ЗЕМЛЯ «СЕЛО ДОЛЖНО СТАТЬ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОЙ СРЕДОЙ ДЛЯ ЖИЗНИ...» ...А землей – владеть те, кто на ней работает В этом выпуске мы решили продолжить разговор о проблемах жизни села, начатый президентом Петровской академии Л.А.Майбородой («вера», № 446). Как помочь вырваться крестьянину из сетей бедности? Нужно ли сельскохозяйственное производство на Севере? Продавать ли землю? По этому кругу вопросов наш корреспондент беседует с министром сельского хозяйства и продовольствия Республики Коми, руководителем Коми регионального отделения Российского аграрного движения Г.Ф.НИЗОВЦЕВЫМ.
– Можно ли сказать, что падение сельского хозяйства, продолжавшееся все 90-е годы, остановилось? – Лучший период для сельского хозяйства в Республике Коми был с 1985 по 1990 годы – максимальные уровень жизни на селе, производство. Тогда до 20% бюджета шло на сельское хозяйство, а сейчас – чуть более одного. А последствия – вот они: снижение поголовья скота, площадей обрабатываемых земель, падение уровня жизни. Надеемся, что нынешние идеальные погодные условия на Севере, когда не заготовили корма только лентяи, позволят приостановить этот процесс... – Мы достигли «дна» или следующим летом польют дожди и падение продолжится? – От дальнейшего падения мы не застрахованы. Причина в том, что сегодня в целом по стране нет аграрной политики. Производство сельхозпродукции на Севере всегда было убыточно. Оно таким было и в 1985 году, и сейчас, и будет убыточно. И всегда дотировалось. Вопрос только – в каком объеме и как. – Вам могут возразить, что вот в городе жизнь не дотируется, в лесу тоже... – Всегда труд на земле считался рискованным. И во всех цивилизованных странах риски, которые существуют в сельском хозяйстве, государство покрывает путем перераспределения финансов из тех отраслей, где есть сверхприбыли. Потому что продовольственная независимость от импорта – это часть общей безопасности государства. Считается, что безопасным для государства может быть импорт в 20 процентов от общего потребления, – у нас же он составляет 40%. Сравните: в Европе на 1 гектар пашни поддержка государства составляет 500 долларов, у нас – 20. Причем продукция у них фактически дважды субсидируется – сначала при производстве, затем при экспорте. В результате совершенно иное по уровню оснащенности сельскохозяйственное производство дотируется в США примерно на 30%, в Европе – на 40%. В итоге килограмм импортной говядины в Петербургском морском порту идет за один доллар. А у нас себестоимость килограмма говядины 60 рублей и выше. И мы не можем конкурировать с продукцией Евросоюза. – На Западе десятилетиями формировался слой людей, готовых и умеющих вести современное аграрное хозяйство. Там и традиции свои, и культура. У нас такой слой людей есть? – Нельзя сказать, что это какой-то массовый слой, но люди есть. У нас уже сложилось многоукладное хозяйство: есть личные подсобные хозяйства, которые производят товарную продукцию, есть фермерские, есть крупные кооперативы. Но их очень мало. – От чего больше всего зависит то, как идет дело? – От людей. От их мотивации, профессионализма. Там, где не опустили руки в 90-е годы и где у руля хозяйств были профессионалы, они работают и сейчас. Десятки лет в условиях планового хозяйства от сельхозпроизводителя что требовалось? Произвести продукцию, и на этом все. Рыночные условия потребовали: произвел – реализуй. Руководители этого не умели. И не только руководители сельхозпредприятий, у лесников – то же самое. – Молодежь по-прежнему уезжает из села? – Да. И при этом проблема занятости остается. Такой парадокс: на селе не хватает квалифицированных рабочих и в то же время избыток низкоквалифицированной рабочей силы. Типичная картина, когда руководитель у нас по образованию механизатор. Он, может быть, организует работу, но в плане перспективы развития хозяйства, организации политики продаж – ясно, что ждать от него многого не приходится. Тем более, когда основные фонды предприятия изношены на 80 процентов, нет инвесторов, нет кадров... – Что же делать с такими предприятиями? – Их надо ликвидировать. Лучше эти деньги дать тем, кто может работать. Пусть это будет частник, фермер... Мое отношение к кооперативам, возникшим на базе совхозов, почти негативное. Мы по несколько раз уже их банкротили, чтобы освободить от долгов, но безрезультатно. Потому что был совхоз, люди привыкли ходить на работу, нарушать трудовую дисциплину... Кооператив предполагает, что его член – собственник. А человек не чувствует себя настоящим хозяином. И получается: в кооперативе на 300 человек работающих по одной корове на человека. В результате долги по налогам, по зарплате, надежды какие-то у людей на пенсию, но отчисления в пенсионный фонд не делаются... – Вот типичная ситуация на селе: как где хорошо появится работающее предприятие, оно выдергивает из села лучших, избавляясь от остальных. А «остальных» – большинство, они оказываются обречены на нищету. А у них дети, старики, которых надо кормить. Они завидовать начинают, грозятся сжечь. И дискомфортно чувствуют себя и те, кто хорошо работает, и кто «выброшен»... – Вопрос сложный. Бедный народ на селе. Идет расслоение в деревне. Негативные моменты в отношениях людей мы можем снять, если дадим возможность зарабатывать всем. Вот крестьянин произвел молоко: он мог бы, сдав его, поправить свое финансовое положение. Но ему некуда сдать молоко. Поэтому мы сейчас создаем целую сеть приемных пунктов, чтобы у крестьянина была возможность заработать. И без этого мы ту проблему, о который вы говорите, не решим. Сегодня человек от безысходности опустил руки, говорит себе: чего толку ломить? А когда у него будет мотивация, возможность заработать, он вместо того, чтобы злоупотреблять алкоголем, подумает: погода хорошая, лучше-ка я заготовлю корма и возьму вторую корову. – Какая цель у государства: чтобы хозяйства производили продукцию или чтобы люди в деревнях не нищенствовали? Может быть, просто давать людям деньги в качестве компенсации некомфортных условий жизни? – У нас по республике дотация на работающего в аграрном секторе в год 17 тысяч рублей. Были такие предложения: выдать человеку эти деньги и забыть про него. Но он пропьет их за неделю и потом будет создавать негативную обстановку в селе. Вопрос стоит так: стимулировать его трудиться, производить и продавать продукцию. И выделять господдержку независимо от государственно-правовой формы. Чтоб мы могли сказать крестьянину, например, в Усть-Цилемском районе: ты – свободный человек, можешь выйти из кооператива, где тебе приходится работать за трудодни, у тебя есть скотный двор, надел, две коровы. Ты сдай ведро молока и получи госдотацию – 46 рублей за 10-литровое ведро. Кроме того, завод, который возьмет молоко на переработку, заплатит тебе еще по 4 рубля за литр. Вот уже получается 86 рублей. Получается 2, 5 тысячи рублей гарантированного дохода в месяц. В кооперативе таких денег не заплатят. – На что крестьянину надеяться сейчас? – Человек рождается не для того, чтобы лес рубить или коров доить. Мы рождаемся, чтобы жить. Главная проблема наша – уровень жизни на селе. Государство не должно, как прежде давать крестьянину «золотую рыбку», но должно дать ему удочку, чтоб он эту рыбку поймал сам. То есть создать условия для работы, для выкарабкивания из бедности. Вопрос стоит не просто о производстве, но – о развитии сельской территории. Год-полтора уйдет на это. «Удочку» может дать организация системы закупок и переработки. Этот локомотив должен вытащить всю ситуацию. – Что мешало это начать десять лет назад? – Думали, что кооперативы будут жить... – То есть смотрели на Запад, где наиболее рентабельны крупные предприятия, и хотели сделать так же? – Будущее – за крупными сельхозпредприятиями. Их и поддерживать легче. Как может мелкое хозяйство купить кормоуборочный комплекс, если он стоит полтора миллиона? Как можно использовать высокопродуктивную технику на пяти гектарах? Но земли везде разные, и развитие территорий разное, так что не может быть единого шаблона. На весь Троицко-Печорский район не осталось ни одного кооператива, только частники. И нормально работают. Весь мир идет в сторону кооперации в сельском хозяйстве. Но кооперации не в производстве молока и мяса, а в переработке. Чтоб переработать – нужно оборудование дорогостоящее, оно должно быть загружено. Чтоб переработать, свободные производители на селе и объединяются в кооператив. – Раньше в деревне у моих предков было так: осенью, убрав урожай и отсеявшись, они уходили работать на отходные промыслы, в города на заводы, лес рубить и т.д. И к весне возвращались, а заработанные деньги позволяли год кормить семью и родителей. Сейчас уезжают на заработки и уже не возвращаются... – Корни-то человека, полнокровная жизнь – все это было в деревне. А сейчас ясно, что он выберет, когда в деревне труд его не ценится и сам он там никто и никому не нужен. Таким отношением мы подрываем сами устои деревни. Поэтому аграрная программа должна быть нацелена на то, чтобы село стало привлекательной средой для проживания в целом. Но для этого надо, чтоб были хорошие дороги, чтоб был газ, водопровод. И такие примеры есть – в Мордовии уже закончили сплошную газификацию республики. А ведь у них нет ни одной скважины. – Еще – ваше отношение к продаже земель? Насколько продажа земли может улучшить или изменить ситуацию на селе? – Рыночные условия, хотим того или нет, сделали землю товаром. Ну вот: сегодня у вас есть земля, но у вас нет ничего для ее возделывания. Что вы с ней будете делать? – Попытаюсь продать. – Именно поэтому я согласен с тем, как еще руководитель правительства при Николае II Сергей Витте аргументировал неприемлемость частной собственности на землю – он ссылался на заповедь Бога из Священного Писания: «Землю не должно продавать навсегда; ибо Моя земля; вы пришельцы и поселенцы у Меня» (Левит 25, 23). Земля должна представлять интерес не как объект собственности, а как объект хозяйствования. Я сторонник того, чтобы землю отдавать в аренду эффективному собственнику, чтобы земля давала урожай. А у нас уже земля кое-где становится лишь предметом купли-продажи. Основным собственником земли во многих развитых странах остается государство, которое отдает в долгосрочную аренду землю тем, кто на ней работает. – Ну а если Москва скомандует, как это уже не раз бывало, все распродать? – Это будет большой ошибкой. Вот, например, характерная только для севера отрасль сельского хозяйства – оленеводство. Сам тип хозяйствования оленевода предполагает совместный труд нескольких семей. Если в Финляндии загонный тип содержания оленей, то у нас тип содержания – пастбищный. Одна семья не может день и ночь пасти стадо. В условиях Крайнего Севера это и раньше было – коллективные формы работы. И тут не надо ничего ломать. Как можно в тундре выжить, если разделить поодиночке? Как детей везти в школу, как организовать медицинское обслуживание? Якутия пошла по этому пути – они оленей пытались раздать, пастбища распределить. В результате они потеряли стада – их проели, потому что оленеводы не знают, что такое рынок. Как-то на фактории под Воркутой я познакомился с одним оленеводом-частником. У него заболела мать, и он приехал в факторию, привез ее. Семья из пяти человек, около 200 оленей (очень мало). Я спросил: куда мясо деваешь? Называет фамилию рыбинспектора, рассказывает, что время от времени подгоняет оленей к Воркуте и там обменивает на товары. Я подсчитал – получилось, он отдает оленину вдвое дешевле, чем мог бы получить у приемщика мяса на этой самой фактории. Его просто обманывают, соблазняя в том числе «огненной водой». Надо объединяться им, а не разделяться, иначе это путь к деградации и вымиранию. А оленеводство может быть рентабельно, оленя только надо уметь правильно продать – и камус, и мясо... – Мне кажется, что некоторые московские либералы-рыночники готовы были бы, дай им волю, и оленеводов переселить в центральные области России, чтобы сэкономить на дотациях... – Если создать нормальные условия в селе на Севере, даже с экономических позиций это будет выгоднее для бюджета. И с точки зрения геополитики – территория должна быть заселена. Разве нормально, если до океана не будет ни одного населенного пункта? Территория должна быть управляема, охраняема. Да, тенденция такова, что сельское население сокращается. Но сегодня государство, уважая своего гражданина, должно создать достойные условия жизни на селе: если ты честно работаешь в условиях сурового Севера, тебе должны помочь продать произведенное и купить, что необходимо, на эти деньги. Это вопрос не только экономики. Сначала, когда возглавил министерство, я считал, что сельское хозяйство – это бизнес, что законы рынка везде одинаковы. Но поработал и ясно вижу: в сельской экономике социальная сторона не всегда стыкуется с законами рынка. – Может быть, правильнее было бы назвать вашу структуру не Министерством сельского хозяйства, а, скажем, Министерством сельской жизни? – В Канаде и во Франции, например, так и есть: аналогичная структура называется Министерством сельского хозяйства и развития сельской территории. Беседовал И.ИВАНОВ
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга |