ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА ДВЕ ПРАВДЫ Русский церковный Раскол: Гонения Гонения на Церковь в ХХ веке поставили перед русским обществом страшный вопрос. Как могли эти истребительные меры приобрести такой размах в стране, которая еще накануне считалась почти поголовно православной? За ответом нам вольно или невольно придется обратиться к истории преследования староверов. Ночью 22 января (стар. ст.) 1676 года стрельцы под командой воеводы Мещеринова замучили до 400 иноков и послушников Соловецкого монастыря, оставшихся верными старому обряду и решениям Стоглавого Собора. Одних повесили, других порубили на плахах, третьих утопили в прорубях. «Каким-то чудом, – пишет историк, – уцелели от этого кровавого пира только 14 старцев». Тела казненных лежали неубранными целых полгода, пока не пришел указ предать их земле.
Примерно в то же время были замучены сестры – боярыня Феодосия Морозова и княгиня Евдокия Урусова. Их вздергивали на дыбы, выворачивая кости, клали мерзлые плахи на грудь, пытали огнем. Чтобы устрашить сестер, была сожжена инокиня Иустинья. Затем их уморили в сыром подземелье вместе с женой стрелецкого главы Марией Даниловой. Сам царь Алексей был поражен мужеством этих женщин, назвав боярыню Морозову второй Екатериной-великомученицей. По всей стране колесовали, четвертовали, рубили головы, ломали ребра клещами, горели костры, куда людей отправляли сотнями. Вот одна история. Привели к осмоленному срубу на казнь полтора десятка человек. Среди них была девятилетняя девочка, сидевшая в тюрьме вместе со старшими. Всем было жаль ее. Палачи пытались удержать ребенка, который рвался в пылающий сруб к своей семье. «Мы возьмем тебя в дочери», – говорили зрители. Наконец решили испугать ребенка словами: коли не боишься, ступай в огонь, только глаза не закрывай. Она и не закрыла. Перекрестилась три раза и бросилась в пламя. Напомню, что это была русская девочка, поставленная перед выбором: где искать ей Христа – среди палачей или мучеников? Неужели мы отвернемся от нее со словами «раскольница», «не наша»? Или все-таки признаем, что в дни разгрома Русской Церкви она вела себя как святая и, очевидно, была святой. Как пишет историк Федор Мельников, в 1685 году царевна Софья издала по просьбе Патриарха Иоакима указ, согласно которому тех, кто распространяет старую веру, необходимо жечь в срубах, а прах развеивать по ветру. А если кто из учителей-раскольников вернется в Церковь, то их следует исповедать, причастить и «казнить смертью безо всякого милосердия». Тех, кто молча придерживался старой веры, приказано было лишать всего имущества. Но не только. Особо заботились душегубы о спасении души «раскольников». Их сотнями ловили, связывали и насильно причащали. Был придуман специальный кляп для того, чтобы облегчить это «миссионерское делание». Обер-иеромонах Маркел Родышенский загнал в Риге до 500 человек в крепость и насильно причастил. Такого не только на Руси, но и во всем православном мире не водилось со времен еретиков-иконоборцев. Это такие запомнившиеся крупные насилия. Но самое страшное было не в них. Венчания староверов – даже те, что были совершены их священниками, – официально не признавались. Это приводило к миллионам маленьких трагедий. * * *
При Петре Первом убийств стало меньше. Их сменили унижения. Мужчинам-староверам было велено носить однорядку с лежачим ожерельем и зипун со стоячим клееным козырем красного сукна. Женщинам зипун с таким же козырем и шапки с рогами. Таким образом они выставлялись на всеобщее посмешище. Насмешками, естественно, дело не ограничилось. Большое поселение староверов существовало в то время в местечке Ветка Могилевской губернии. Там были 3 монастыря, 17 церквей и множество часовен и скитских келий. Во время разгрома поселения были схвачены 300 иноков, 800 монахинь; 40 тысяч человек погнали в Сибирь по этапу длиной в 7 тысяч километров. Сколько дошло, сколько погибло в пути, в том числе детей, стариков, неизвестно. И это только один эпизод. Такие поселения громились повсеместно. * * * Все это происходило во времена сравнительно древние. Обратимся ко второй половине просвещенного XIX века, когда уже непосредственно ковались кадры исполнителей для красного террора. Белокриницкий старообрядческий епископ Геннадий провел в одиночном заключении 18 лет, епископ Конон – 22 года, архиепископ Аркадий – 27 лет. Гораздо меньше сидел епископ Алимпий: он провел в одиночном каземате всего пять лет, потом умер. В 1896 году совершилось поразительное злодеяние в монастырьке «Обвалы» близ станицы Кавказской. Там хранились мощи епископа Иова и священника Григория – по словам староверов, нетленные. Об этом узнал местный миссионер архимандрит Исидор (Колоколов). С отрядом казаков он вскрыл могилы. Увиденное ему настолько не понравилось (то есть тела, возможно, и правда были нетленны), что священник велел из гробов соорудить погребальный костер, облил мощи керосином и сжег их. За энергичную работу на Кавказе архиепископ Исидор был поставлен во епископы, а затем заключен в монастырь на покаяние за приверженность к одному очень позорному и скверному пороку. Идея уничтожения мощей настолько понравилась потом коммунистам, что они применяли ее очень широко. А вот случай, который произошел несколько ранее. Не в 20-30 годы ХХ века, а 5 сентября 1865 года. Совершалась белокриницким священником литургия в 7 верстах от города Хвалынска Саратовской губернии. Во время сугубой ектеньи через разбитое окно влез полицейский чиновник Виноградов. С матерными ругательствами он забрался в алтарь и – здесь цитируем слова историка Ф.Е. Мельникова – «схватил стоящую на св.жертвеннике чашу с освященным к таинству вином, выпил его прямо из потира и стал закусывать лежащими здесь просфорами». Люди, русские люди, честно служившие всю жизнь царю и Отечеству, стояли в оцепенении от охватившего их ужаса. Виноградов же уселся на престол, зажег папиросу от свечи и матерился, пока не надоело. Потом отвел всю общину в тюрьму, во главе со священником в полном облачении. Начальство полностью одобрило действия Виноградова. Арестованные не меньше года пробыли в узах. Два с половиной века обывателей в России приучали к мысли, что можно глумиться над верой, не одобренной государством. Выучили на свою голову. Итоги Раскола Наши монархи, начиная с Алексея Михайловича (на рис. справа – он в традиционном русском облачении) и заканчивая Екатериной Великой (уже настоящей немкой), пытались сосредоточить в своих руках абсолютную власть ради превращения России в сверхдержаву европейского образца. Но что характерно – время расцвета абсолютизма страшно обессилило царскую власть, привело к чехарде на престоле, убийствам помазанников и претендентов. Главной помехой на этом гибельном пути был авторитет Церкви, которая являлась главной опорой власти до Раскола. А после него уже правителям пришлось защищать иерархию. Как пишет известный наш ученый Лев Тихомиров,
это окончательно обнаружилось во время стрелецких волнений при Софье Алексеевне. То, что начинается в стране худое, предчувствовал, повторюсь, и Патриарх Никон. И если бы он попытался опереться на епископат, на народ, то мог бы выиграть. Но он предпочел рассориться с ними насмерть. Раздробив Русскую Церковь, Никон предал ее в руки светской власти. Замечательно лжепророчество «кошмарного Собора» о грядущем государе – сыне Алексея Тишайшего. Восторженно говорится, что он будет иереем и вместе с тем царем, соединит в себе власть священства и царства. Так и вышло. Петр Первый упразднил Патриаршество и стал главой Русской Церкви по англиканскому образцу. * * * Русская Церковь была, по сути, разгромлена Алексеем Михайловичем и его наследниками. И дело не только в упразднении Патриаршества – это был лишь символ случившегося. В чем заключалась суть разгрома? В уничтожении соборных начал, потере доверия со стороны народа. В XVII веке в Раскол ушло около трети русских людей. Этот факт кажется невероятным, но только в бегах числились 900 тысяч человек – 10 процентов населения. Добавим, самая активная его часть, исчезнувшая в лесах, казачьих областях, за границей. А ведь это только верхушка айсберга. Большинство никуда не бежало, затаилось. Если перед революцией (после всех преследований, местами очень успешных) староверы составляли около 15 процентов русского населения, то сколько же их было вначале? Следует добавить, что большинство тех, кто не ушел в Раскол, поначалу сочувствовало староверам, с чем власти боролись беспощадно. Тех православных, кто гонимых приютит, даст поесть или хотя бы воды испить, велено было при Софье бить батогами, ссылать. Разгром заключался и в утрате нескольких веков истории, откуда черпались прежде силы. Все наши святые, а не одна только Анна Кашинская, попали под подозрение. Особо стоит подчеркнуть пресечение иконописной, богословской и многих других традиций. В первые две трети XVIII века православное богословие всерьез изучалось и развивалось лишь в пустынях староверов. А в Церкви шла борьба между прокатолическими воззрениями Стефана Яворского и откровенно протестантскими Феофана Прокоповича – двух малороссов. * * * Петр Первый в свое время вообще запретил поставлять епископов из числа русского населения за сочувствие старой вере. Так что ко временам царицы Елизаветы не было ни одной (!) кафедры, где можно было бы увидеть русского архиерея. Эта практика просуществовала до царицы Елизаветы и прервалась при знаменательных обстоятельствах. Настоятель Троице-Сергиевой лавры, малоросс, получил извещение о визите государыни. Своих украинцев он об этом предупредил, а русских иноков оставил в неведении. Когда царица спросила, отчего монахи так различаются – одни яко паны, другие как холопы одеты, – ей был дан ответ: «Потому, Ваше Величество, что братия из малороссов трезвы и благоприличны (на каждого приходилось в день по бутылке кагора, бутылке пенного вина плюс значительное количество медовухи и пива – авт.), а великороссы невоздержанны и нерадивы» (при первом же русском настоятеле – Платоне (Левшине) спаивание монахов прекратилось – авт.). Вскоре, однако, правда вышла наружу. Императрица была возмущена проделкой хохла-настоятеля и возобновила русскую иерархию, которая вскоре выдвинула из своих рядов великого Тихона Задонского. Первого за без малого столетие архиерея, которого староверы признали за православного, стали звать к себе. * * * Что потеряли мы вместе с ушедшими в Раскол? Приведем два свидетельства, сделанные православными. У Мельникова-Печерского находим запись о работе нижегородской комиссии (середина XIX века) по обследованию умственного состояния населения. «Подъезжаем, – пишут члены комиссии, – к селу, спрашиваем название его. – Василевы, – отвечают. – Кто живет? – Раскольники. – Грамотные есть? – Все грамотны. И действительно, оказывается, сплошь грамотны. Едем дальше. – Что за деревня? – Сукино. – Кто живет? – Православные. – Есть грамотные? – Один деревенский писарь. И так по всей губернии». А вот что пишет православная миссионерская газета «Колокол» в 1906 г.: «Старообрядческий епископ чувствует себя в улье: он не просто человек, получивший право поселиться в известном казенном доме, он матка в народе, он в центре всех – и знатных и незнатных, и бедных и богатых. Это соборность безо всяких регламентаций. Это выборность безо всяких сходок и голосований. Вот что должно быть предметом пламенного стремления наших церковных людей. Вот что надо ставить идеалом истинно отеческих и сыновних отношений между архипастырями, пастырями и мирянами». Сила и слабость В 20-е годы к этому пришла и Русская Церковь. И вдруг стало ясно всем, кроме самых твердолобых, что Она жива, жива в высшем значении этого слова. Сбылось пророчество Серафима Саровского, который сравнивал Русскую Церковь с кораблем, а староверие с лодкой. Придет буря, и разобьет лодку в щепу. * * * Та сила, которая таилась в старообрядчестве, вдруг обернулась для него несчастьем, ведь ядро его составляли купечество и зажиточные крестьяне, которых большевизм перемолол в своих жерновах. По очень грубым и крайне приблизительным, но отражающим реальность подсчетам, число православных при советской власти сократилось в 3-10 раз. Число староверов в 30-100 раз. Осталось их ныне – братьев наших, родных нам по духу и крови людей, – малая горсть. Это не вина старообрядчества, а его беда. Несмотря на все преследования, оно оказалось благодаря трудолюбию крайне социализированно и потому уязвимо. Кроме того, за два с половиной века противостояния с властью невольно демократизировалось. Как говорится в одном из исследований, «...в тех случаях, когда старообрядцы оказывались в условиях демократии, они вписывались в них столь легко и органично, будто демократический костюм был сшит не на Британских островах, а в заволжских лесах» (журнал «Дружба народов», № 5, 1997 г.). Этому есть немало примеров. Например, история симбиоза федосеевцев с немцами-лютеранами в Риге и Пруссии. Тем меньше шансов у староверов было уцелеть при коммунистах. В случае победы Февральской революции их ждал невиданный расцвет. Но вот беда. Вместе с Царским Домом, за который они веками отказывались молиться, рухнула и Россия. * * *
Говорить о современном старообрядчестве трудно. Обряды у староверов лучше. Но и наши каноничны. И пение у них много красивее, духовнее. Но и наше православно. Крайне желательно, чтобы мы вернулись к старому, но сломанная и плохо сросшаяся нога позволяет, тем не менее, передвигаться. А в остальном разница между нами стала ничтожной, стерлась за 80 безбожных лет. Во имя чего староверы продолжают противопоставлять себя полноте вселенского православия (они не признают ни одной из поместных Церквей)? Ответа нет. Точнее, ответов много (например, старые обиды), но среди них ни одного по-настоящему глубокого, подлинно христианского. Я убежден, что после того, как в эпоху гонений епископы Русской Церкви пошли в народ и стали гибнуть сотнями за стояние в вере, они искупили грех Раскола. С этого момента старообрядчество как отдельная от нас конфессия утратило историческое и общеправославное значение. Но в чем оно заключалось? Была ли напрасной более чем двухвековая жертва староверчества? Мне хочется думать и верить, что нет. Подобно белой армии, которая, погибнув, спасла честь русского народа, дала ему силы сопротивляться безбожному режиму, так и староверы показали, что мы не стадо овец и топтать русскую душу, насиловать ее слишком опасно. Два с половиной века старообрядцы держали народ, Церковь в нравственном напряжении. Те, кто хотел нас окатоличить, опротестантить, хорошо понимали: людям есть куда бежать. Это положение можно сравнить с тем, что сложилось у нас на селе. Помещик отдавал себе отчет, что под боком Дон и Сибирь: стоит пережать, и людишки побегут, только пятки засверкают. Необходимость иметь верующий, нравственный народ не давала в полную мощь развернуться гонениям на староверов, а главное – защищала Русскую Церковь от многих опасностей. Под народом я, естественно, понимаю не все население в целом, а его нравственный костяк, ослабление которого есть гибель для страны. Но, несмотря на все меры, противостояние государства, Церкви, старообрядцев сохранялось. Эта тайная война, это внутреннее кровотечение год за годом нас обессиливали. Гибель для страны Как далеко зашло дело ко времени революции? Вот эпизод 17-го года, описанный генералом Деникиным в «Очерках русской смуты». В одном из полков 4-й дивизии солдаты с любовью устроили походную церковь. Но нашелся поручик-негодяй, разместил в ней свою роту, а в алтаре вырыл туалет. И вот 2-3 тысячи бойцов либо сами ходили туда оправляться, либо молча глядели, как поганят их храм. Согласно статистике, из этих тысяч человек тридцать, прилепившись к батюшке, продолжали исповедоваться и причащаться. Эти кощунствовать, естественно, не стали. Заметим также, что в полку было не меньше 2-3 сотен староверов. Опять-таки согласно статистике. Как повели они себя в этой ситуации? Я верю, что не все искусились. Но два с лишним века наставники приучали их к мысли, что наша Церковь безблагодатна. Да еще как приучали! Вспомним Аввакума, бросающего просфору в печь, потому что на ней «неправильный» крест... В общем, подонок в офицерских погонах так и не получил отпора. Этот эпизод, который произошел незадолго до кровавого октября, стал своеобразным моментом истины. Несколько десятков человек не преклонили колен перед поручиком-антихристом, а тысячи по разным причинам сочли возможным глумиться над святыней или отдать ее на поругание. Это был приговор Никону и царю Алексею Михайловичу, которые совершили насилие над Русской Церковью, надорвали Ее силы. Но это был приговор и Аввакуму, который отверг Ее за то, что Она дала себя растерзать. Она воскресла, а чем они оправдаются на Страшном суде Божьем?.. Любовь Она воскресла... Вернемся в XVII век, вглядимся, как в страшные времена религиозной смуты Бог сеял зерна, которые взошли потом именами преподобного Серафима Саровского, праведного Иоанна Кронштадтского, сонма новомучеников Российских. В 1664 году пришел в местечко Сарово пензенский монах Феодосий. Затем его сменил другой инок – Герасим. Однажды в праздник Благовещения он услышал столь сильный звон, что показалось – гора начала колебаться. «Мню яко место сие есть свято», – сказал старец. Привлеченные молвою крестьяне пришли на гору. Не отшельники их интересовали, а клад хотелось найти. И нашли. Шесть каменных древних крестов и один медный – все четырехконечные, те самые, которые староверы презрительно называли крыжами латинскими, еретическими. А ведь эта форма креста была достоянием Церкви с древнейших времен. И вот на том месте, где совершилась удивительная находка, выросла впоследствии Саровская обитель. Так Господь указал, что не в числе концов у креста дело. А в готовности сораспяться Ему. * * * Прошло лет тридцать или около того, и появился в Сарово инок, в возрасте Спасителя, иеросхимонах Иоанн, который выкопал себе пещеру в горе как символ гроба. Страшные призраки являлись ему целыми полчищами, гнали его из пещеры, а то находили уныние и тоска. Молился инок, едва справляясь с нечистыми помыслами, а к этому добавились физические страдания – страшные рези в желудке. Но Иоанн терпел, на время лишь отлучившись в Санаксарскую пустынь, где некому стало служить литургию. Там он исповедался, причастился и, совершенно исцелившись, вернулся в Сарово. Потекли год за годом, пока в 1700 году не поселился неподалеку от Иоанна старовер Иван Корелин. До сих пор для Ивана были две стороны в споре о вере – никониане-гонители и те, кто крепко держится за старый обряд. Оказалось, что есть еще те, кого в пылу спора не заметили. Те, кто горькими слезами омывали с души грехи свои и так горячо молились, что полемику, чей обряд лучше, упустили из виду. С любовью отец Иоанн говорил с Корелиным. И понял отважный старовер, который не боялся пуль и сабель стрелецких, каким великим искушением был Раскол. Что значат страшные слова Христа: «Сберегший душу свою потеряет ее, а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10,39). Ведь именно от того, что дороже всего человеку после Христа, что питает душу, потребовали отказаться реформаторы-никониане. От отеческих обычаев, от старых овеянных русской святостью обрядов и молитв. Это все равно что убить. Но что дороже тела и что дороже души? До сих пор Корелин видел, как теряют никониане душу ради брюха. Но вот узрел человека, который пожертвовал ею ради Христа Спасителя, ради Единой Святой и Апостольской Церкви. Так Иван Корелин стал иноком Иринеем, который, как пишет замечательный наш православный писатель Евгений Поселянин, с ревностью новообращенного стал просветительствовать среди друзей-староверов. Вскоре к отцу Иоанну (до схимы он был Исаакием) стали притекать беглые христиане, упрашивать его приехать к ним в скиты на Керженце и Бельбоже. Отец Иоанн отказывался, не желая из отшельника превращаться в миссионера. Известно, насколько это искусительное занятие. Тогда староверы сами стали приезжать к нему. Кротость и любовь старца, его пламенная вера не оставляли сомнений – этот человек ходит путями Божьими. Вернулся в Русскую Церковь вослед за Корелиным уже целый скит – свыше 60 человек. Некоторые из тех, кто после общения с о.Иоанном покидал староверие, становились иноками в нарождающейся Саровской обители. Именно они под руководством старца и стали ее отцами-основателями. Люди нелицемерные, стойкие в вере, готовые жизнь за нее положить. * * * По делам и награда. Первый раз старец Иоанн попал под следствие за общение, дружескую переписку со староверами еще при Петре. Один монах из Введенского монастыря составил донос. Долго мытарили о.Иоанна в Москве, потом отпустили. Второй раз, 30 лет спустя, взялись за него уже всерьез. Прибыли в Саров чиновники с солдатами, заковали о.Иоанна с двоими иноками в цепи. Звеня цепями, основатель Саровского монастыря положил три поклона перед святыми вратами. Потом трижды поклонился братии. Молча осенил всех крестным знамением. И тронулся по этапу в сырой жестокий Петербург, чтобы умереть там после 4-летнего заключения. Так исповедничеством и подвигом любви запечатлел он свою правду. Искупление А бывало ли в те времена иначе? Правда ли, что лишь на старую веру ополчились государевы люди? Или, может, на преданность Христу, а не кесарю? * * * Скажем здесь о судьбах нескольких наших архиереев. Владыку Феофилакта (Лопатинского) за протест против расхищения церковного имущества вздергивали на дыбу и били батогами. Святой митрополит Арсений (Мациевич) за решительное сопротивление властям (Екатерина Великая закрыла 80 процентов монастырей) умер в каземате. Надсмотрщики рассказывали, как он причастился последний раз. Вошел в алтарь крошечной сельской церквушки в рубище, вышел из царских врат в архиерейском облачении. Затем принял прежний вид. В XVIII веке, когда русских перестали посвящать во епископы, Бог послал нам нескольких великих праведников из Малой Руси, высоко стоящих над земляками-«шляхтичами», которые за малейшую провинность секли русских священнослужителей, сдавали их в крепостные. Злодеев судит пусть Бог, а мы вспомним замечательных архипастырей – св.Дмитрия Ростовского, св.Иосафа Белгородского, св.Иоанна (Максимовича), митрополита Павла (Конюскевича). Что это были за люди? Тело схимитрополита Филофея (Лещинского) по его завещанию было похоронено против входа в Тюменский Троицкий монастырь, «дабы, как писал владыка перед смертью, мимоходящие попирали прах ногами». В целом ставка монархов на малороссов не слишком себя оправдала. Архиереи-украинцы действительно были оторваны от русской почвы, отрицательно относились к староверию. Но немало нашлось среди них твердых иосифлян, которые при всех недостатках насмерть стояли, подобно св.Арсению, против превращения Церкви в канцелярию «их величеств». * * * Однако продолжим рассказ о тех коренных русских людях, которые
возрождали русское православие в поволжской глуши, памятуя о подвигах святого Нила Сорского. * * * И, наконец, обратимся к образу великого нашего святого – преподобного Серафима Саровского. Историк Борис Кутузов пишет: «Из неизвестных до того «бумаг Мотовилова», хранившихся у еп. Серафима (Звездинского), следовало, что дошедший до нас образ преп. Серафима Саровского был фальсифицирован. Согласно этим новым документам, присланным на Кочующий Собор (катакомбный – авт.), преп.Серафим происходил из семьи так называемых крипто-старообрядцев, то есть людей, которые, формально принадлежа к господствующей Церкви, в обиходе продолжали молиться и жить по старорусскому, почти тысячелетнему, чину. Становится понятным, почему преп. Серафим носил старорусские (на языке никонианства – старообрядческие) клобук, мантию и лестовку, что было вызывающе смело для того времени и не могло не приносить ему различных неприятностей со стороны официальных властей. Из представленных на Собор документов следовало, что преп.Серафим всю жизнь подвергался гонениям со стороны начальства «за плохо скрываемое старообрядчество»; что едва не убившие его грабители были наняты игуменом; что скончался он не в добровольном затворе, а в заключении. И не поэтому ли Победоносцев и Синод, которым были известны эти факты, всячески сопротивлялись канонизации преп. Серафима?» * * * Сразу оговоримся, что Борис Кутузов (сам он принадлежит к Московской Патриархии) чрезмерно увлекается «тайным старообрядчеством» преподобного. Кроме неизвестных подробностей, мы имеем известные и знаем, как горевал святой Серафим о староверах, старался вернуть их в Церковь. Трудно согласиться и с оценкой крипто-старообрядчества родителей св.Серафима. По-старому верила и продолжает верить большая часть православных русских людей (вспомним «Лето Господне» Ивана Шмелева). Что не мешает им всем сердцем принадлежать к «господствующей» Церкви. Приписывать неискренность в этом вопросе – сомнительная задача. Но вот что важно осознать. Цепь этих житий – от иеросхимонаха Иоанна до св.Серафима – вскрывает подоплеку гонений на Церковь, начатую при царе Алексее и Никоне. А главное – перед нами история страданий и веры, которые помогали России подняться с колен после Раскола, искупить и возродить Русскую Церковь. * * * В начале ХХ века, сломав сопротивление Синода, Царь-мученик добился прекращения гонений на староверов, прославления преподобного Серафима Саровского, нового прославления святой Анны Кашинской. Государь также поставил перед Церковью задачу созыва Поместного Собора и избрания Патриарха, но духовенство оказалось не готово к этой перемене. Уже после заключения Царя в узы нашлись силы, яростно противившиеся воссозданию Патриаршества. Новые реформаторы, будущие обновленцы, захватили в свои руки Синод, но на Соборе потерпели сокрушительное поражение. Святая Русь была поднята Царем-мучеником из-под спуда. Он спешил, предчувствуя, что впереди нас ждет Голгофа, время суда и время искупления. Впервые за долгое время на русском престоле оказался святой Государь, и он был убит. В чем тайна его смерти? Не в том ли, что он пролил кровь за все грехи своих предков, своего народа, своей Церкви? Вслед за ним омыли кровью своей русскую историю сотни тысяч мучеников. В храме, прихожанином которого я являюсь, есть очень дорогой мне образ. На нем изображены Сергий Радонежский и Серафим Саровский. Схимническое одеяние преподобного Сергия покрывают осьмиконечные кресты. Он благословляет нас двуперстием. На епитрахили преподобного Серафима кресты четырехконечные. Такой же крест украшает его древнюю лестовку. Вот символ единства тысячелетней Русской Церкви. Символ не надуманный – правда его запечатлена подвигом и огненной верой. Рядом на образе и рядом на небесах стоят великие наши святые, вместе молятся Богу о своем многострадальном Отечестве. Последуем ли мы их примеру в преодолении многочисленных разделений наших? В.ГРИГОРЯН
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта |