СВОИ

– Пап, ну дай мне человечков, ты обещал!

Гриша никак не мог уснуть. Днём было очень жарко, набегался, устал… Вот и ворочается в своей кроватке.

Отец склонился над малышом:

– А ты будешь спать? Сразу уснёшь?

– Да, да, конечно, ну дай же!

Гриша раскрыл ладошку и протянул руку. Отец сделал серьёзное лицо, пошарил за пазухой, словно ища кого-то. «А, вот и они!» Сжал невидимых человечков в кулаке и передал сгоравшему от нетерпения мальчику.

– Ура, теперь они мне сказку будут показывать и сон придёт!

– Сонные человечки… Вы что это, мужики, понапридумывали?

Они не заметили, как в комнату заглянула мама.

– Ну, это… Оно ведь сказка, чего плохого?

Отец немного виновато повёл плечами. Гриша, не разжимая кулачка со сказочными человечками, тут же крепко закрыл глаза.

– Вот видишь! Он сейчас быстро уснёт. Да ладно, не беспокойся! Через пару-тройку лет уже и не нужна ему будет эта сказка. Быстро всё забудет.

– Пап, они что, уйдут от меня насовсем? – заплакал было мальчик, вникая в разговор взрослых.

– Да нет, конечно! – поспешил успокоить его отец. – Это мы шутим. Спи, кому говорят!

Вскоре мальчик уснул. И тогда отец, словно оправдываясь, стал рассказывать своей жене о «человечках»:

– Ничего такого плохого здесь нет. Мне это бабка передала. Днём солнечные человечки приходят тебя охранять, а ночью – лунные. Ну, или Дневные и Ночные, если хочешь. Как солдаты из сказки, что ли. Или просто друзья. Я вот, веришь ты или нет, совсем быстро перестал бояться одиночества. Все детские страхи прошли! Казалось, что я не один, хоть бы и совсем один оставался.

– В церковь бы лучше сходили! А то, понимаешь ли, домовушек каких-то развели… Разве это дело?

– Не домовушки они, а просто человечки! А что до церкви… Бабка в такие годы жила, сама знаешь, как с церковью-то было тогда. Всё под запретом. Наши работали, со мной некому было сидеть. Вот тогда и появилась своя собственная сказка. А пусть лучше так, чем никак, верно?

– Ой, да ладно. Чего с вас взять?

«Суровая у нас мама», – с лёгкой усмешкой вздохнул отец Гриши. Как выглядели странные сказочные существа, они с сыном и сами не знали. Это стало их тайной, а тайна не обсуждается. Главное, человечки были добрые и справедливые. А папе обязательно хотелось, чтобы добрым и справедливым вырос и его сын.

Когда Грише исполнилось семь лет, в дом постучалась беда. Однажды мальчик неожиданно услышал разговор взрослых. Он понял, что отец его собрался уехать на войну. Война была в чужой стране. Но там убивали мирных жителей: стариков, женщин и детей. Убивали безжалостно. И папа сказал, что поможет несчастным. Как не помочь? Бедная мама тихо плакала, ничего не говорила, да что тут скажешь: весь в деда-казака, всё бы за правду биться! А Гриша робко подошёл к отцу и прошептал:

– Пап, а наши человечки, они что, тоже с тобой на войну пойдут?

– Пойдут, пойдут, – ответил он. – Там может быть много раненых, и детей, понимаешь, даже совсем малышей. Вот они и будут мне помогать, один-то я не справлюсь!

– А как же я? – с обидой в голосе спросил мальчик.

– А ты теперь за старшего остаёшься в доме, пока я не вернусь. Один мужик, как-никак! Ты, брат, того… мамку береги.

И была первая его ночь, когда он уже совсем по-взрослому впервые в жизни ощутил своё глубокое, до бесконечности глубокое одиночество.

Мальчишка лет пяти-шести лежал на земле возле разрушенного дома. В воздухе дымилась пыль. Сильно пахло гарью.

Он нагнулся над ребёнком. Тронул его за плечи. Мальчик приоткрыл глаза. Взгляд был мутный, как спросонья. Оперся на локти и приподнял голову. Тут же охнул и снова осел на землю. Из-под детской курточки выступила кровь.

– Бо-ольно… – еле прошептал мальчик.

– Ты это, ничего, давай, брат, держись! Сейчас я тебе помогу.

Вид у солдата был чудаковатый. На голове папаха, несмотря на жару. А на груди – чёрная футболка с изображёнными на ней черепом и костями.

Мальчик слабо пошевелил губами.

– Дяденька, а вы свой?

– Да, конечно, – кивнул солдат.

– А почему на вас флаг пиратский надет? Вы что, взаправду пират?

Солдат улыбнулся:

– Это хорошо, что ты шутишь. Значит, скоро поправишься! А я не пират, я казак. Слыхал про таких?

– Казак – это такой пират из сказки?

– Ну, считай, вроде того, если хочешь, – усмехнулся обладатель футболки с черепом и костями. – Пойдём-ка отсюда побыстрее!

Он приобнял мальчика за плечи. Кровь заструилась тёплой волной, и он тут же понял, что дело дрянь.

– Эко тебя, – пробурчал солдат с досадой.

За несколько недель, проведённых на войне, он уже повидал много крови, ран и смертей. «Такого, главное, живее бы доставить к санитарной машине!»

Он поднял на руки мальчишку и понёс, крепко прижимая к груди. Тут же ощутил липкое тепло крови, вытекающей из глубокой раны ребёнка. Что там было, как именно задело мальчишку? Выяснять не имело смысла. Во-первых, помощи здесь, на месте, он всё равно бы толком оказать не сумел. К тому же в любой момент мог начаться новый обстрел.

Он нёс мальчика по пыльной дороге, стараясь двигаться осторожно, чтобы не причинять несчастному лишней боли.

– Дяденька пират, а где моя мама?

Солдат с горечью глянул на разрушенный дом, возле которого нашёл мальчишку. «Вряд ли там остался кто живой», – тяжко вздохнул про себя.

– Найдём твою маму. Только ты поменьше сейчас говори, силы береги!

– Дяденька пират, а когда свои придут насовсем? – вдруг спросил ребёнок.

– Скоро, сынок, скоро! Вот только врага поганого выгонят – и насовсем придут. Мир строить.

– А вы, дяденька, где будете?

– Домой поеду. Сын у меня там, Гриша. Малость постарше тебя. Но тоже, брат, сказки любит!

– А какие сказки? – спросил мальчик. В разговоре он немного отвлекался, забывая о боли.

Солдат хотел было рассказать о человечках. Но мальчик вдруг потеребил его за руку:

– Смотрите, дяденька, моего Шарика тоже, наверное, ранили! Вот он тут лежит…

Возле разрушенного дома стояла будка. Цепи на ней не было, видимо, собака не привязывалась и свободно бегала по посёлку.

– Где Шарик-то твой?

– Да вон, вон там, в пыли… Шарик, Шарик! – слабо позвал мальчишка.

В ответ раздалось фырчанье. Небольшая груда песка внезапно зашевелилась, и из-под неё вылез Шарик, лохматая дворовая псинка жёлто-бежевого, почти такого же, как песок, цвета. Собака отряхнулась и тут же радостно забила хвостом. Слегка прихрамывая, она подбежала к солдату, державшему на руках мальчика.

– Жив твой Шарик, – сказал он. – Лапка только немного не в порядке. Видишь, хромает, припадает на неё.

Мальчик кивнул. Футболка солдата стала совсем мокрой от крови. Он снова заторопился к машине, вывозившей раненых. Уже видел эту машину. Идти оставалось метров триста.

На губах мальчика вдруг выступила розовая пена. Он что-то хотел сказать, но звука не было. Лёгкий хрип. Солдат склонился к несчастному.

– Дяденька пират, а злые больше не придут? – еле слышно прошептал он.

– Не должны, – ответил он. – Они ведь нас боятся! Смотри, не только тебя, но даже Шарика твоего ранили. Трусы они! А настоящий солдат – он только равный с равными бьётся. Вот деды и прадеды мои, казаки… Они защищали таких, как ты!

– Свои…

Мальчик тихо улыбнулся. Взгляд становился отрешённым. Лицо было очень бледным.

– Хочу к маме, – вдруг всхлипнул он. – Дяденька пират, отнесите меня, пожалуйста, к маме! Дяденька пират…

Тело мальчика неестественно изогнулось. Изо рта потекла струйка крови. Потом он затих. Солдат медленно опустил ребёнка на землю:

– Вот и всё… Не успел. Эх ты, жисть-житуха!

Глаза мальчика постепенно становились стеклянными, и в них отражались проплывавшие по небу серые облака. Солдат снял папаху и перекрестился.

Бедный Шарик, прихрамывая, подошёл и ткнулся носом в щёку своего неподвижно лежавшего маленького хозяина. Обнюхал его. Потом посмотрел солдату прямо в лицо. Почти по-человечески посмотрел. Такая тоска была в душе верного Шарика, что солдат не выдержал и отвернулся.

– Упокой, Господи, душу убиенного раба Твоего… Эх, а как звали-то? Так и не успел узнать.

Он ещё раз тяжело вздохнул, смахнув слёзы. Кровь на футболке постепенно высыхала, и белая надпись «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь» стала совсем бурой. А он, снова нахлобучив папаху, поторопился к другим разрушенным домам, в надежде отыскать того, кто мог быть ещё жив и нуждался в помощи. Такова была его работа на этой войне.

Шагая по пыльной дороге с очередным раненым, он вдруг обернулся, вспомнив о мальчике, которого ему так и не удалось спасти. В сердце кольнула мысль о Грише. «Человечки, – грустно подумал он. – Пусть наша добрая сказка навсегда останется только сказкой и никогда не превратится в чью-то смерть…»

А верный Шарик по-прежнему сидел на земле как вкопанный, подняв голову вверх. Словно обращаясь к немым небесам с простым и ясным вопросом, на который он так и не смог получить ответа.

Жить солдату оставалось меньше месяца. В очередной раз вынося раненых из оставленного врагом посёлка, он подорвался на мине. Ранней осенью тело убитого на войне казака-добровольца привезли на родину.

Станица хоронила солдата. Многие плакали. А бедный Гриша всё никак не мог осознать: отца больше нет. И никогда не будет.

И ещё одна беда коснулась его детского сердечка.

– Мам, а наши человечки, они что, теперь тоже умерли? – спросил он с ужасом в голосе. И мать, поседевшая за эти дни от горя, впервые не стала ворчать на сына и его глупую детскую фантазию.

– Нет, они живы, – после небольшого раздумья ответила она. – Вот, возьми! Теперь они живут у меня, а я их тебе даю. Это – солнечный, он будет с тобой днём. А вечером дам лунного… Сказка не умирает, Гриша! – добавила она тихо. – Умирают только люди.