КОГДА КРЕПОСТИ НЕ СДАЮТСЯ

Немецкие лётчики в ночь на 22 июня 1941 г. наблюдали множество костров непонятного назначения вдоль белорусских рек. Там справляли праздник Ивана Купалы.

Когда взошло солнце, настало время православных – день Всех святых, в земле Российской просиявших. Что значит всех? То есть не только прославленных. Ведь святых много больше, чем мы видим в святцах. Бог ведает имена, большинство которых остаётся под спудом.

Где тот порог, за которым начинается святость?

Так и не был прославлен русский солдат Фома Данилов, о котором писал Фёдор Достоевский. Мусульмане в Коканде казнили его за отказ отречься от Христа. Вспомним другое имя. Пётр Дмитриевич Барановский, выходец из крестьян, архитектор-реставратор, который спас от гибели около девяноста храмов. В их числе собор Василия Блаженного. Существует легенда, что, узнав о планах уничтожения церкви, Барановский сел посреди неё со словами: «Взрывайте вместе со мной». Это, конечно, художественный образ, но основан он на реальном событии.

В начале тридцатых Каганович отдал ему распоряжение: «Пётр Дмитриевич, обмеряйте Василия Блаженного – мы будем его сносить». «Как?! Какое вы имеете право?! Да это святыня!» – воскликнул учёный и вышел из кабинета первого секретаря Московского горкома партии, хлопнув дверью. Дошёл до Главпочтамта и написал телеграмму: «Москва. Кремль. Товарищу Сталину. Прошу предотвратить уничтожение храма Василия Блаженного, так как это принесёт политический вред советской власти».

Решено было церковь не трогать, а Петра Дмитриевича... отправить в лагерь. Скорее всего, враги реставратора настаивали на большем, но удар вышел смазанным – три года заключения. Думаете, он после этого успокоился? Ничего подобного. В конце 1930-х годов он, чтобы спасти от уничтожения Андроников монастырь в Москве, объявил о находке на его территории надгробия Андрея Рублёва. Находка была якобы сделана вечером и в связи с наступавшей ночью не была далее исследована, а утром оказалось, что рабочие раскрошили известняковую плиту на щебень и посыпали им раскисшие дорожки монастыря. Скорее всего, Пётр Дмитриевич эту плиту просто придумал. Когда нужно было спасти святыню от гибели, он становился дерзок до безрассудства.

На его могиле не совершаются чудеса, он никогда не будет причислен к лику святых на земле, но представьте, как велик этот человек в очах Божиих.

*    *    *

Ещё больше случаев пограничных, подобных смерти в Маутхаузене генерала Дмитрия Карбышева. Родом он из кряшен, издревле православных татар, как и другой герой войны – руководитель обороны Брестской крепости майор Пётр Гаврилов. Тот самый, что дрался больше месяца. Когда его взяли в плен, он не мог даже глотать, так был истощён. Но всего за час до этого принял последний бой, стрелял из пистолета, бросал гранаты. Они, кстати, познакомились и сдружились в плену, очень уважали друг друга. Но был ли сам Карбышев христианином, умер ли как христианин? Над кроватью жены генерала, Лидии Васильевны, до конца жизни висела на шнурке маленькая иконка, некогда подаренная Дмитрию Михайловичу матерью. Он всегда возил её с собой. Кажется, единственный раз забыл это сделать в июне сорок первого…

Чтобы помнили. Позже я узнал, что накануне войны Карбышев добился того, чтобы государство выделило средства на реставрацию стен Троице-Сергиевой лавры. Крупнейший советский фортификатор, он объяснил это тем, что Лавра – тоже крепость. Но тогда и в голову никому не могло прий­ти, что немцы могут оказаться под Москвой. Попробуй кто выскажи подобную мысль – посадили бы за паникёрство. Так что не военную крепость укреплял генерал, а крепость веры.

Он сам был крепостью, став легендой ещё в русско-японскую войну. Один его однополчанин писал: «Есть у нас два капитана: один бегает за всеми женщинами, за другим, напротив, все женщины бегают. И немудрено: образован, знающ, но не зануда, а весьма обаятелен. К тому же – герой Порт-Артура». Несмотря на внимание со стороны прекрасного пола, Дмитрий Михайлович был исключительно верен как первой своей жене, трагически погибшей, так и второй. В 1915-м, во время штурма крепости Перемышль, капитан Карбышев был ранен в ногу и Лидия вынесла его из-под огня. Так началось их знакомство.

...В первые дни войны он, оказавшись в окружении, не смог прорваться к своим и контуженным попал в плен к фашистам. Ещё в сороковом году немцы завели на него досье как на одного из ведущих военных специалистов СССР. Существовала специальная инструкция относительно таких людей: «Подробнейшее наблюдение за деятельностью и перемещениями, в случае захвата в плен – особое обращение». Однако от особого обращения Карбышев отказался категорически, ел то же, что и другие красноармейцы в нацистских лагерях. То есть голодал.

Однажды, после трёх недель пребывания в одиночке, Дмитрия Михайловича посетил профессор Гейнц Раубенгеймер – известный немецкий фортификатор, с которым Карбышев был знаком почти двадцать лет. Немцы знали, что перед ними – гений. Предложены были фантастические условия: свобода, квартира, все условия, никакой политики, никакой идеологии, только исследовательская работа, связанная со строительством укреплений против англо-американцев. Генерал внимательно выслушал, потом ответил: «Мои убеждения не выпадают вместе с зубами. Я солдат, и остаюсь верен своему долгу. А он запрещает мне работать на ту страну, которая находится в состоянии войны с моей Родиной». Раубенгеймер молча встал, поклонился и вышел из камеры.

Во всех лагерях, где побывал Карбышев, он становился лидером сопротивления, создав десять заповедей русского военнопленного:

1. Организованность и сплочённость в любых условиях плена.

2. Взаимопомощь. В первую очередь помогать больным и раненым товарищам.

3. Ни в чём не унижать своего достоинства перед лицом врага.

4. Высоко держать честь советского воина.

5. Заставить фашистов уважать единство и сплочённость военнопленных.

6. Вести борьбу с фашистами, предателями и изменниками Родины.

7. Создавать патриотические группы военнопленных для саботажа и диверсий в тылу врага.

8. При первой возможности совершать побеги из плена.

9. Оставаться верными воинской присяге и своей Родине.

10. Разбивать миф о непобедимости гитлеровских войск и вселять в военнопленных уверенность в нашей победе.

В конце концов фашисты вынуждены были признать, что, поскольку Карбышев «фанатически предан идее верности воинскому долгу и патриотизма, его следует считать безнадёжным в смысле возможности использования в качестве специалиста военно-инженерного дела». Резолюция на документе гласила: «Водворить в концлагерь Флоссенбюрг для каторжных работ. Не делать никаких скидок на звание и возраст». Это был смертный приговор, но Карбышев отказался умирать.

В феврале 1946 года умиравший в госпитале Бешамот под Лондоном майор канадской армии Седдон де Сент-Клер попросил пригласить к нему представителя советской миссии. Он рассказал следующее:

«Мне осталось жить недолго, – сказал он, – поэтому меня беспокоит мысль о том, чтобы вместе со мной не ушли в могилу известные мне факты героической жизни и трагической гибели советского генерала Карбышева… В феврале 1945 года нас, около тысячи человек пленных, в том числе и генерала Карбышева, направили в лагерь уничтожения Маутхаузен. Мы прибыли туда в ночь с 17 на 18 февраля. Мороз стоял около 12 градусов. Одеты все были плохо, в рваньё... Фашисты загнали нас в душевую, велели раздеться и пустили на нас сверху струи ледяной воды. Это продолжалось долго. Потом нам велели надеть только бельё и деревянные колодки на ноги и выгнали на двор... Гестаповцы, стоящие за нашими спинами с пожарными брандспойтами в руках, стали поливать нас потоками холодной воды. Кто пытался уклониться от струй, тех били дубинками по голове. Сотни людей падали, замёрзшие или с размозжёнными черепами. Я видел, как упал и генерал Карбышев. Я прошу вас записать мои показания и переслать их в Россию… Я выполню этим свой долг перед памятью большого человека».

Последние слова старого генерала, которые слышали узники соседнего барака, были: «Держитесь, товарищи! Нас не забудут!»

Между Марсом и Юпитером совершает путь по околосолнечной орбите малая планета Дмитрий Карбышев. Но нашлось, мне думается, место ему и на ином Небе, у престола Всевышнего.

*    *    *

Их бессчётное множество – тех, кто, сражаясь за свою душу, за души людей, находил в себе мужество совершить однажды Поступок. В июле–августе 1941 года начались жестокие бои за город Великие Луки. Город 33 дня переходил из рук в руки. Для сравнения: Париж немцы захватили на 34-й день вторжения в Бельгию и Францию.

Партизанка-разведчица Вера Ивановна Кравченко вспоминала:

«Во время боёв за Великие Луки мне встретился на улице города командир той части, оборонявшей город, которая взаимодействовала с нашим партизанским отрядом Петрова. Он спросил: “Ты местная?” Получив утвердительный ответ, поинтересовался, где ближайшая церковь. Я ответила, что здесь недалеко есть Успенская церковь на Коломенском кладбище. Офицер скомандовал: “Веди меня немедленно туда!” Мы пришли, позвали священника. Командир части при мне ему говорит: “Батюшка, мне надо крестить своих солдат и благословить в бой. Справишься? Дело срочное, немцы наседают”. Священник ненадолго задумался и говорит: “Что просишь, сделаю, только дай мне время. Я должен подготовиться, и всех сразу пусть командиры не приводят, подели людей на группы”.

Так и сделали. Я сама при этом присутствовала. Как сейчас мне помнится, с разрешения командира 179-й стрелковой дивизии полковника Николая Григорьевича Гвоздева несколько дней поротно шли в ту церковь солдаты. Батюшка служил молебен, молился Господу о даровании победы воинам над врагом. Крещёные солдаты и офицеры принимали причастие, батюшка благословлял их, надевал крестики на тех, у кого их не было. Кто из воинов изъявлял желание, тех тут же крестил…

Потом наши военные дороги разошлись. После упорных боёв эта часть вместе с другими подразделениями 22-й армии 25 августа 1941 г. прорвалась из окружённого немцами города. Насколько я помню, воины пошли в церковь по совету командира 366-го стрелкового полка 126-й дивизии подполковника Бедина».

Полковник Николай Григорьевич Гвоздев погиб 8 сентября 1941-го года. Подполковник Ефим Васильевич Бедин прошёл всю войну, закончил её командиром корпуса, генерал-майором. За форсирование Днепра ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Что давало им силы?

Героя Советского Союза Николая Оплеснина воспитал его дед – святой Ефим Кочев, погибший за Христа в 1937-м. Когда Николаю во время войны предложили остаться в Сыктывкаре, служить в НКВД, он наотрез отказался иметь дела с убийцами деда. Ушёл на фронт, а оттуда – в бессмертие. Священником был дед Зои и Александра Космодемьянских. Отец Пётр Иоаннович Козьмодемьянский был схвачен большевиками в ночь на 27 августа 1918 года и после жестоких истязаний утоплен в пруду. Труп его был обнаружен лишь весной 1919 года. Зоя стала Героем Советского Союза в 42-м, Александр – в 45-м, командуя батареей самоходок. Оба посмертно.

Я не знаю, во что они верили. Просто так бывает, что сердце верует в одно, а ум – в другое. Ум можно обмануть, запутать, сердце – нет, и поэтому оно пусть не сразу, но побеждает. В Евангелие об этом сказано немного иначе. Дерево узнают по плодам. Не имеет значения, как плод выглядит и как мы его называем. Сегодня мы вспоминали тех, чьи плоды для нас святы. Помяни их, Господи, во Царствии Твоём.