У ВИФЛЕЕМСКОЙ ЗВЕЗДЫ

Рождество часто представляется в сказочных картинках. Вот ослик, бык и овечка обступили в пещере Богомладенца, радуясь вселенскому событию. А вот гуськом, словно забавные гномики, идут к Богомладенцу волхвы – несут свои рождественские подарки... И в этой умилительной радости как-то забывается про собачий холод, который насквозь пронизывал тогда каменную пещеру. И что животные не просто так обступали Богомладенца, а согревали Его своими телами и своим дыханием. И что приход волхвов из дальних стран лишь подчёркивал ту покинутость, с какой столкнулось Святое Семейство среди своих соотечественников в граде Давидовом. Несмотря на то что Пресвятая Мария должна была вот-вот родить, никто ведь не пустил Её к себе в дом, так что пришлось ночевать в хлеву.

Христос родился в жестокосердном, ветхозаветном мире. Нам, христианам, сейчас трудно представить его законы. Хотя попытаться можно... Только что вернулся я из зимнего паломничества на Святую Землю, вспоминаю такой эпизод.

На ночёвку заехали мы в Тверию. Наш гид так охарактеризовал этот городок: «Основал его правитель Галилеи Ирод Антипа в 17 году от Рождества Христова и назвал Тиберией в честь правившего тогда римского императора Тиберия. Тверия входит в число четырёх святых для евреев городов, наряду с Иерусалимом, Хевроном и Цфатом. А в евангельской истории он ничем не примечателен, вряд ли Христос здесь бывал. Так что можете просто погулять по улицам, для аппетита перед ужином».

Несколько паломников из нашей группы решили отправиться по магазинам, а я озаботился обменом рублей в доллары – валюта совсем иссякла после приобретения подарков и пожертвований в храмах. Иду по необычно пустынным улочкам, озираюсь, к кому бы обратиться. Это первый чисто еврейский город, где мы остановились. До этого ночевали на территории Палестинской Автономии и в палестинской же части Иерусалима, где евреи если и встречались, то постоянно куда-то спешили – в своих чёрных сюртуках и высоких шляпах они скачущей походкой передвигались там чуть ли не бегом, словно не желая касаться занятой арабами земли. На перекрёстке вижу двух мальчиков в традиционных шапочках-кипах и уже с пейсами. Спрашиваю по-английски, где тут деньги меняют. Мальчишки смотрят на меня как на инопланетянина. Снова обращаюсь к ним. Они отвечают что-то на иврите, руками жестикулируют. Минуты три пытаемся понять друг друга... Иду дальше, а они догоняют и показывают пальцы:

– One dollar! One dollar!

«Ничего себе, – думаю, – евреи деньги клянчат. Хотя что с детей возьмёшь? Наши подростки раньше точно так же жвачку у иностранцев выпрашивали». Пройдя квартал, возвращаюсь и снова натыкаюсь на юных хасидов. Те обступают с двух сторон и снова один доллар с меня спрашивают. Только сейчас по глазам и по интонации понимаю, что они вовсе не просят, а... требуют. Я им должен заплатить. За те три минуты, которые они потратили на разговор с гоем. Такова их справедливость: ты же сам к нам обратился, а не мы к тебе. Всего один доллар. Символическая плата – но изволь рассчитаться.

Это, наверное, у них игра такая, во взрослую жизнь. Но уж очень серьёзно играют... Доллар я им не дал, перебьются. Да и нет у меня их, обменивать надо. Иду дальше. Улицы становятся ещё пустыннее, и почему-то кругом все учреждения и магазины закрыты, хотя на часах всего семь вечера. Только в арабской булочной огонёк горит да ещё одна витрина освещена – с приклеенными на стекло кириллическими буквами. Обрадовавшись, захожу в лавку для русских евреев. На прилавке ностальгические «Советское шампанское», торт «Наполеон», икра зернистая, хлеб «Бородинский». Впрочем, всё это продаётся только за шекели. Продавщица участливо пожалела, что рубли мне поменять никак не может. Сама она с Украины, в землю обетованную приехала ещё ребёнком, но «великий и могучий» не забывает, благо бывших советских здесь много. За милой беседой достаю свой телефон и прошу разрешения сфоткать ценники – чтобы показать друзьям, сколько стоит в Израиле простой русский хлеб. Словоохотливая женщина сразу изменилась в лице:

– Нет, нет! Ни в коем случае!

– Почему? – не понимаю.

– А вдруг в Интернет выложите? Сейчас шаббат, работать нельзя, а у нас магазин открыт. Не стоит это показывать.

Так вот в чём дело! Вечер пятницы – это уже суббота. А в Ветхом Завете сказано: «Всякий, кто делает дело в день субботний, да будет предан смерти» (Исх. 31, 15). Потому и улицы пустынны.

На обратном пути в отель увидел я ещё один «русский» магазин, с вывеской: «У Эдика». Он, как и положено, был закрыт. Да, благочестивые люди живут в этом городе. Но... что-то холодно здесь.

Паломническая моя поездка выпала на середину декабря. Почти каждый день в Израиле шёл дождь. «Это ещё ничего, – ободрял нас гид. – Вот однажды на Рождество здесь снег пошёл. Такая слякоть и стылость – бр-р!» Нарисованная картинка нас не вдохновила. Когда приехали в Вифлеем и разместились в отеле, сосед мой спустился к администратору попросить, чтобы в номере включили кондиционер с тёплым воздухом. А я тем временем вышел на балкон.

Внизу в дождливом сумраке мерцал ковёр из множества электрических точек. Представилось, что это костры всех тех, кому не досталось места на постоялых дворах Вифлеема в великую ночь. Никто из них не знал, что рождается Спаситель мира. Люди жались к огню и, наверное, роптали на римского императора, согнавшего их для переписи населения. Где это видано, чтобы чужеземный владыка считал по головам народ Божий? Одно дело пророк Моисей, дважды исчислявший сынов Израиля – после исхода из Египта и перед самым вступлением в землю обетованную. А тут какой-то язычник! Даже царю Давиду, дерзнувшему уподобиться Моисею, не во благо перепись пошла – сразу после неё начался великий мор. И только строительством жертвенника Господу сумел Давид загладить этот грех, так что эпидемия прекратилась. О-хо-хо, что-то теперь ждёт народ израильский, какие беды?

Нам, живущим в век тотального контроля над населением, трудно понять слова Библии: «И восстал сатана на Израиля, и возбудил Давида сделать счисление Израильтян... И послал Господь язву на Израиля, и умерло Израильтян семьдесят тысяч человек» (1 Пар. 21, 1–14). Почему же Господь покарал народ из-за Давида, а Моисея за его перепись не наказал? Из Библии видно, что царь Давид сделал «счисление» для собственных практических целей – по человеческому разумению, а не по Божьей воле. А тут, представьте, то же самое проделывают какие-то римляне. И царь Иудейский Ирод Великий этому всячески способствует – как человек, «по-современному» образованный. Так уж повелось в его роду. Дед его, происходивший из идумеев, хоть и принял иудаизм, но сына своего назвал на эллинский лад Антипатром, а не Антипой. Сын недалеко ушёл от отца – всячески благоволил чужеземцам, активно поддерживал римскую экспансию, помогал императору Помпею захватить Иерусалим. В свою очередь сын его, царь Ирод Великий, прославился строительством. Произвёл грандиозную реконструкцию главной иудейской святыни – Второго Храма. И одновременно в том же Иерусалиме построил... амфитеатр для гладиаторских боёв. А ещё, как поговаривали, будучи на острове Родос, на свои средства возвёл там пифийский – языческий – храм. Римская цивилизация «просвещённого многобожия», казалось, полностью захватила мир. И вот, когда римляне взялись считать по головам уже и народ Божий, на землю пришёл Господь.

А ведь и сейчас происходит что-то вроде той переписи, только электронными средствами. Мир глобализируется. Долго ли ждать нам ещё... С такими мыслями приступаю к вечернему правилу и укладываюсь спать – под гудение кондиционера.

Встали в пять утра. Не завтракая, отправляемся в храм Рождества Христова. Вифлеем ещё не проснулся. В стенах узкой безлюдной улочки гулко отдаются наши шаги по каменной брусчатке. Удивительно вот так, хозяином, шагать по одному из древнейших городов на земле. Впрочем, вот и один из нынешних хозяев появился – молодой палестинец, собирающий из алюминиевых штырей торговую палатку.

– Руски? – улыбается нам парень и приветственно машет рукой. – Победа, Гитлер капут!

Странное приветствие, но от души. Минуем совершенно пустую Ясельную площадь (она считается главной в Вифлееме), и вот мы перед храмом. Центральной вход в базилику ещё закрыт, направляемся в соседний. Охранник-палестинец пытается нас предупредить: «Catholic! Catholic!» Не обращаем внимания. Ну, пройдём «к своим» через католический монастырь, делов-то. Они ведь тоже «к нам» ходят. Радостно сознавать, что главная святыня – Пещера Рождества, которую также называют Гротом Рождества, – находится в православной части базилики. В гроте никого из паломников ещё нет, мы первые. По очереди ложимся на мраморный пол и, просунувшись в углубление, прикладываемся к серебряной Вифлеемской звезде. В центре её имеется круглое отверстие – если просунуть туда руку, то можно коснуться скалы. На этом скалистом полу вертепа и было устроено ложе для Богородицы, здесь и родился Христос. Слава Тебе, Господи!

Вскоре появляется ещё одна русская группа, с которой мы уже сталкивались в разных святых местах. Такое впечатление, что мы и они – единственные паломники на Святой Земле. Иностранцы не в счёт, они в большинстве своём без священников ходят, да и мало их почему-то нынче, в декабре. Зимние дожди отпугнули? Людей собралось ровно столько, сколько могло поместиться в гроте. И прямо здесь, перед Вифлеемской звездой, началась литургия.

Священники служат на арабском, греческом и церковнославянском языках. Вижу, как наша паломница, простая женщина из Воронежской области, заслышав в греческом пении слово «аггелос», перекрестилась. Если прислушаться, то некоторые слова и вправду понятны. Литургия длится и длится, батюшки поют очень слаженно – разноязыкие фразы перетекают друг в друга, и уже кажется, что служба идёт на одном языке. Здесь, пред незримой колыбелью, весь мир поёт хвалу рождшемуся Господу! Светло на душе...

После причастия (оно совершалось в Рождественской церкви над пещерой) мы, паломники, разбрелись кто куда. Базилика огромна. Как утверждают экскурсоводы, она – единственный на Святой Земле храм, где богослужение не прекращалось со дня основания, примерно с 332 года и по сегодняшний день. На полу его местами сохранилась мозаика со времён святой равноапостольной царицы Елены, начавшей здесь строительство. Мозаика как новая: яркий замысловатый орнамент, декоративные изображения растений и птиц. Не верилось, что эти разно­цветные камешки выкладывали более полутора тысяч лет назад. И вообще, не покидало чувство нереальности – столь много здесь святынь...

Мозаика времён св. равноапостольной царицы Елены

Можно пойти в пещеру Избиенных младенцев, где за решёткой лежат мощи. Там же находится самый древний в Вифлееме престол, датированный началом IV века. А можно встать в очередь перед одной из колонн из красного цельного мрамора, что подпирают своды базилики. На этой колонне есть пять отверстий в виде креста. Рассказывают, что, когда вооружённые сарацины въехали в храм и гарцевали в нём на конях, из колонны вылетел карающий огонь, образовав эти отверстия. По поверью, если с первой попытки получится вставить в них пальцы одной руки, то произнесённая вслух молитва обязательно дойдёт до Господа.

Пальцы в крест мне вставить удалось. Но молиться всё же пошёл обратно в Пещеру Рождества. Приложившись у входа к чудотворной Вифлеемской иконе Божией Матери (образ отличается тем, что Дева Мария на нём улыбается), спускаюсь по ступенькам вниз. Почти все наши уже здесь. Одни молятся перед Звездой, другие стоят на коленях у алтаря волхвов (места, куда восточные мудрецы положили подарки) и у алтаря Ясель. Этот алтарь расположен чуть ниже места Рождества, в отдельном гроте, где стояли ясли – глиняное корыто, предназначавшееся для корма скота. Туда сразу после рождения и положили Богомладенца. Эти глиняные ясли сохранялись до того времени, пока при царице Елене их не обложили серебром. Сейчас же они укрыты мраморной плитой.

Не сговариваясь, выстраиваемся у стены слева, чтобы никому не мешать, и начинаем читать благодарственный молебен. Через пещеру чередой проходят иностранцы, многие с планшетниками на вытянутых руках – снимают на видео, и по их реакции видно, что это не мы мешаем туристам, а они чувствуют себя гостями. Один из французов (что-то в нём было французское) задержался в пещере, прислушавшись к нашему церковнославянскому пению. Затем закрыл планшетник и встал на колени. Так и стоял, пока молебен не закончился.

Окончания молитвы дожидался и местный палестинец, сопровождавший двух американцев. Кивнув нам, он начал для них экскурсию. В его речи то и дело слышалось слово «russian». И с такой назидательной интонацией он это выговаривал, словно предлагал: вот, берите пример с русских. А может, просто рассказывал о вкладе русских царей в убранство храма Рождества. Один только Государь Николай I пожертвовал сюда иконостас и два паникадила – каждый в 1 тонну серебра.

Опять ловлю себя на «патриотической» мысли: а ведь мы в Вифлееме не сбоку припёка! Хотя как можно здесь – в храме всего мира – делиться на своих и чужих? Здесь я даже мусульманок видел, в хиджабах. А уж христиане-то всегда сумеют договориться. Ведь даже полы в Пещере Рождества православные с католиками моют по договорённости – строго по очереди.

Восьмидневное путешествие по Святой Земле подходило к концу, когда в нашем автобусе появились паломницы из Петербурга. Они только что прилетели, побудут пока с нами, а потом их присоединят к другой группе, которая скоро отправится из России. Одна из девушек, Светлана, вся так и светится от радости.

– Ну, как здесь? – спрашивает меня.

– Хорошо, – улыбаюсь в ответ.

– Что больше всего понравилось?

– Да тут такой калейдоскоп... Наверное, больше всего запомнились Вифлеем и гора Елеонская.

– Это потому что альфа и омега? – с пониманием кивает девушка.

– ??

– Ну, в Вифлееме Господь родился, а с горы Елеонской вознёсся. Две крайние точки земной жизни Христа.

– Не, всё прозаичней, – поясняю. – В Вифлееме мы причащались, поэтому запомнилось. А на горе Елеонской... там дождя не было, попали в солнечной день.

Говорю и думаю: рассказать не рассказать? Вдруг смеяться станет?

На самом деле Елеонская, или Масличная, гора запомнилась мне совсем другим. Поднялись мы туда и вправду в те минуты, когда тучи над Иерусалимом разошлись в стороны и на финиковые пальмы, развесистые кедры, цветочные клумбы – на ухоженный с любовью участок русского Елеонского Спасо-Вознесенского женского монастыря – брызнул золотистый солнечный свет. А какой вид сверху! Старый город, окружённый крепостной стеной, вдруг оказался почти как на ладони. Но не это было чудом.

Из Вознесенской обители прямо в небо устремляется белоснежная колокольня – «Русская свеча», самое высокое сооружение в Иерусалиме. К колокольне примыкает Вознесенский собор, а к нему – небольшой притвор над куском скалы. Ещё до того, как в 1871 году собор начал строиться, по благословению начальника Русской миссии архимандрита Антонина (Капустина) рабочие откололи этот кусок от скалы, с которой вознёсся Христос на Небо и на которой, по преданию, стояла неподалёку Божия Матерь, провожая Его. Прошло полторы сотни лет, и вот на сём куске камня, по словам монахинь, теперь «можно прикровенно увидеть стопочку Матери Божьей». Но даже не это удивило меня.

Как я понял со слов гида, в 20-е годы прошлого века в обители был заложен фундамент ещё одного собора – в честь Страшного суда. Наверное, на это монахинь вдохновило пророчество двух ангелов, по Евангелию: «И когда они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознёсшийся от вас на небо, придёт таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо» (Деян. 1, 10–11). То есть можно так понять, что Судия спустится сюда же, на Елеонскую гору. Построить этот собор монахиням так и не удалось. Но второй храм всё же появился, это часовня Обретения Главы Иоанна Предтечи. В ней мы и помолились, вспомнив ещё одно евангельское событие – как на этом месте, где стоит часовня, благочестивая Иоанна захоронила в землю главу пророка, запечатав её в кувшин.

Вот так совпало... Почему именно здесь женщина решила спрятать главу – после того как Ирод Антипа приказал бросить её в «нечистое место»? Вроде бы всё просто объясняется. Благочестивая Иоанна была женой Хузы, домоправителя Ирода Антипы. И часто появлялась на горе Елеонской, где находилось загородное имение Ирода. Где ж, как не здесь, под самым носом тирана, спрятать святыню? Ведь никто не догадается... Но удивительно то, что малое время спустя именно здесь, совсем рядом, Спаситель мира вознёсся на Небо и, по слову ангелов, в конце времён вернётся сюда же. Не Сам ли Господь указал ей это место как самое близкое к Небу?

После молебна мы стали писать записки о здравии и упокоении. Я перечислил всех своих близких, чтобы здесь, «в самой близи Неба», русские монахини о них помолились. А потом старая история – обнаружил, что в кошельке никак не набирается десяти долларов на пожертвование. А рубли здесь нигде в храмах не принимают. Ладно, не судьба... Пока группа стояла у свечного киоска, решил я присесть отдохнуть. Пристроился на скамейке и, прикрыв глаза, стал вслушиваться в храмовое пространство. И такое чувство, будто рядом со мной кто-то сидит. Открываю глаза. Никого рядом нет, только справа на скамейке лежит чёрный свёрток. Какая-то монахиня забыла. Или просто оставила до следующей службы, вон в свёртке вроде чётки видны. А прямо напротив на полу лежат два листочка бумаги, аккуратно так – друг на дружке. Видать, обронила. Кладу их на свёрток...

Сижу дальше, и начинает одолевать меня любопытство: а что же написано в тех бумажках? Грешно чужое читать, но хотя бы одним глазком? Может, там и не написано ничего? Тем более, я уже брал их в руки. Переворачиваю. А там моим почерком написано: «За упокой – Филипп, Евдокия, Сергий...» Так ведь это мои записки!

Как они выскользнули из блокнота, куда я их положил «на будущее», я так и не понял. И чьё присутствие было рядом – тоже неведомо. Можно над этим смеяться, но листочки я не забрал, оставил на той скамейке. Потому что они были уже не совсем «моими». Кто-то незримый взялся зачитать их пред Господом и без 10 долларов. Молятся ведь не за деньги. Они лишь малая жертва в помощь монастырю, которому приходится выживать в чужом государстве.

Пока я эдак мысленно вспоминал про гору Елеонскую (вслух рассказать не решился), Светлана достала из сумочки телефон, чтобы заснять мелькавший за окном пейзаж.

– Вы тоже своего дедушку на Святую Землю взяли? – киваю на торчащий из сумочки угол фотографии с каким-то бородатым дядей.

– Почему тоже? – переспрашивает она.

– У меня фото деда с собой. Он был простым крестьянином, за границу никогда не ездил, не считая войны. А на Святую Землю, наверное, съездить мечтал. Верующий был, моей матери вслух Евангелие читал.

– А, вы о фотографии, – поняла наконец девушка. – Так я её постоянно с собой ношу.

Протягивает фото. На ней знакомое лицо. Протоиерей Василий Ермаков!

– Ну, не совсем мой дедушка, но почти как родственник, – рассказывает Светлана. – Сама я не питерская, а из Калининградской области. Просто приехала в Петербург к Наталье, подруге моей родственницы Леониды, и – бах! – оказалась здесь. Дело в том, что они когда-то познакомились в Иерусалиме, в такой же паломнической поездке, и после этого многие годы дружат. И вот Наталья помогла мне прилететь сюда... А познакомились они потому, что обе – духовные чада отца Василия Ермакова. Батюшка ведь сводит «своих» людей... Вот я вас тоже сразу увидела. Вы ведь знали батюшку, правда?

– Да, встречался, разговаривал с ним, – удивляюсь совпадению.

– Вот об этом и речь! Я всегда встречаю людей, которые батюшку знали. Потому что мы все убатюшкины.

– Какое хорошее слово, «убатюшкины», – смеюсь я.

– Только вот я сама ни разу его не видела, – вздохнула девушка. – Он приезжал к нам в Балтийск, отдыхал, в Балтийском море купался, в храме служил. А я тогда и не ведала. Узнала про него, когда он уже почил. Видеофильм увидела, и таким родным показался, ну совсем родной-родной! Можно ли любить человека, с которым никогда не встречался? А я люблю! И он мне по молитвам помогает, всегда словно рядом стоит!

– В каждом человеке есть образ Божий, – предполагаю я, – а в духоносных отцах он, наверное, ярче выражен.

– Да, так и есть, – соглашается Света.

За окном показался высоченный бетонный забор. Мы проезжаем через пропускной пункт – на территорию Палестинской автономии. Вскоре въезжаем на улочки Вифлеема, где предстоит ночёвка в уже знакомой гостинице. Новички, присоединившиеся к нам, волнуются – они ещё здесь не были. Спрашиваю у Светланы, хочет ли она сходить в храм Рождества Христова.

– А можно?

Смотрю на часы:

– У нас сорок минут, в 17 часов он закроется.

К нам присоединяется подруга Светланы. На улице проливной дождь. Поэтому до храма быстро добрались, почти бегом.

В храме малолюдно. Уже долго стоим на коленях в Пещере Рождества – и никто не заглядывает, только мы здесь втроём. Светлана молча плачет. Откуда в ней столько слёз? Они льются и льются по щекам... Словно она встретила очень-очень близкого родственника. Ближе не бывает.

Последний день, завтра с утра уже улетаем. Наш гид звонит в Иерусалим, хмурится. Его жена и дети оказались без электричества, а значит, и без домового отопления. Электричество отрубилось в нескольких районах города. И не только в Иерусалиме – тысячи людей страдают от природного катаклизма, случившегося в Израиле. Здесь... выпал снег. Никто к этому не был готов.

– Вот что, братья и сестры, в Иерусалим мы не едем, – объявил он по автобусу. – Отправимся на север, там теплее и дороги пока что проезжие. Я уже договорился с отелем в Тверии, там нас примут по старой памяти.

В гостиницу приехали очень поздно. В номере включаю телевизор. По всем каналам одно и то же – застрявшие в снегу машины, возбуждённые лица телеведущих.

Больше всех из паломников пострадали наши питерские новички. Отправившись в аэропорт, мы должны были оставить их в Иерусалиме, чтобы они продолжили там свою паломническую программу, а вместо этого кочуют с нами. Гид шутит:

– Ну что тут поделаешь? В вашем «Договоре на реализацию туристического продукта» есть раздел, который так и называется: «Обстоятельства непреодолимой силы». Так что вместо прогулки по святому городу будет вам многочасовая прогулка по аэропорту, пока я группу не отправлю.

Перед началом регистрации на рейс подхожу к Светлане, чтобы проститься и выразить сочувствие.

– Да ладно, – улыбается она, – за меня не переживайте. Мы же не туристы, в самом-то деле! Могу даже с вами обратно полететь. В Вифлееме побывала, Рождеству поклонилась. Что ещё? А Христос – Он всегда с нами.

Её улыбка, светящееся радостью лицо – последнее, чем проводила нас Святая Земля.