...Папа ежедневно писал нам письма с войны и из двух госпиталей. Хоть небольшую почтовую открытку, но обязательно пришлёт. В первых числах октября 1943 года мы получили на него похоронку. Море слёз, рыдания, крики... А на следующий день – его письмо. Письма ещё приходили, потом перестали. Семья не поверила в его гибель, родня и соседи – тоже. Окончилась война, мама всё продолжала ждать папу, своего защитника и опору. Сделали запрос, но получили повторную похоронку: погиб 1 октября 1943 года. Шли годы. Я выросла, мне уже стало 40 лет, мама постарела. Но всё это время она отказывалась верить в смерть мужа, не знала слова «был», а всё – «придёт». И я решила свозить маму на могилу папы. Сказано – сделано. На майские праздники в судах не назначались дела (а работала я адвокатом, ни от кого не зависела), в образовавшееся «окно» в конце апреля 1977 года мы выехали из Кирова. Три поколения: жена, дочь, внук Сергей, названный в честь деда.

На другой день были в Москве; на Павелецком вокзале – столпотворение! Наконец приехали в Ворошиловград (так раньше назывался нынешний Луганск), где жили наши родные. Нас встретили радостно. 1 мая вместе с ними мы пошли на демонстрацию. С трибуны чествовали трудящихся, которые дружно кричали: «Ура!» Очередная здравица: «Да здравствует Генеральный секретарь ЦК КПСС любимый Леонид Ильич Брежнев! Ура, товарищи!» – и ни одного голоса в ответ! Мы были шокированы – у нас такого не бывало...

2 мая с утра поехали в Краснодон, чтобы почтить память героев-молодогвардейцев. В автобусе сын захотел стоять у окна, я отговаривала – так, по нашему разговору, пассажиры узнали, что мы русские. И понеслось! Как нас ругали, хватали за руки, за одежду, толкали, пинали ногами: «Да вы кацапы, проклятые москали!..» – и ругательные слова. Оказывается, их близкие погибли ни за что ни про что. Немцы истребляли молодёжь от 14 до 30 лет за членство в «Молодой гвардии». Увидев на улице даже случайного прохожего, расстреливали безоговорочно. Такого наслышались мы в том автобусе, не укладывается в голове! Перекричать не было возможности. Зять, хохол, объяснил им по-своему, что мы с Урала, едем к папе на могилу в Днепропетровскую область, а сейчас пожелали почтить память молодогвардейцев. Крики утихли, отношение к нам сразу изменилось: сынишку стали угощать лакомствами, усадили у окна, наперебой стали звать в гости. Мы объяснили, что у нас тут родственники и гостить некогда. Из первых уст мы узнали, что никакая партийная организация не руководила молодёжью, они сами создали своё движение. И их подвиг, без наставлений партии, стал для нас ещё более значимым, более понятным

и близким – они боролись с захватчиками родной земли. Люди рассказывали о жизни при оккупации и после, вспоминали погибших родственников, знакомых... Кстати, писатель А. А. Фадеев, автор романа о «Молодой гвардии», жил в доме Кошевых и создал образ этой семьи с большой фантазией.

Пошли мы в музей-мемориал. У Вечного огня в оцепенении слушали биение своих сердец.

В музее было малолюдно. Не обращая внимания на служащих музея, я рыдала перед каждым экспонатом: ложка Ульяны Громовой, старенькое рваное пальтишко Сергея Тюленина, вещи других членов организации, документы, фотографии – всё потрясающе трогательно. Гибель молодёжи, их страдания, мучения. Внутри всё закаменело. Вышли мы абсолютно опустошёнными. У племянницы Галины муж чудом уцелел. Всю молодёжь в Краснодоне немцы уничтожали. Её Николая, подростка, сумели спасти, спрятав в погребе. Искали парней и девчат по спискам, составленными предателями, немецкими приспешниками.

Богато накрытый стол нас не интересовал, после всего увиденного в музее «не лезло в глотки». В этот же день последним автобусом мы вернулись в Луганск.

Поездом мы добрались до Днепропетровска, пересели на теплоход и утром 5 мая прибыли в село Войсковое. Председатель сельсовета в списках и журналах нашла Злобина Павла Семёновича. Мама обрадовалась: «Ну вот, что я вам говорила?! Не наш это, наш – живой!» Но председатель зачитала: «Злобин Сергей Петрович, 1907 г. р., уроженец д. Мериновщина Вятско-Полянского района Кировской области, значится захороненным в могиле № 14». Сомнений не было – это он.

Нас определили на постой к семье Омельченко А. И., сторожу сельсовета. Глава семьи Алексей Иванович, уроженец этого села, участник Днепровской битвы, инвалид без левой руки, повёл нас к папе. По дороге рассказал, что сражение было страшным, кровопролитным, вода в многоводном Днепре была красной... А весной трава выросла красная, вот насколько пропитана земля была кровью.

Окраина села. На крутом берегу Днепра, метрах в тридцати от последнего дома, рядом с частным садом, – братская могила в виде пяти бугров земли, обложена бетонным бордюром и обнесена металлической оградой. На всех могилах растут цветы, рядом посажены тутовые деревья. Спиной к реке стоит на постаменте каменный солдат в натуральный рост, без головного убора; в правой руке автомат, в левой – цветы. Рядом с памятником – гранитная плита, где золотом высечены фамилии и инициалы 155 бойцов, «...и др.». Сколько ещё их, за этим «и др.»!

Я заголосила, запричитала: «Папа, прости, что за 34 года мы впервые к тебе приехали!» Долго не могла успокоиться. У мамы – ни слезинки... Мы сели на бордюр, налили стопку, прикрыв куском хлеба (по обычаю), поставили на землю возле себя, прямо под взглядом солдата-памятника.

На могиле мы были не более получаса, обратно не шли, а понуро брели. Пришли в дом Омельченко, мама сняла с головы платок, и все мы увидели её голову абсолютно белой. «Когда ты запричитала, – говорит мама, – у меня под платком стали подниматься волосы». Мама вмиг поседела как лунь, а до того не было ни одного седого волоска.

Ко Дню Победы в дом Омельченко съехались дети, сын и дочь, их мать была на седьмом небе от счастья видеть здоровыми своих детей. Мы уходили к папе, чтобы не путаться под ногами у гостеприимных хозяев. Уже без стопки отчитались перед каменным солдатом, перед папой: мама на пенсии, получает 25 рублей, имеет комнату в 11 квадратов в коммуналке, с печным отоплением, без удобств, часто болеет. Помогла мне получить два образования, ко мне приезжает, но постоянно жить у нас не хочет... Я работаю адвокатом, по совместительству преподаватель в техникуме. Он же мечтал, чтобы я стала учительницей. У меня хорошая квартира. С мужем в разводе, одна воспитываю сына. Не раз была замужем, но так и не встретила мужчину, похожего на папу. По белу свету помоталась, однако на жизнь не жалуюсь. Только очень нам не хватает мужа, папы, дедушки!

Через дорогу от братской могилы – огромный молодой парк, куда сын несколько раз пытался сбежать. Хозяйка дома по соседству с мемориалом пасла курицу-наседку с цыплятками, сказала нам: «Не ходите в парк и хлопчика не пускайте, там до сих пор снаряды рвутся. С войны "начинка" осталась, потому и посадили парк. Ищут, находят снаряды, но не всё пока обнаружили».

Братская могила – на крутом берегу, метрах в 50 от обрыва. Перед глазами встаёт трагедия во всей её правде... Немцы на крутом высоком берегу, где доты, укрепления, укрытия, а перед ними – широкая гладь реки, за рекой, на равнине, наши войска готовятся к наступлению, всё просматривается как на ладони. Готовились долго. Здесь папа привечал девочку Марусю, мою ровесницу, сироту, родители которой погибли. Папа делился с ней своим солдатским пайком, много о ней рассказывал в письмах. 28 сентября, за несколько дней до гибели, папа написал нам: «Сегодня ночью идём в наступление. Выживу – отпустят на побывку, не выживу – прощайте и вспоминайте меня». На крутом берегу мы поняли, какой ценой досталась та победа. Папа плавать не умел, попади снаряд в его плотик, он со своей пушкой камнем пошёл бы ко дну. Но он похоронен уже на правом берегу Днепра! Уцелел на воде, но не уцелел на земле... И это его Победа!

9 мая был митинг у сельсовета. С него всех нас повезли на автобусах на главную точку наступления. Мимо папиной могилы № 14. А сколько же таких могил на территории Войскового сельсовета! Километра три-четыре ехали по пологой дороге. На самом берегу у реки – снова митинг. Оказывается, на крутом берегу захоронены солдаты-штрафники, которых бросили в атаку с целью отвлечения от главного удара. По существу, эти люди были просто-напросто пушечным мясом... Речи, клятвы помнить погибших. А мы стояли у высокой мемориальной стелы, и нас терзали мысли: сколько же здесь погибло воинов, скольких не дождались дома! На этой стеле перечислены дивизии, полегшие здесь, – десятки! Поседеешь тут. Да тут можно сойти с ума!

Находиться в селе дольше не было сил, мы поехали домой. В Москве родные – папина племянница Римма и её муж Анатолий, главный редактор газеты при Генштабе Минобороны СССР, как могли, старались вывести нас из угнетённого состояния. Зять вызвал служебную машину, катали нас по Москве, надеясь, что мы как-то «отойдём» от поездки к папе. Не «отошли»...

В 2002 году я уже одна поехала к папе, взяла горсть земли с его могилы и высыпала на мамину могилу в селе Слудка, на нашей милой родине. А ночью увидела сон: папа с мамой, держась за руки, идут по Мериновщине. Да, сейчас они уже вместе...

Вторая поездка к папе меня окончательно «добила». Одиноко стоит каменный солдат на постаменте, нет рядом гранитной плиты с фамилиями погибших солдат. Все могилы-бугры сровнены, сиротливо цветут две астры, нет ни тутовых деревьев, ни бетонного бордюра, ограда сдана кем-то на металлолом... Частный дом с садом отгорожены очень высокой сплошной стеной, но отрадно, что высоко от земли желтеют (может, медные?) пластины – фамилии захороненных тут бойцов перенесли с гранитной разрушенной плиты. Не считала, все ли 155 человек, но имя папы есть...

С 1977 года не могу прийти в себя. За Родину, за Сталина гибли, гибли. Пожилые, молодые, подростки, дети. 70 лет прошло, как погиб отец, а сердце не перестаёт кровоточить. В 36 лет погиб он, молодой, красивый, любящий, любимый, потомственный крестьянин, землепашец.

Вечная ему память. Вечная память всем жертвам войны.

В феврале 2014 года я публиковал в «Вере», в рубрике «Память», статью о Великой войне народа с фашизмом (№ 702). Хотел бы продолжить. Но события последнего времени подкорректировали тему.

Война. Бессмысленная и беспощадная, как все войны, но с изюминкой. Точнее, с шоколадинкой. Война с теми, кто считает себя «истинными» патриотами-украинцами, и теми, кто считает себя людьми. Назвать гражданской войной это уже нельзя.

Я назову это креативно: программа «УТИЛИЗАЦИЯ». Широкопрофильная, широкомасштабная. В утиль идет всё: покрышки, оружие, боеприпасы, техника, дома, заводы, шахты, электростанции. Короче, всё, что подлежит уничтожению. Особенно утилизации подвергаются школы, детские сады, больницы, жилые кварталы и собственно их население. Гитлеру и не снилось так столкнуть лбами население, чтобы оно дралось между собой до полного уничтожения. Но у Гитлера была идеология, которая сплотила его народ и подняла против всего мира. И он почти победил, пока не пришёл к русским. Тогда они звались советскими, что сути не меняет. Мы знаем, чем он закончил.

Сейчас не то русские, говорящие по-украински, не то украинцы, говорящие по-русски, борются за жизнь. Одни – за право видеть Европу и мыть там унитазы, другие – за право жить у себя дома по заповедям. Множество жертв с обеих сторон, и конца войны не видно.

Славянск, Краматорск, Красный Лиман... Красивейшие места, сплошные пионерские лагеря и базы отдыха вдоль Северского Донца. А ещё Свято-Успенская Святогорская лавра. Места, где я родился и провёл лучшие годы. Сейчас это места массовой утилизации.

Мой отец, старый коммунист-атеист, принял крещение с началом украинской войны. Живёт в родительской хате, прячется в подвале от фашистских снарядов, как в детстве в оккупации. Вырыл окоп в огороде, на ночь прячется с женой в подвале, куда перенесли семейную икону, фотографии детей и правнуков, запас продовольствия и лопаты на случай завала. 9 Мая впервые в жизни не надел парадную форму и не пошёл к сельсовету. Не рекомендовали...

Об одном жалеет – что, отдав защите Родины 30 лет, не сможет защитить свой дом. «Калашникова» нет. А жаль. Не хочет погибнуть зря. Уже трое суток с ними нет связи...

С давних времён стоит в конце его огорода церковь. Кладбище рядом. Как граница между жизнью и смертью.

А теперь и как защита.

Дай Бог им жизни!

Здравствуйте, многоуважаемые сотрудники и читатели газеты «Вера»! Пишет вам Лемаева Наталия из Нижегородской области. В 2013 году я обращалась в вашу газету за помощью. От всей души хочу поблагодарить людей, которые мне помогли! Благодарности моей нет предела! Я и с коммунальными долгами рассчиталась, и поправила здоровье, насколько это было возможно. Мне оказали помощь и деньгами, и одеждой-обувью, и даже продуктами. Вашу газету читают очень, очень хорошие люди! Доброты вашей не забуду, как и участия в моей судьбе, молюсь за вас! Выпуская такую газету, дорогая редакция, вы делаете неоценимо доброе дело, и вам это добро вернётся сторицей! Желаю процветания газете «Вера», всем сотрудникам и читателям – здоровья и счастья, всего доброго, светлого и крепкого. Низкий вам поклон и храни вас Господь!

С величайшим уважением –