская епархия, куда был направлен епископ Никифор, стала одним из главных центров церковной оппозиции сомнительным деяниям заместителя Патриаршего местоблюстителя. Проживавшие там (а также в соседних Вотской и Казанской епархиях) «непоминающие» получили название «викторовцы», или «викториане», – по имени епископа Глазовского, Ижевского и Вотского Виктора (Островидова). Это был очень авторитетный и любимый в народе архипастырь, подвижник, впоследствии принявший исповеднический венец за Христа и прославленный Церковью в лике святых. О высоте жизни Глазовского святителя свидетельствует и то, что его мощи, пролежавшие шестьдесят три года в болотистой почве, были (уже в наши дни) обретены нетленными и прославились чудотворениями.

«Викторианские» приходы, не имевшие евхаристического общения с заместителем местоблюстителя, действовали в Вятке, Яранске, Котельниче, Слободском, Ижевске, Воткинске, Глазове, Казани, Перми, Башкирии, Бугурусланском округе и во многих других местах. В одной только Вятской епархии к концу 1928 года клирики около 135 приходов (одной трети от общего числа) не поминали за богослужением митрополита Сергия, причём к этим приходам принадлежала почти половина верующих. А на начало 30-х годов там было уже до ста пятидесяти «викторианских» храмов.

Город Котельнич, в котором располагалась занимаемая епископом Никифором викарная кафедра, был практически полностью «непоминающим». Все три находившихся в Котельниче храма, вплоть до их закрытия в 1934–1935 гг., оставались «викторианскими». Причём миряне жёстко пресекали попытки отдельных священников перейти к «сергианам». Усугублялась ситуация тем, что прежний Котельнический епископ Иларион был носителем крайних мнений и считал Таинства «сергиан» безблагодатными. Наверняка и немалое количество его пасомых были настроены столь же радикально.

Вот как владыка Никифор в переписке с неизвестным лицом описывал крайние умонастроения, встречавшиеся в среде «антисергиан» Вятской епархии: «Митрополит Сергий и православные архиереи и священники поклонились и служат сатане в лице безбожной власти». Немного позже, в своём письме епископу Тутаевскому Вениамину (Воскресенскому), святитель подытоживает: «Какое злое дело совершили церковные оппозиционеры!»

Желая укрепить позиции вятских «поминающих», епископ Никифор обратился в феврале 1929 года к митрополиту Сергию с просьбой разрешить находящемуся на покое владыке Авраамию (Дернову), епископу Уржумскому, викарию Вятской епархии, управлять приходами Глазовского уезда с временным предоставлением ему статуса правящего архиерея. И это прошение было удовлетворено. Тогда же владыка Никифор просит назначить на вакантное Нолинское викариатство владыку Георгия (Анисимова), епископа Мелекесского, викария Самарской епархии. Преосвященный Георгий прежде много лет служил на Вятской земле и был здесь хорошо известен. Вскоре вышел указ о его назначении на викарную Нолинскую кафедру, и уже в конце марта новый помощник епископа Никифора прибыл в Вятку.

Усилия владыки Никифора по восстановлению церковного мира в Вятской епархии не были бесплодными. Так, например, в конце 1928 – начале 1929 годов три благочиннических округа Глазовского уезда принесли покаяние и присоединились к митрополиту Сергию. В том числе и в полном составе всё духовенство города Глазова, в котором, собственно, и возникло изначально движение «викторовцев». В 1929 году к епископу Никифору в город Котельнич приезжает из ссылки его духовный наставник и друг, Благовещенский архиепископ Евгений (Зернов). То, что из всех возможных мест жительства владыка Евгений выбрал именно Котельнич, говорит о силе духовного родства, связывавшего двух святителей. Общение со старшим собратом, несомненно, утешило и укрепило владыку Никифора. Архиепископ Евгений прожил в Котельниче около двух лет, а в начале 1931 года сам получил назначение на Котельническую кафедру. Таким образом, если когда-то в Приамурье владыка Никифор стал преемником владыки Евгения, то в Вятской епархии преемство оказалось обратным.

Прослужив в Котельниче чуть больше полутора лет, епископ Никифор был переведён на Пятигорскую и Прикумскую кафедру, на Ставрополье. Произошло это в конце 1929 – начале 1930 года. На новом месте своего служения владыка также не смог пробыть долго: 16 сентября 1930 года он был снова арестован, якобы за участие в контрреволюционной группировке. Следствие по его делу длилось почти четыре с половиной месяца. В январе 1931 года тройка ОГПУ приговорила святителя к десяти годам исправительно-трудовых работ и отправила в Белбалтлаг, на строительство Беломоро-Балтийского канала. Проведя в заключении шесть с половиной лет, летом 1937 года епископ Никифор был там снова арестован по следующему обвинению: «Находясь в лагере, систематически занимался антисоветской агитацией, направленной против политики партии и правительства, клеветал на сталинскую конституцию, за что лишался зачёта рабочих дней». И 26 августа того же года владыка был приговорён тройкой НКВД к смертной казни. Так Христос призвал Своего доблестного воина-исповедника, мужественно боровшегося за Святую Церковь, к более высокому подвигу – мученическому. Местом его мученической кончины, вероятно, стали окрестности города Медвежьегорска, что на берегу Онежского озера. 1 сентября 1937 года, за десять дней до своего 49-летия, епископ Никифор (Ефимов) был расстрелян, пополнив собою Собор новомучеников и исповедников Российских.